Искры

Глава 4

В городе Ван, в той же лавке того же постоялого двора, где некогда торговал мосульский ходжа Торос, теперь за просторным письменным столом сидел один господин. Старая азиатская лавка совершенно преобразилась, она превратилась в торговый дом европейского образца. Бухгалтер, кассир, приказчик, писари — каждый имел свое место и исполнял свои обязанности. Изменились даже сорта, количество и качество отпускаемого товара. Преобразился и господин, сидевший за столом. В молодости он не отличался крупным телосложением, а состарившись, стал еще меньше. За большим письменным столом видна была лишь верхняя часть груди и маленькая головка с длинными седыми волосами. Из почтенных седин выглядывало задумчивое лицо с беспокойными глазами, свидетельствовавшими о неукротимой энергии делового человека. Он не вмешивался в работу, работа совершала свой круг, подобно заведенной машине, лишь изредка обращались к нему с тем или иным вопросом. Он был хозяином и управляющим торгового дома.

Рядом с ним сидел господин в черном костюме, он вертел в руках черную шляпу с широкими полями, которую временами, как бы отдыхая, вешал на свою тросточку. Этот господин так же был близок к старости. Черный цвет волос еле пробивался сквозь седины на голове и в бороде его. Спокойное лицо его, подобно лицу младенца, поминутно улыбалось. По-видимому, он был давно знаком с владельцем торгового дома. Приехав недавно из Битлиса, он поспешил навестить его.

— Простите, друг мой, — продолжал начатый разговор хозяин, встав и вновь погрузившись в свое просторное кресло, — вся моя одежда сшита из местной ткани; скажите, пожалуйста, чем она плоха? Правда, она не отличается тонкостью европейской ткани, но зато прочнее и дешевле. Если б каждый из нас мог удержать себя от тяги к роскоши, мог довольствоваться продукцией местной промышленности, деньги наши не утекали бы в Европу, они оставались бы в нашей стране.

— Разве местный товар не расходится? — спросил прибывший из Битлиса.

— В настоящее время покупателей у нас довольно много, — ответил коммерсант, приложив руку ко лбу, как бы соображая, не ошибается ли он. — Но знаете ли, друг мой, сколько усилий, сколько жертв мне стоило привлечь массового потребителя.

На лице битлисца отразилась искренняя радость.

— Скажите пожалуйста, — спросил он, — вы экспортируете товары за границу?

— Да. Наши ткани мы вывозим в Персию, в страны Малой Азии, даже в различные города Закавказья. Это, действительно, коммерция. Прежде мы не были коммерсантами, хотя и считали нас коммерческой нацией. Мы были только жалкими посредниками покупали у одних, продавали другим, мы были тогда простыми торговцами. Теперь же совсем иное.

Он приказал принести несколько образцов шерстяной ткани. Принесли, положили на стол.

— Вот чуха[156] из нашей ткани, — обратился он к собеседнику, — в прошлом году на Парижской всемирной выставке она получила первую премию среди азиатских тканей.

Битлисец смотрел с восхищением.

— Великолепные ткани, — воскликнул он, — очаровательные! Правду вам сказать, мне стыдно сидеть перед вами в моем одеянии. — Он указал на свой костюм, сшитый из тонкого английского сукна. — Неужели ваша фабрика их выпускает?

— Да, наша, — ответил коммерсант с самодовольством. — Кто может иметь такую прекрасную шерсть, какую дают наши овцы и козы? К несчастью, до сей поры не имели возможности использовать наше сырье. Европеец увозил нашу шерсть и наш хлопок, перерабатывал их в ткани и продавал нам же по удесятеренной цене. Мы набивали карманы чужеземцев, а сами оставались нищими.

— Да, так было… — печально повторил битлисец, потом спросил. — На каких условиях работают рабочие вашего предприятия?

— Рабочие имеют свою долю в общей прибыли, — ответил коммерсант. — После долголетнего опыта я пришел к выводу, что рабочие должны быть сотоварищами в предприятии. Это мероприятие удвоило их энергию, привязало к производству. Они имеют ссудо-сберегательную кассу, что дает возможность помогать товарищам в случае болезни или потери трудоспособности. Я сам покупаю на моей фабрике нужный для моего магазина товар, как и всякий чужой.

— Это высокочеловеколюбивое начинание, — заметил битлисец, возводя глаза к небу, как бы желая сказать; «Будь благословен, сын мой!..»

Беседа была прервана приходом старика со смеющимся лицом, с несколько согнутой спиной, с окрашенными краской руками. Подойдя к владельцу торгового дома, он по-приятельски пожал ему руку и с удивлением взглянул на битлисца.

— Вероятно, за деньгами пришли? — обратился к нему коммерсант.

