Проклятие рода

Свен кивнул, и старики помогая друг другу, д крякнув пару раз, поднялись со скамейки и к крыльцу направились. Ермей, забегая вперед, дверь распахнул.

Любава все также неподвижно сидела у оконца на лавочке, как оставил ее Тихон. Охрюта распластался на столе. Спал еще, но беспокойно. Ворочался, кому-то грозил…

Старики, друг дружку поддерживая за локти, к Любаве сначала подошли. Девушка даже не шелохнулась, смотрела куда-то в одну точку. Тихон слегка подтолкнул друга – смотри, мол. А Свен остолбенел прямо. Перед ним сидела его … Улла, что во сне он видел. Старик даже позвать ее захотел, но горло предательски сжалось, и выдавить смог один лишь звук:

- У-у-у… у-у-у, - и нечего больше.

Тихон посмотрел на него обеспокоенно.

- Что это с ним? Часом не плохо? – и повел, повел в сторонку, на другую лавку, чтоб татарин не особо разглядывал кому девку-то пристроим сейчас. Усадил Свена, головой покачал – старик-то не мог глаз оторвать от девушки. Видно было, как тяжело дышит, а глаза-то загорелись… Жарко стало Свену, шапку скинул, ворот тяжелый распахнул. Ермей выскользнул, ковш с квасом подал. Свен не отводя взора, выпил жадно. Потом к стене откинулся, но все смотрел на нее и смотрел.

Вздохнул Тихон, но делать нечего, надо татарина будить, да побыстрее сладить с ним.

- Эй, сотник! – Толкнул его в плечо раз, другой. Охрюта зашевелился, промычал что-то, но голову поднял, обвел всех помутненным глазом. – Вставай давай, просыпайся. – Тихон опять потрепал его за плечо. Сотник мотнул головой, плечами повел, как бы руку пытаясь сбросить. – Нашел я тебе покупателя! – торжествующе объявил ему Густяк.

- А? Что? Кого? – Не мог никак вникнуть татарин. Взглядом с трудом обшаривал комнату. Наконец, уткнулся в Любаву и… протрезвел вмиг – Шигону вспомнил, зачем послали его сюда.

- А? – повторил, - Кто? Кто покупатель? – на Тихона теперь смотрел.

- Да, вот! – Новгородец рукой в другую сторону показал – Купец истинный из земли свейской к нам прибыл. Скоро назад пойдет, с ним она и поедет.

Татарин пытался внимательно рассмотреть о ком сейчас шла речь. Прищуривался, но кроме копны седых волос в полумраке горницы различить не мог.

Но и Тихон ему времени на раздумья не оставлял:

- Ты цену давай оглашай! Торг начнем, после купчую составим и по рукам ударим, коль сойдемся. Деньги получишь, да и путь, хозяин поди заждался.

Упоминание о Шигоне подстегнуло сотника. Чего тянуть-то, в Суздаль еще гнать надобно обратно. Шигона приказал чтоб быстро, одна нога здесь, другая там, вернуться и охранять велено опальную Соломонию.

- Ты цену-то называй! - Гнул свое Тихон. Свен сидел, прямо как и девушка, застыв в неподвижности. Густяк настороженно посмотрел на одну, потом на другого, но важнее было разобраться с татарином. Тот напряженно думал, что сказать. Как-то он раньше-то не сообразил, надо было у хозяина что ль спросить, сиди теперь, майся. Почем отдавать-то, бес его знает! Да этот еще торопит. Глазки татарина в щелки превратились, закряхтел от раздумий тяжких. Потом, была не была, брякнул:

- Пятьдесят!

- Чего пятьдесят? – быстро спросил новгородец.

- Чего-чего, - передразнил его татарин, - гривен! Вот чего!

- Гривен… - теперь пришла очередь новгородца повторить за ним изумленно.

- А что? – неуверенно произнес Охрюта. Глазки-щелки приоткрылись, настороженно смотрели на купца. Переборщил что ль…

- А то, что пятьдесят гривен это вот столько… – руками показал Тихон, - серебра. Пятьдесят гривен это пять рублей московских… Слушай-ка, - купец присел с ним рядом, стараясь не вдыхать носом тяжелый дух, исходивший от татарина, - ты, я вижу, в делах наших не силен. Твое дело воинское… - Охрюта кивнул удрученно, - но тебя-то ко мне небось почему послали? – И сам ответил:

- Потому что на весь Новгород мое имя честное известно. Так?

