Великая Октябрьская

В сентябре план заготовки зерна был выполнен только на 31 %, в октябре — на 19 %. В октябре 1917 г. зерна было заготовлено почти вдвое меньше, чем в октябре 1916 г.

Даже министр продовольствия Временного правительства С. Н. Прокопович не мог не признать: «Если в среднем на всем протяжении армии имеется фуража, скажем, на один или два дня, то в отдельных местах для отдельных воинских частей, несомненно, уже наступил голод… Хуже обстоит положение с вопросом о прокормлении городского населения».

По-прежнему продолжалась война. «Неужели мы должны провести еще одну зиму в окопах?» — спрашивали солдаты.

Рабочие и крестьяне в серых шинелях все яснее понимали бессмысленность войны, которая велась во имя интересов помещиков и капиталистов. Фронтовики наизусть знали едкое стихотворение Демьяна Бедного, опубликованное в начале августа и быстро получившее широкую известность:

Нам в бой идти приказано:

«За землю станьте честно!»

За землю! Чью? Не сказано.

Помещичью, известно!

Нам в бой идти приказано:

«Да здравствует свобода!»

Свобода! Чья? Не сказано.

А только — не народа.

Нам в бой идти приказано —

«Союзных ради наций».

А главное не сказано:

Чьих ради ассигнаций?

Кому война — заплатушки,

Кому — мильон прибытку.

Доколе ж нам, ребятушки,

Терпеть лихую пытку?

Для ведения войны правительство брало новые займы у своих «союзников» — империалистов Англии, Франции, США. Государственный долг России достиг колоссальной суммы — 60 млрд руб. 16 млрд, из них составлял долг иностранному капиталу. Эти займы все больше закабаляли страну, грозили ей полной потерей независимости.

Представители иностранных монополий разъезжали по России, приглядывались, как лучше прибрать к своим рукам ее богатства. Особенно нагло вели себя американские империалисты, наживавшиеся на войне, накопившие огромные суммы.

Дипломатическая миссия США во главе с бывшим государственным секретарем Э. Рутом бесцеремонно, как приказчиков, вызывала в американское посольство для беседы министров Временного правительства. Другая американская миссия во главе с инженером Дж. Стивенсом с такой же бесцеремонностью стремилась установить контроль над железнодорожным транспортом. «Вам будет предоставлен полный контроль во Владивостоке, — писал Стивенсу американский посол Фрэнсис, — и я надеюсь, что этот контроль будет распространен на всем протяжении Сибирской железной дороги».

Господство буржуазии вело Россию к гибели. Продолжение бессмысленной войны, высасывавшей все жизненные соки из государства, развал экономики, растущее закабаление страны иностранным капиталом — все это были убедительные симптомы грозившей катастрофы.

Сам Керенский позднее признавал, что правительство не находило выхода из создавшегося положения, а топталось на месте. «Топтались везде — и в армии, и в аграрном вопросе, и в вопросе о войне и мире. Можно сказать, все государство топталось на месте, зацепившись за кадетский пень».

Не в «кадетском пне», разумеется, было дело, хотя кадеты категоричнее меньшевистских и эсеровских лидеров выражали свою приверженность к буржуазному строю. Дело заключалось в органической неспособности буржуазно-помещичьих кругов, остававшихся у власти, преодолеть всесторонний кризис, найти выход из тупика, разрешить противоречия, накапливавшиеся долгие годы и наконец обнажившиеся.

Только социалистическая революция могла вывести страну на путь спасения и возрождения.

К осени революционный кризис в России назрел. Забастовочное движение рабочих достигло невиданного размаха. Вспыхнувшая в конце сентября всеобщая стачка железнодорожников, забастовка 100 тыс. рабочих Урала, начавшаяся в октябре стачка 300 тыс. текстильщиков Иваново-Кинешемского района, забастовки печатников, московских кожевников, бакинских нефтяников, горняков Донбасса, как могучие валы надвинувшейся бури, потрясали господство капитала.

В ходе забастовок рабочие все активнее, решительнее и организованнее вмешивались в управление фабриками и заводами, устанавливали контроль над производством. Бастуя, они, как правило, выдвигали политические цели — прежде всего о передаче власти Советам. Эти требования решительно выражали также профессиональные союзы и фабрично-заводские комитеты (в октябре состоялась Всероссийская конференция фабзавкомов. В сентябре-октябре прошло также свыше 50 городских, уездных, губернских конференций фабзавкомов и профсоюзов).

Рабочий класс масштабами, остротой, политической направленностью, организованностью своей борьбы демонстрировал готовность к решающему штурму, утверждал себя в качестве признанного руководителя всех трудящихся масс.

Крестьянское движение вылилось в открытую массовую борьбу против помещиков, за фактическую ликвидацию помещичьего строя. Это была, таким образом, борьба против правительства, которое поддерживало и защищало на деле помещичье землевладение. За сентябрь — октябрь в Центрально-земледельческом районе произошло 1349 крестьянских выступлений, в губерниях Поволжья — 1670. Крестьяне громили помещичьи имения (удельный вес насильственных антипомещичьих действий в общем количестве крестьянских выступлений вырос с 5 % в июне до 20,7 % — сентябре и 42,1 % — октябре), вступали в вооруженные столкновения с правительственными войсками. По существу, в стране развернулось крестьянское восстание. Сначала в Козловском уезде Тамбовской губернии, затем во всей Тамбовщине, Рязанщине, Орловщине, в Пензенской, Курской, Нижегородской и других губерниях… Осенью пламя восстания полыхало в 26 губерниях Европейской России.

