Из любви к искусству

— Ниссэ Нэрданель…

Рубашка скользнула по лицу, затем она чуть не ткнулась носом в ту грязную сетку на крюке и, заторопившись, рванула за порог. Под ногами захрустел утоптанный в землю гравий, дверь за спиной хлопнула еще раз.

— Нэрданель!

Происходящее напоминало полубред-полукошмар. Мазнув по лицу ладонью, Нэрданель ускорила шаг, но почувствовала на плече чужую руку.

— Не трогайте меня! — обернувшись, в бешенстве рявкнула она.

Принц отшатнулся.

— Это свинство! Подлость! Да как вы вообще посмели?! Так водить меня за нос! И за что?! Вы просто подлец! Хуже газетчиков! Говорю, не смейте меня трогать!..

Она кричала, нимало не беспокоясь тем, что кто-то может услышать. В глазах быстро возникла какая-то красная пелена, потом она затуманилась, и Нэрданель, пытаясь отогнать ее, снова мазнула по лицу, но ощутила влагу.

«Этого еще не хватало», — возникла мысль где-то в незатронутой яростью части ее сознания.

Развернувшись на каблуках, она быстрым шагом пошла прочь от проклятого домишки, но добралась только до изгороди. Там села, рывком сдернула с головы шляпку и разревелась, прижав ее к лицу.

Кажется, она продолжала что-то выкрикивать или скорее выплевывать между всхлипами и рыданиями. Слезы невиданного прежде позора и унижения лились нескончаемым потоком, и только когда немного поиссякли, она поняла, что кто-то настойчиво зовет ее по имени и гладит по плечам.

— Я же сказала: не трогайте меня!

Куруфинвэ опустился перед ней на корточки; сначала он удержал равновесие, но от второго тычка в грудь все же покачнулся и неловко сел на землю. Взбешенная и растрепанная Нэрданель вскочила на ноги, смерила его яростным взглядом и в довершение швырнула скомканной шляпкой. Он безропотно снес и это и остался сидеть, тупо глядя на нее снизу вверх.

— Принесите мне воды, — наконец потребовала Нэрданель, ожесточенно утерлась рукавом и опустилась обратно на изгородь.

Принц, не говоря ни слова, поднялся и пошел в дом.

— …все же это вы мне тогда написали.

Нэрданель продолжала клацать зубами о край стакана, комкала насквозь вымокший платок и делала вид, что не слушает. До этого принц уже промямлил что-то там про нежелания и заблуждения.

— Будьте любезны, замолчите.

— Полагаю, все это можно считать досадным недоразумением, — проигнорировал он ее просьбу.

— Недоразумением?! — снова взорвалась Нэрданель. — Это точно перестало быть недоразумением, когда вы подкараулили меня в Университете!

— И как же мне надо было поступить?! — похоже, потерял терпение Куруфинвэ. — Дать вам влипнуть в неприятности?!

— Глядите, какая забота! Поэтому вы сами же меня в них и подтолкнули?!

Несколько секунд они возмущенно смотрели друг на друга, потом оба отвернулись.

Нэрданель отставила стакан на камни и с остервенением стала перерывать сумочку — принялась искать пудреницу. Принц уставился на руки и принялся ковырять свои пластыри.

— Значит, над тем миленьким Тириончиком вы корпели, не догадываясь о личности одариваемого? — спустя пару минут вдруг спросила Нэрданель и с отвращением хлопнула крышечкой — большую часть зеркальца занимал ожидаемо припухший красный нос.

— Нет, — мрачно ответил Куруфинвэ.

— Ха-ха, — мстительно порадовалась Нэрданель. — Так вам и надо.

— Я думал, это для отца, — еще более мрачно уточнил Куруфинвэ.

— Поразительная близорукость… Откуда вообще эта идиотская идея? Загадочный мастер, тайная переписка?

— Кто бы говорил… И я не собираюсь ничего вам объяснять.

— Да потому что нечего тут объяснять. Это все ваша манера казаться не тем, кто вы на самом деле.