- Ну так! – Опять кивнул Охрюта, но смотрел настороженно.

- Тебе небось хозяин еще наказ дал, чтоб и по-быстрому, и не за дешево. Так?

Как мысли читал! Охрюта даже поразился. А купец не спускал с него внимательных глаз.

- Цена твоей девке гривна одна! Ну, две! Но, - видя, как глазки-щелки расширяться стали, добавил, - мы поступим по-другому… В купчей напишем пять гривен, а дадим шесть, одну тебе – за службу! Надо ж и себя возблагодарить? Ну? Согласен? – новгородец впился прямо в татарина.

Охрюта заерзал на лавке. Глазки забегали, с одной стороны не продешевить бы, с другой, все чин чинарем предлагает купец. Да и про имя его Охрюте на наместническом дворе верно молвили.

- По рукам? – Не отставал от него купец.

- Вот бес, привязался! – думал про него неприязненно татарин. _ Да куда деваться-то?

- А купец-то свейский? – Из последних сил уже спросил Охрюта, вспомнил еще один наказ Шигоны.

Тихон быстро повернулся к Свену и сказал по-шведски:

- Свен, быстро говори что-нибудь на своем языке! И еще я назову тебя Нильсом Свенсоном для него. Потом объясню! Ну не молчи же, Свен! – почти умолял его Густяк, видя, что старый друг еще пребывает в оцепенении. Даже Охрюта напрягся в ожидании.

Нильсон очнулся наконец и хрипло пробормотал:

- Что ему от меня надо, Тихон? Что он хочет услышать?

- Ну? Доволен? – Густяк повернулся к татарину. – Свейский купец, зовут его Нильс Свенссон. Родом с острова Готланд.

- Так свейский или с острова? – Охрюта прицепился к последнему слову.

- Какая тебе разница. Это одно и то ж. Только Готланд сейчас под датчанами, кажись, но живут там свейские купцы. Испокон века с нами торгуют. У них там то одно королевство, то два. Сами разобраться не могут. Да свейский он, свейский… - подбодрил Охрюту, видя, что тот еще колеблеться. – Ну, по рукам? – И протянул ладонь татарину с омерзением думая, что сейчас коснется его грязной лапы.

Охрюта нерешительно стал поднимать руку. Густяк не дожидаясь подхватил ее в воздухе и крепко запечатал в своей.

- Вот так! Свершилась сделка! – И не давая передышки, крикнул:

- Ермей! – Вынырнул приказчик. – Дуй к дьякам в избу приказную. От меня скажешь! Оформишь сделку. Продавец… э… имя твое, как?

- Сотник Охрюта. – буркнул татарин, еще до конца не поняв, правильно ли все он сделал.

- А зовешься по имени как? Только лишь Охрюта? – голос купца звучал чуть насмешливо.

- Евсеев сын Алимов. – пояснил пребывавший в сомнениях сотник.

- Сделку затвердишь – Охрюта сын Евсеев Алимов продал девку Любаву купцу свейскому Нильсу Свенссону. Все понял? – и подмигнул так, чтоб татарин не заметил.

Умный приказчик все сообразил. Кивнул и в миг исчез.

- Вина? – хлебосольно развел руками хозяин дома.

- Не-е-е… - замотал головой Охрюта. – Больно шибает оно у тебя… а мне еще в обрат еще гнать… - Терзали его сомнения, все ли так обстряпал.

- Ну посидим, помолчим… покудова Евсей бумагу не справит… - Тихон уселся на свое прежнее место напротив татарина.

- А с деньгами как? – вдруг встрепенулся сотник.

- С деньгами? – Усмехнулся в густую борода купец. – Как принесет купчую Ермей, так и отсчитаю все полностью. Али заранее хочешь?

Татарин кивнул.

- Будь по-твоему! – Купец снова встал из-за стола и вышел не надолго.

Охрюта опять стал изучать Нильсона. И так посмотрит, и этак…

- Так ты швед? – Вдруг спросил его внезапно.