Это было, как отмечал В. И. Ленин, фактом огромнейшего политического значения. Крестьянское восстание в крестьянской стране! Один этот факт со всей убедительностью свидетельствовал о наличии общенационального кризиса, о том, что дело подошло к последней черте{47}.

Союз рабочего класса и трудящегося крестьянства креп в огне революционной борьбы, объединяя подавляющее большинство населения страны. Крестьяне — бедняки и середняки — поднимались не только против помещиков, но и против сельской буржуазии. Резче, острее сказывалось классовое расслоение в среде крестьянства, и социальная война крестьян против помещиков переплеталась с социальной войной бедноты против кулачества.

С исключительной быстротой проходила большевизация армии. Буквально каждый день в партию вступали тысячи солдат, полки и батальоны один за другим принимали большевистские резолюции. Полностью стояли за большевиков моряки Балтийского флота, солдаты запасных полков. За партией шло большинство солдат важнейших, ближайших к центру страны фронтов-Северного и Западного, ее поддерживала подавляющая часть гарнизонов страны.

В сотнях и тысячах выпускаемых на Западе книг утверждается, что народы России поднялись на революцию только в результате «подстрекательской пропаганды фанатиков-большевиков».

Да, конечно, большевики вели неустанную пропаганду, разъясняя массам положение в стране и задачи революции. Но все дело в том, что эта пропаганда отвечала чаяниям миллионов трудящихся, была направлена на защиту их жизненных интересов.

Образно сказал об этом в 1920 г. уже упоминавшийся Раймонд Робинс, находившийся в России во время революции: пропаганда большевиков сливалась с собственными думами масс, наподобие «дыхания человека, который дует в ту же сторону, что и стихийно поднявшийся ураган».

В новых условиях началась новая полоса в жизни Советов. Бурно росла их активность и действенность, Советы отбрасывали прочь эсеро-меньшевистскую политику, становились на позиции большевиков.

31 августа явилось знаменательным днем в истории Советов и революции. Петроградский (столичный) Совет рабочих и солдатских депутатов впервые за все время своего существования принял большевистскую резолюцию. Это была резолюция «О власти».

Поздно вечером началось голосование. Эсеро-меньшевистское руководство Совета, привыкшее получать большинство, в волнении металось по залу. К четырем часам ночи стало известно: большевистская резолюция получила огромный перевес (279 «за» и 115 «против»). Вслед за этим был переизбран президиум Совета. Руководство Петроградским Советом перешло к большевикам. 5 сентября большевистскую резолюцию принял и Московский Совет. Аналогичные сообщения одно за другим приходили и из других важнейших городов страны. Киев и Харьков, Казань и Уфа, Минск и Ташкент, Самара и Брянск, промышленные города Урала и Донбасса — более 25 °Cоветов России выступали в поддержку большевистского лозунга «Вся власть Советам!».

Этот лозунг, вновь вставший на повестку дня, теперь означал уже призыв к насильственному свержению господства буржуазии.

«…Клич, поднятый в самом начале революции нашей партией: «Вся власть Советам, в центре и на местах», — стал голосом всей революционной страны», — говорилось в декларации большевиков в сентябре 1917 г.{48}

К осени 1917 г. сложились все необходимые условия для успешного свержения господства буржуазии.

Народные массы твердо и решительно выразили свою готовность покончить со старым, подняться под руководством большевиков на борьбу за установление своей власти. «За нами большинство класса, авангарда революции, авангарда народа, способного увлечь массы, — указывал В. И. Ленин в сентябре. — За нами большинство народа…»{49}

Одной из предпосылок успеха в революционной борьбе, как учит марксизм-ленинизм, является наличие колебаний в рядах врагов, а также среди «слабых половинчатых нерешительных друзей революции»{50}.

Эта предпосылка также была налицо. В лагере контрреволюции царили растерянность, неуверенность. Глава правительства и главнокомандующий 36-летний адвокат А. Ф. Керенский метался в поисках путей укрепления буржуазной власти. Напыщенная риторика бесчисленных речей этого самовлюбленного позера и хвастуна не могла скрыть страх перед надвигавшейся бурей и неспособность понять реальное соотношение сил.

Буржуазные и мелкобуржуазные партии пытались найти выход в создании подобия парламентских учреждений, надеясь отвлечь массы от революционной борьбы.

Но народу нужно было реальное осуществление его требований, а не игра в парламент, не пустые споры о министерских комбинациях и коалициях.

В рядах меньшевиков и эсеров усиливался разброд. Внутри этих партий выделялись отдельные группы и группировки. Левое крыло эсеров объявило себя самостоятельной партией.

Вместе с тем наиболее оголтелая часть контрреволюции требовала самых крайних мер для борьбы с народом, старалась сплотить свои силы.

Для того чтобы ослабить революцию, реакционные генералы сдали немцам Ригу, идя на прямое национальное предательство, готовились открыть германским империалистам фронт под Петроградом.