Родные гнездовья

* * *

Провожатым в Левкинскую дед Сава отрядил внука Оську.

— Невесту к осени пусть тамока у Антоновых присмотрит. Беда у нас с энтим, — пожаловался он Журавскому, — тутока все свои, в Мыле тож наша родова, до Трусова далече да и не боле в цене тамока наши промысловики, вот в Левкинской, а то и на Мезени ишшом невест да женихов.

Левкинская, подобно поселению деда Савы, была основана таким же смелым охотником Левком Антоновым в верховьях другой реки, вытекающей из Ямозера, Пижмы. От Ямозера отходят две Пижмы: печорская и мезенская. По весне на утиную охоту и рыбный промысел поднимаются в это огромное озеро на Тимане промысловики с обеих Пижм, обмениваются новостями, делятся припасами, сговариваются о свадьбах дочерей или сыновей. Мезенцы настлали лежневку в четыре версты и выкатывают по ней шестипудовые бочки с добычей на свою Пижму; печорцам это без надобности, потому что их Пижма тонкой осокистой виской истекает из самого озера.

В Левкинской давнего знакомца Оську и Журавского встретили радушно и достойно, как делают это в печорских деревнях. Правда, полного сбора жителей не было, так как часть страдала на дальних пожнях и не каждый день ночевала дома. Пост кончился, и угощали всем, что плавало в речке, летало в небе и росло в лесу. Слушали прибывших молча, с почтением к ним, не поступаясь, однако, и своим достоинством. Журавский рассказал, что основной целью его поездки по Пижме будет посещение стоянок академика Чернышева, ходившего здесь с экспедицией двенадцать лет тому назад. Только в конце рассказа глава рода — сын основателя поселения иконописного вида дед Фатей спросил:

— Каков нонь Федосий-от, не приболел?

Журавский сразу не понял вопроса и посмотрел на пришедшего с ним Оську, думая, что спрашивают о его родичах.

— Чернышев-то каков, спрашиваю? — повторил вопрос дед.

— Вы его знаете? — удивился Андрей.

— Как не знать, коли два года по Тиману водил? Можа, че ли наказывал с тобой Федосий-от?

— Жаль, что я не зашел к нему перед отъездом сюда, — вслух огорчился Андрей. А ведь можно было додуматься до этого: кто же еще должен быть у него проводником, если не вы — левкинцы?

— Нет, — возразил Фатей, — наперво проводниками были у него мезенчи — он, вишь, оттуда заходил, опосля ужо мы с сыном, с Амоской. Дык каков он, в каких чинах топеря ходит?

— Здоров и чины у него большие, генеральские, — затруднился Андрей объяснить, что Чернышев — действительный статский советник, профессор, академик...

— Вишь оно как... А пошто он при таких-то чинах ведмедя, как самодь, ист?

Андрей опять сразу не разобрал суть вопроса. Помог молчавший до того Амос.

— Про медвежатину спрашивает отеч.

— А вы разве ее не едите? — удивился Журавский.

— Да нешто мы собаки — зверя-то исть! — взметнул на него глаза старик. — Чать, когтье у него?!

— Дед Сава мне говорил, что глухарей, тетеревов, рябчиков вы возами заготавливаете в пищу и на продажу, а они тоже с когтями?

— Кого? — переспросил старик.

— Про чухарей, косочей, маракуш да рябов спрашиват, — выручил опять Амос.

— Эко сравнил?! Они святой крест, паря, на земле ставят. Ты вот што нам лучше обскажи: много проку в наших каменьях аль пуста затея у Федосия-то была? Есть тутока серебро-золото?

— Нет, дедушка Фатей, золота.

— Знамо, пуста затея, — огорчился старик, — како могет быть богачество, окромя злата? Чо могет быть дороже?

— Дороже, может быть, и нет, а вот нужней есть. Если будете слушать, расскажу я вам немного о богатствах здешних мест.

— Господи, да кому ж не интересны свои места? — изумился Фатей. — Нам скоро умирать, а им вон жить тутока, — кивнул он в сторону двух сыновей и пятерых внуков и внучек. — Жаль, не все в сборе.

— Так вот, — начал Журавский, — цените вы свой край за охотничьи угодья да за богатые луга; нравится вам, что нет тут помещиков да чиновников — все это очень хорошо.

— Неплохо, — поддакнул Амос.

— Но славен ваш край другим: нефть, что копал Чернышев на Ижме, упоминается еще в Двинской летописи, и племя чудь, жившее за полтысячи лет до вас, добывало ее на лекарства. На реке Цильме, чуть повыше того места, где впадает в нее Мыла, еще царю Ивану Третьему работные люди чеканили медные и серебряные монеты, и было это место первым горным казенным промыслом в Московском государстве! За последние сто лет в Академию наук прислали образцы каменного угля из шестнадцати мест Печорского края. Знаменитый ваш земляк — первый русский академик Михайло Ломоносов так сказал про ваши земли: «… в северных землях пространно и богато царствует натура; искать оных сокровищ некому, а металлы и минералы сами на двор не придут». Как клятву запомнил я слова великого Ломоносова и пришел на Тиман учиться искать эти сокровища.

— А к чему тут нефть и каменны уголья? — задумчиво спросил Амос.

— А вот к чему, Амос Фатеевич: надо привезти вам сюда из Архангельска товары — помогут уголь и нефть, сгорающие в машинах. Вот мне рассказывал дед Сава, что куль муки в Усть-Цильме он покупает зимой за двенадцать рублей, а на Каме он стоит четыре рубля, в Сибири — два.

— Нешто забыль? — всплеснул руками Фатей.

— Правда, дед Фатей.

— Знать, забыль — нефть и уголья нужнее золота, — согласился Амос. — Отеч, гость спрашивал вас про проводника — отпусти меня с ним.

— Скоко проходите?

— Мне нужно посмотреть все те стоянки, на которых работал Чернышев по Пижме, и сплавиться в волостное село Замежное. Времени у меня на это — три недели, — заранее обдумал свою просьбу Андрей.

— Скоко положишь? — глянул на него Фатей. — Четвертну дашь?

— Двадцать пять рублей? — переспросил Журавский.

— Так, — кивнул бородой Фатей. — Опять же харч наш.

— Согласен...

— Сбирайся, Амоско. Токо ты, Андрей Володимирыч, не откажи гостинец Федосью от меня свезть. Шкурки выдры ему на шапку да на воротник хочу послать...