Последний крестовый поход

Хорошо известны условия, на которых Людовик принял крест, за которым, последовали принцы, прелаты и бароны. Предполагается, что членам его семьи и двора было предложено принять крест в подражание своему господину, точно так же, как это сделали бароны и дворяне, по случаю посвящения в рыцари принца Филиппа на Пятидесятницу в 1267 году или после особенно трогательной проповеди легата. Но как насчет тысяч других мужчин и женщин, собравшихся в Эг-Морт весной 1270 года? И как насчет генуэзских моряков? Несмотря на молчание источников, мы, несомненно, должны представить себе массовые церемонии под председательством легата или другого прелата, во время которых происходило принятие креста. Как упоминалось выше, приходские священники должны были знать, кто в их приходе стал крестоносцем и король, вероятно, тоже вел список тех, кто обязался следовать за ним, из числа баронов, его вассалов и членов его семьи. Однако, хотя нет сомнений в том, что Людовик проявлял рвение к крестовому походу, и что бароны, скорее всего, тоже, мы можем задаться вопросом о степени вовлеченности рыцарей и особенно простых людей, которые составляли большинство армии. Все ли они были так же убеждены, как король и принцы?

На службе у короля

Если возникает этот вопрос, то это потому, что большинство крестоносцев, собранных Людовиком, находились у него на службе. Это относится, прежде всего, к рыцарям. Поскольку это был крестовый поход, Людовик не мог требовать феодальной службы от своих вассалов. Более того, в неоднородном и разрозненном наборе обычаев, составлявших "феодальное право", обязательства вассалов всегда были очень ограничены. Ни о каком следовании за господином в течение периода, превышающего несколько недель (часто сорок дней), или о том, чтобы покинуть четко определенную территорию, не могло быть и речи. Крестовый поход не вписывался в эти рамки, что объясняет огромные мобилизационные усилия, предпринятые совместно королем и легатом.

Даже если Людовику удалось убедить баронов и рыцарей последовать за ним, он все равно должен был материально обеспечить условия для их отъезда. Для баронов и крупных сеньоров он мог довольствоваться финансовой помощью, например, попросить Папу или легата выделить им часть доходов от десятины. Однако в большинстве случаев ему приходилось с самого начала брать их на службу. Механизм этого достаточно хорошо известен. Король заключал с каждым важным сеньором контракт, то есть соглашение, в котором были оговорены обязательства обеих сторон. Во время правления Филиппа IV Красивого королевский клерк скопировал около тридцати таких контрактов, заключенных в преддверии крестового похода, который Филипп III должен был возглавить в 1275–1276 годах, они дают хорошее представление о контрактах, заключенных Людовиком десятилетием ранее.

Возьмем на пример Эрара де Валлери, маршала графства Шампань. Он обещал служить королю в течение года во главе тридцати рыцарей. Король обязался выплатить ему 8.000 турских ливров двумя частями, в начале года и через шесть месяцев, компенсировать стоимость лошадей, которых Эрар и его люди потеряют на службе королю (в Средние века это называлось restaur — восстановление) и предоставить место на корабле. Год, в течение которого Эрар должен был служить королю, начинался не с момента посадки на корабли, а с момента высадки армии на берег в пункте назначения и если необходимо было где-то перезимовать, прежде чем достичь цели, то год службы начинался с начала зимовки. На корабле, который их вез, тридцати рыцарям было разрешено иметь только по одной лошади, так как место на судне было сильно ограничено. Только рыцарям-баннеретам было разрешено иметь двух лошадей. Баннереты — это рыцари, имевшие право вести в бой группу людей под собственным знаменем с изображением своих собственных геральдических символов. Одна или две лошади — это было не так много для этих опытных всадников, которые привыкли иметь для себя гораздо больше лошадей. Каждый баннерет мог взять с собой на корабль пять человек, а pauvre homme (бедняк), то есть простой рыцарь, только двух. К ним, вероятно, следует добавить garçon (конюха), прикрепленного к каждой лошади. Кроме конюхов, нелегко определить статус этих людей. Кем они были — воинами, конными или пешими, или слугами? В любом случае, важно помнить, что группа из тридцати рыцарей на самом деле составляла около ста двадцати человек.