— Зачем еще должен был придти, голуба-душа, — ответил он и подошел к кассиру.

— Лицо этого человека показалось мне знакомым, — заметил битлисец после его ухода.

— Он вам знаком… — заговорил купец таинственно, — это мастер Фанос; в прежние годы он имел небольшое красильное заведение, теперь же настолько усовершенствовал производство, что все ткани моей фабрики я ему отдаю в окраску.

Посетители не давали покою. Один уходил, несколько человек входило. Работа кипела. Вошел господин высокого роста, атлетического сложения, с проседью в волосах; пол затрещал под его крепкими ногами.

Не поздоровавшись ни с кем, он стал посреди комнаты и, указывая рукой на старшего приказчика, обернулся в сторону владельца торгового дома и закричал громовым голосом:

— Скажите этому господину, если в следующий раз тюки не будут доставлены своевременно, я их в море побросаю.

И не дожидаясь ответа, тотчас же вышел.

— Узнали его? — спросил коммерсант, обратившись к битлисцу.

— Узнал… — ответил он. — Бердзен-оглы… лодочник из села Аванц… Он остался таким же неотесанным…

— Но вполне порядочный человек. Теперь он лучший капитан пароходного общества.

— Знаю, я прибыл его пароходом.

Владелец торгового дома переменил тему разговора.

— Скажите, пожалуйста, что нового у вас в Битлисе?

— Ничего интересного нет. Да вот скончался бедный хаджи Исах.

— Неужели? По всей вероятности, крупное состояние осталось после него.

— Не так много, как предполагали. В последнее время он жертвовал большие суммы па различные цели… А часть оставшегося имущества он завещал на постройку школы для детей армян без различия вероисповедания.

На лице коммерсанта отразилось нечто вроде удивления.

— Никак не ожидал я этого от хаджи Исаха, — сказал он.

— В последние годы он совершенно изменился, — ответил битлисец… — во время междоусобных распрей он был одним из тех, которые требовали удаления американских миссионеров из Битлиса. Бедный старик часто повторял: «Они не только от дедушки Просветителя[157] нас отдалили, они нас отторгли от нашего родоначальника Айка… ожесточили нас против родных братьев наших…»

Пробило два часа.

Владелец торгового дома встал.

— Надеюсь, вы будете настолько добры, согласитесь пообедать у нас.

— С большим удовольствием, — ответил битлисец, также вставая. — Я давно не видел вашей жены и детей ваших, хотел бы навестить их.

Они вышли из торгового дома. Проходили по ровным, чистым улицам. Справа и слева возвышались двухэтажные и трехэтажные каменные дома. От прежних грязных и узких улиц не осталось и следа, исчезли также полуразрушенные мазанки из глины или сырцового кирпича. Везде было опрятно и красиво. Не встречались люди в лохмотьях, хватавшие прохожих за ворот, требовавшие подаяния. Женщины не прятали в чадры своей одежды и своих лиц, боясь нападения какого-либо наглого негодяя. Не было слышно слова «гяур»[158]. На улицах магометане приветствовали христиан еще издали. Во дворце паши сидел губернатор-христианин. Был час окончания школьных занятий. Мальчики и девочки с сумками за спиной или подмышкой заполнили все улицы. Невозможно было пройти. Некогда по этим улицам скакали пьяные янычары с оголенными саблями в руках или шныряли звероподобные аскеры[159] похищавшие все, что попадалось на глаза. При виде их жители средь бела дня прятались в домах, накрепко запирали ворота. Теперь эти варвары исчезли, исчез и страх, сковывавший людей.

Они остановились перед хорошеньким домиком. Вошли в тенистый двор, усаженный деревьями. Под одним из деревьев сидела пожилая благовидная женщина и что-то вязала. Увидя вошедших, она отложила рукоделие в сторону и пошла им навстречу.

— Ах, господин Мисакян! — воскликнула она, — я совсем не ожидала вас увидеть… Как поживаете?.. Какими судьбами?.. Какой ветер вас сюда занес?.. — ошеломила гостя множеством вопросов.

Господин Мисакян дружески пожал руку хозяйки.

Этот почтенный человек, одетый во все черное, был иерей битлисских армян-протестантов — Джаллад, именуемый теперь по фамилии — господин Мисакян. А гостеприимный хозяин дома — наш давнишний знакомый Саго, которого теперь называли Саркис Сепухян. Изменились обстоятельства, переменилось и имя его. А супруга его была дочь тер Тодика — Сона. Он женился на дочери своего давнишнего учителя. Счастливая семья имела несколько душ детей, старший сын обучался в Германии.

Тер Тодика давно не было на свете, он умер с гадательной книгой в руках.