— И кто же я на самом деле?! — взвился Куруфинвэ и, вскочив на ноги, навис над ней. — Что вы вообще обо мне знаете?! Ничего! Думаете, я не вижу, что вы там себе придумали?! Что я равнодушный, бессердечный, себялюбивый эгоист!..

— То есть это не так? — с издевкой вставила Нэрданель.

— …Всем вам интересно только самое очевидное!

— …Вы как бы строите из себя эгоиста, а остальные должны догадаться…

— …и объясняться ни перед кем я не собираюсь!..

— …и получается такой сомнительный подарок с сюрпризом…

— Я уже сказал вам: я далеко не подарок!

Он замолчал, тяжело дыша и стиснув кулаки. Нэрданель аккуратно поставила сумочку на изгородь, поднялась и, слегка качнувшись на носки, ледяным тоном сказала ему прямо в лицо:

— Не смейте на меня кричать.

Отступив назад, он переменился в лице, отвел взгляд и, помедлив, сел обратно. Нэрданель тоже.

— Извините.

Не ответив, она опять полезла за зеркальцем, а принц склонился и, раскачиваясь, принялся расчесывать тыльную сторону ладони. Бурая россыпь подсохших ранок тут же набухла красными крапинами.

— Вы просто ничего не понимаете — ни-че-го. Знаете, что в конечном итоге за всем этим стоит? Вы же слышали? «Такой же странный, такой же ненормальный».

— Я слышала немного другое.

— Меня тошнит от всего этого! Каждый только и норовит почесать язык на эту тему: «ах, какая одаренность, не иначе как в…», «ах, как жаль, что она не видит!..», «ах, какие необычные увлечения для вашего положения!..» Ужасные булыжники… Во Тьму все это! Не хочу делать что-то и ждать потом новых сплетен.

Нэрданель промолчала, и он, не дождавшись реакции, продолжил:

— Ладно, мне-то плевать. Мне — плевать. Но дело не только в этом! «Пожалуйста, ты женился на замарашке со странностями, и ничего хорошего из этого не вышло. Так будь добр, приструни хотя бы своего чокнутого сына!»

— Вы всегда придумываете за других такие грубые суждения?

— Я знаю, о ком говорю.

— Мне повторить?

— То есть вы думаете, что если я завтра все расскажу, мне только одобрительно похлопают?

— Ну… — откинувшись и вытянув вперед ноги, проговорила Нэрданель. — Думаю, будет скандал. Бурные обсуждения. Потом все свыкнутся… Да подождите вы, дайте я договорю! Свыкнутся, хотя иногда будут вспоминать и болтать за спиной… Но скандал был и после того вашего отъезда, а поскольку никто ничего не знал, пересудов было на много месяцев. И вы-то, кстати, всего этого лично избежали. В отличие от короля.

— Больно вы знаете, — пробормотал Куруфинвэ.

— А он-то знает?

Куруфинвэ правильно понял вопрос и нехотя кивнул.

— А мой отец?

Куруфинвэ кивнул снова.

Подумав, Нэрданель спросила еще:

— В том пакете, за которым вы заходили, были драгоценные камни?

— Нет. Камни у меня все свои… Я их… А, неважно. Там был хороший жемчуг. Для очередного ожерелья очередной Ингвист… Ингва… в общем, какой-то из них. А я ненавижу жемчуг, — и зачем-то стал подробно пояснять: — Он темнеет, колется, никак его не огранишь, не переделаешь, и потом этот вязкий смазанный блеск… Я стараюсь не работать с жемчугом: это вообще не мой стиль, но она так мило упрашивала. «Глубокоуважаемый мастер», «такие прекрасные элегантные работы», «изумительное колье моей кузины», «скоро долгожданный Осенний вечер», «помогите мне завоевать расположение одной интересной мне особы…» В общем, я согласился, как тут отказать. Осо-оба… Так-то мне по душе камни, они тверды, чисты, и они вечны в своей красоте… Создатель, да что же я несу?..