Как и король, такие принцы, как Альфонс де Пуатье и Роберт д'Артуа, набирали собственные дружины воинов. Например, молодой граф Артуа нанял своего тестя, Ги де Шатийона, графа Сен-Поль, а также простых рыцарей. Он даже пообещал некоему Перро де Вайли, который еще не был рыцарем, посвятить его во время экспедиции. В ноябре 1268 года Тибо, граф Шампани, привлек к походу графа де Дрё, за 14.000 турских ливров, а последний обещал следовать за ним во главе сорока рыцарей.

Несколько прелатов Церкви приняли крест и решили последовать за Людовиком за море. В этом списке фигурируют: Жан де Куртене, архиепископ Реймса, Эд Риго, архиепископ Руана, Мерен, архиепископ Нарбона, Венсан де Пирмиль, архиепископ Тура и другие прелаты. Каждый из них должен был также иметь несколько рыцарей свиты. Этот факт подтвержден для Ги Женевского, епископа Лангра, и весьма вероятен для остальных. Поэтому армия крестоносцев была действительно слаженной. Насколько можно судить, большинство рыцарей должны были оставаться на жаловании у короля, принцев или прелатов[92].

Действительно ли все те, кто обещал служить в крестовом походе, отправились в путь? В отсутствие данных об их количестве, сказать трудно. Но есть все основания полагать, что король, принцы и прежде всего духовные лица позаботились об этом. В меморандуме, составленном непосредственно перед отъездом в Тунис, мы находим указание на то, что "все контракты рыцарей и сержантов, которые должны отплыть с господином графом [Пуатье], помещены вместе в сундук, чтобы быть взятыми за море"[93]. Как видим Альфонс де Пуатье позаботился о том, чтобы сохранить при себе контракты, заключенные с рыцарями и сержантами, которые обязались сопровождать его. В его завещании также упоминается обязательство его душеприказчиков выплатить "рыцарям, сержантам и другим людям, которые отправляются с нами на помощь Святой Земле" то, что им еще причитается[94]. Хотя почти вся бухгалтерская документация не сохранилась, нет сомнений, что она была очень обширной.

Счета, относящиеся к экспедиции, были утеряны довольно быстро, так как в 1320 году королевские клерки уже не знали, где их искать. Случайно в Trésor des Chartes (Сокровищнице хартий) сохранились некоторые расписки, подтверждающие, что некоторые рыцари регулярно получали жалованье от короля. Счета двора Ги де Дампьера, также частично сохранившиеся, указывают в том же направлении. По крайней мере, в некоторых случаях король мог заменить собой барона, который заключив контракт со своими людьми и не был в состоянии им заплатить. Так, в ноябре 1270 года рыцарь по имени Оливье де Лиль получил от бухгалтеров короля обещания во исполнение соглашений, заключенных с графом Вандомским, который умер в августе. Король полностью взял на себя роль главы армии[95].

Рыцари, оруженосцы и солдаты

Поэтому большая часть армии крестоносцев находилась на службе у короля Франции и баронов. Некоторые рыцари вступили в армию по собственной инициативе, как, например, рыцарь из Эно Николя де Лален, которому впоследствии помогло чудесное исцеление, приписываемое Людовику, но они, конечно, были исключением.