Нильсон пожал плечами, мол, не понимаю, о чем это ты…

- Швед… - Успокаивая себя произнес Охрюта. Потом обернулся к Любаве:

- Слышь, девка! – Она не посмотрела даже в его сторону. – Свезло тебе! – Решил пошутить пока денег не принесли. – Вишь, как быстро товар сбыли. Небось надоели мы тебе… Ничто… повезло тебе почитай… а то б моя воля… - И осклабился.

Свен с ненавистью посмотрел на сотника, который только что спокойно торговал и продал человеческую жизнь и судьбу. Но Охрюта не замечал. Тут и Тихон вернулся. Выложил перед татарином горстки монет – одну большую – пояснил:

- Здесь пятьдесят «новгородок», что есть пять гривен или полрубля московского, - на другую, меньшую показал, - здесь в «московках» тебе двадцать штук, что есть десять новгородок или одна гривна. Хозяину отдашь в новгородских деньгах, себе возьмешь в московских.

- Умно! – Подивился Охрюта, и начал сгребать деньги со стола.

- На! – кинул ему купец два кошеля – большой и малый. - От меня тебе. Чтоб не перепутал. – И громко засмеялся.

Евсей вернулся быстро, протянул купчии хозяину. Тихон быстро пробежал глазами, потом протянул одну Охрюте, другую оставил у себя.

- Ну вот, все по чину. Дьяк скрепил, теперь и дело свершилось. Был товар ваш, стал наш!

Татарин внимательно вчитывался, водя кривым пальцем, словно буквы знакомые отыскивая, иногда глазки зажмуривал про себя что-то повторял. Потом закивал:

- Якши! Все верно!

- Ну коли верно… вот тебе Бог – обернулся Тихон на иконы, что были за его головой, перекрестился - а вот тебе порог! – И на дверь указал. – Поспешать тебе надо служивый!

- Да! – Согласился Охрюта, отыскал свою лисью шапку и заторопился. И не медля вышел.

- Тьфу, нехристь! Прости, Господи! – еще раз перекрестился хозяин и приказчику, - Проветрить тут надобно… От духа нечистого. Да ладаном обкури!

Свену и Любаве:

- А вы гости дорогие, пойдем покудова в другую светелку.

Ермей к лавке подошел, помог Любаве подняться, девушка пошатываясь побрела туда куда Тихон ей указал, а приказчик распахнул окно, впустил морозный воздух, высунулся, посмотрел что-то на дворе, потом обернулся к хозяину:

- Отъехали уже!

- Ну и… - недоговорил Густяк, рукой лишь махнул, дверь за собой прикрывая.

Любава не понимала, что происходит. Почему, вдруг, этот странный старик – чужеземец, которому ее продали, как она поняла из происходившего, стоит и плачет, и смотрит на нее совсем не как хозяин на рабыню или холопку, силится что-то сказать, но вместо слов из его горла вырываются лишь скомканные звуки.

Вошел Тихон. Тоже обеспокоенно посмотрел на старого друга. Свен, сквозь слезы показывал на Любаву и лишь силился произнести имя:

- Улла! Улла!

Тихона вдруг озарило. Он вспомнил, что так звали давно умершую дочь Нильсона.

- Ах, вот в чем оно дело-то… - Догадался купец. – Дочку она ему напомнила.

Он повернулся к Любаве и увидел, что она тоже с недоумением и любопытством смотрит на Свена.

- Повезло тебе, девица! – Ласково сказал Тихон. – Доброму человеку ты досталась. Теперь будешь, как у Христа за пазухой. Это мой очень старинный друг, побратим можно сказать… От псов московских уберегли мы тебя. Видать много ты им насолила, что решили избавиться, на чужбину выслать. Ну, слава Богу, - перекрестился истово, - не прирезали, а то еще чего хуже. Покудова поживешь на Немецком дворе у Свена, там они тебя не достанут, да и купчую мы состряпали, что продал татарин проклятый тебя неизвестному купцу. А дьяки, свой куш получив, подмахнули и скрепили. Поживешь, осмотришься, отойдешь душой… Никто неволить тебя ни в чем не будет. Ты не смотри, что Свен все помолкивает, да плачет. Видно дочку свою вспомнил. Уллой звали ее… Умерли у него все родные – чума была в Стекольне. Вот ты и напомнила ему… А по-русски он говорит не хуже моего…