Соль земли

1

Долго Марей был между жизнью и смертью. Он часами лежал, дыша так тихо, что Арина Васильевна то и дело подходила к нему убедиться, не отошёл ли он.

– Почему он такой смиренный-то, доктор? Ни застонет, ни заохает… Будто нет его, – говорила Арина Васильевна, когда врач, осмотрев Марея, складывал свои инструменты в чемоданчик.

– Потому он тихий, Арина Васильевна, что стар. Смерть придёт к нему как вполне закономерное явление, – поблёскивая очками в золочёных ободках, отвечал врач.

– Пожалуй, за Михайлой надо посыльного отправить. Они с Улей в тайге.

– Лучше послать, – посоветовал врач.

Когда врач ушёл, Арина Васильевна решила с посыльным переждать до утра. Была у неё какая-то внутренняя вера, что старик выкарабкается. И в самом деле: на другой день утром она услышала его голос, который не раздавался в стенах дома уже несколько суток.

– Ариша, подойди, голубушка, ко мне.

Арина Васильевна подошла к кровати, села на табуретку.

– Как, Марей Гордеич? Может, чайку тебе с клюквой дать?

Старик не ответил, но, повернув к ней кудлатую седую голову, заговорил о своём:

– Сон, Ариша, сейчас видел: иду будто я к Мише на стан, иду, тороплюсь, и надо мне идти ещё быстрее, а в ногах силы нету. Взошёл я тут на высокий яр, посмотрел вниз и думаю: а зачем я пешком иду, когда лететь можно? Разбежался я что было мочи и прыгнул с яра. И чую, как ветер подхватил меня и понёс. Лечу я так быстро, что дух захватывает. Взглянешь вниз – лес приветно зеленеет, Таёжная играет; посмотришь вверх, а там небо синеет, облака плывут… Лечу, и вся-то Улуюльская тайга из конца в конец мне видна. Вижу: в одном месте дымок над лесом струится. «Знать, думаю, стан Михаила Семёныча». Узнал меня Миша, шапкой размахивает, кричит: «Ты что, Марей Гордеич, давно ли летать по-птичьи научился?» Тут я, Ариша, и проснулся.

– Хороший сон, Марей Гордеич. На поправку пойдёшь, – сказала Арина Васильевна и подумала: «Очкастый-то доктор, кажется, пальцем в небо попал!»

– И то правда, Ариша. Проснулся, дышать легче, головой вот свободно ворочаю, в ногах охотку на ходьбу чую.

– Блинков тебе со сметаной испечь, Марей Гордеич? – спросила Арина Васильевна.

– А что ж, съем, пожалуй, Ариша, – ответил старик и проглотил слюну, вдруг почувствовав острый приступ голода.

Печь у Арины Васильевны уже пылала. Она налила в глиняную чашку два стакана сливок, положила горсть белой муки, щепотку соли, всё это тщательно взболтала, и минут через десять блины были уже готовы.

Арина Васильевна помогла старику приподняться, положила ему под голову ещё две подушки.

Марей ел медленно, рука его сильно дрожала. На лбу выступили крупные капли пота. Но все три блина, что дала ему Арина Васильевна, он съел с удовольствием, выпил большую кружку крепкого чая.

– Ещё бы, Ариша, блин съел, а всё-таки не стану. Подожду. Как бы хуже не было.

– Добро, Марей Гордеич, добро. Лучше почаще кушай, чтоб желудок пообвык. Как захочешь опять, позови, я тут в кухне буду, – собирая посуду, сказала Арина Васильевна.

– Спасибо, голубушка! Уж так ты меня уважила, как отца родного! – Старик вытер концом полотенца вспотевшее лицо.

– А ты и есть, Марей Гордеич, отец родной. Да не одной мне, а всему нашему селу. О твоём здоровье каждый день в сельсовет и колхоз сообщаю. Председатель нашего колхоза Изотов наказал. «Ухаживай, говорит, Арина Васильевна, за ним как можно лучше. Труд, говорит, твой колхоз берёт на себя. Трудодни тебе идут. И всё, что надо – муку, мёд, масло, – в кладовой колхоза бери».

– И за что только почёт такой?! – произнёс старик, и улыбка промелькнула на его исхудавшем лице.

– Как за что?! За то, что первую избу на нашем яру срубил…

Старик скосил на Арину Васильевну глаза и вздохнул. Она посмотрела на него и поняла, что он утомился.

– Отдыхай, Марей Гордеич, отдыхай. Я – на кухне.

Она вышла. Марей лежал на спине, смотрел в потолок, шепча слова, запомнившиеся навечно со времён его бродяжьей жизни: «Пошли тебе господь счастье и избавленье от мук мирских…»

С этого часа Марей стал быстро поправляться.

Однажды Арина Васильевна, войдя в дом, застала Марея у окна. Он сидел на стуле, облокотившись на подоконник. Услышав её шаги, он обернулся, и она увидела, что морщинистое лицо старика необыкновенно похорошело и к нему возвращается та красота долголетия, которой природа одаривает немногих по какому-то неизъяснимому выбору.

– Радёшенек, Марей Гордеич, что в силу входишь? – спросила Арина Васильевна.

– Благодать-то какая! Лист шумит, а тихо, – сказал старик. – А что, Ариша, Мишу с Улей не ждёшь?

– Кто-нибудь будет на днях. Хлеб у них на исходе.

– Ты подготовь харчи, Ариша, унесу.

– А не рано, Марей Гордеич, в путь собираешься?

– В тайге скорей наберу тело, Ариша.

Дней через пять Марей ушёл в тайгу.