Хотя рыцари были острием копья армии, не только они сражались верхом на лошадях. К ним присоединялись оруженосцы и рядовые бойцы. Как правило, будущий рыцарь сам является сыном рыцаря. Если его средства или средства его семьи позволяли, его посвящали в рыцари в возрасте 18 или 20 лет. Вопреки сложившемуся сегодня представлению, посвящение в рыцари — это скорее светская, чем религиозная церемония. Самое престижное посвящение в рыцари, к которому стремились молодые люди, ищущие острых ощущений, — это то, которое получали в утро решающей битвы, в напряжении предстоящего боя. Если посвящение в рыцари было знаменательным событием, то это потому, что рыцари составляли отдельное сословие. В хрониках их имя всегда предваряется титулом dominus (господин), на латыни. Во Франции XIII века, рыцарство все еще было полностью светской элитой общества. Сам король посвящался в рыцари, самое позднее — в день своей коронации, как это было в случае с Людовиком, который был посвящен в рыцари в возрасте 12 лет, когда он получил и помазание, сделавшее его королем Франции. Тем не менее, все больше и больше сыновей рыцарей больше не стремились получить посвящение. Если рыцарь — это титул, который делал честь его носителю, то это было также и бремя для тех, кто постепенно обеднел в течение XIII века в результате кризиса дворянских вотчин. Когда-то посвящение в рыцари было естественным для сына рыцаря, но постепенно оно стало более избирательным.

Сыновей рыцарей, не получивших посвящение, не следует путать с простыми оруженосцами. Для их обозначения на севере Франции постепенно утвердился термин écuyer, в то время как на юге использовались слова donzels или damoiseaux. В военном отношении оруженосцы имели меньше обязательств, чем рыцари. Не ожидалось, что у них будет несколько лошадей или целая свита воинов, так как их престиж был не так высок, как у рыцарей. Рассказывая о событиях египетской кампании, Жуанвиль упоминает только имена рыцарей и за некоторыми исключениями, он никогда бы не подумал заинтересовать читателя судьбой оруженосцев, а тем более простых воинов.

Наряду с рыцарями и оруженосцами существовала третья категория вооруженных всадников. Это были простые hommes d'armes (люди при оружии), которые не являлись ни рыцарями, ни оруженосцами. Но кем они были и откуда брались? Сказать очень трудно. Некоторые из них, должно быть, происходили из среды мелкого дворянства, из которого они вышли через несколько поколений. Другие происходили из сельской местности или городов и, должно быть, были отмечены за свои физические качества или умение ездить верхом. В обычные времена крупному сеньору обязательно требовалось несколько человек в свите или для охраны замка или поместья. Когда ему приходилось отправиться в крестовый поход, именно этих людей он мог призвать для комплектации своего штата.

Конные арбалетчики и пехотинцы

Король и принцы нанимали и других воинов. В дополнение к своим рыцарям граф Пуатье нанял конных арбалетчиков. Сикард Аламан, один из его главных советников, получил очень точные инструкции по этому вопросу. Каждый арбалетчик должен был быть обеспечен лошадью и ее снаряжением, получать 5 турских су жалования в день, которые должны были использоваться для оплаты его питания и других необходимых расходов. Для него и его лошади должно было быть зарезервировано место на корабле, а норма возмещения стоимости потерянных лошадей должна была соответствовать норме, установленной королем Франции для его собственных конных сержантов. Хроники говорят нам только о корпусе "арбалетчиков двора", безусловно, более многочисленном, чем двадцать пять арбалетчиков, которые обычно были нормой для крупного барона. Создается впечатление, что несколько сотен человек составляли эту элиту крестоносной пехоты. Роль арбалетчиков могла быть важной, так во время высадки у Дамиетты, в 1249 году, именно они прикрывали своим огнем рыцарей высаживающихся на берег. Среди пехотинцев были также каталонцы и провансальцы, которые участвовали в стычке со своими французскими коллегами в Эг-Морт, за несколько дней до отправки. Вполне вероятно, что сенешали Бокера и Каркассона получили от короля задание набрать контингенты пехотинцев для подготовки к будущему крестовому походу, даже за пределами границ королевства — в графстве Прованс территории империи, и Каталонии — части королевства Арагон. Возможно, даже, что агенты короля не слишком следили за качеством набранных солдат. По прибытии в Тунис генуэзские моряки также были задействованы в боевых операциях и именно они, например, взяли Карфаген, что стало первым подвигом в кампании[96].