И он отвернулся и, пошарив подрагивающей рукой, взял что-то с изгороди.

Нэрданель, продолжая исподволь наблюдать, увидела свою посылку. Затрещала злополучная цветная бумага, посыпались на землю клочки. Принц заглянул в тубус, потом вытряхнул из него письмо и сначала прочитал. Дождавшись, когда он достанет и развернет сам рисунок, она все же решила рискнуть и как бы невзначай бросила:

— Я думаю назвать это просто: «Феанаро».

К ее удовольствию, он подскочил, как ужаленный, и уставился.

— Откуда вы узнали?!

— Ниоткуда.

— Откуда?!

— Не скажу. Да не смотрите на меня так: не скажу — и все.

Без толку попрепиравшись, они снова отвернулись друг от друга. Куруфинвэ со странным выражением рассматривал свое нарисованное в трех ракурсах лицо. Анфас, полуанфас, профиль.

Нэрданель выхватила тот миг, когда на террасе в Собрании он разворачивался к ней и, одновременно хватал за запястье — яростный, с пылающими глазами, с взметнувшимися волосами. Голова, изогнутая шея, напряженные плечи вырастали из необработанного основания, словно вырывались на свободу из толщи камня. Он тогда чуть не сломал ей руку, но была в этом порыве какая-то страшная красота. Как будто глухая дверца, всегда скрывавшая его «я», распахнулась и оказалась печной заслонкой.

— Вот ведь ирония: всех так бурно заинтересовала личность этого Ф., а уже потом его работы. А вас, напротив, совсем не заинтересовал он сам. Я бы предпочел наоборот…

Это было не совсем так, но Нэрданель подавила возмущенный порыв и не стала отрицать или оправдываться. Они снова замолчали.

Вокруг было тихо, только шелестел подступающий к дому лес да по-осеннему уныло пиликали в нем птицы. Тракт проходил в стороне, если там и проезжали повозки или подводы, отсюда их было не слышно, как не было слышно и видно горожан, путников и даже далеких соседей. Крыша ближайшего дома выглядывала рангах в двухстах над зеленой полосой изгороди, и только слабый дымок над ней намекал на чье-то присутствие. Близости города даже не ощущалось.

Нэрданель продолжала сидеть, словно ожидая чего-то. Давно уже следовало уйти: привести себя в надлежащий вид, добраться до тракта или спуска и отыскать первого попавшегося извозчика. Куруфинвэ тоже молчал. Он по-прежнему смотрел перед собой, куда-то сквозь бумагу, и указательным пальцем трепал замявшийся уголок листа. Нэрданель вдруг поймала себя на том, что невольно следит за этим движением, разглядывает то ли белую повязку, то ли руку под ней; она очнулась и заскользила взглядом выше — по серому рукаву свитера, по истончившимся на локте, на плече шерстяным петлям, по растрепанным, жестко торчащим в стороны черным волосам. Потом взглянула ему в лицо и почти сразу поднялась на ноги.

— Нэрданель! — позвал Куруфинвэ, вскакивая следом и ловя ее за плечи. Она едва успела выставить перед собой ладони.

— Можно я…? — начал он и не закончил.

— Нет уж, — отрезала Нэрданель и после паузы добавила: — Пока.

========== И так далее ==========

Некоторое время спустя

Финвэ сидел перед столом на развернутом боком кресле и развлекал себя тем, что крутил на подставке письменный прибор. В стаканчиках-домах позвякивали ручки и перья, торчавшая из макушки белого города башня с бриллиантовыми окнами кидала по стенам стайки зайчиков.

— Хватит, — не выдержал наконец Махтано. Он сидел в кресле напротив и занимался тем, что чайной ложкой отмерял бренди и наливал его в чай.

— Какой блестящий пла-ан остался не востре-ебован… — проигнорировал эту просьбу Финвэ. — А я изрисовал эскизами це-елый блокнот…

— Знаю я твои эскизы: одни миниатюрные здания и в лучшем случае деревья, — проворчал Махтано.

— Вот и непра-авда…