Кубок Аркесилая в контексте: Греческое взаимодействие с погребальным искусством позднего периода

Гробница Амасиса дальше от святилища, чем гробница Априя и его предков; тем не менее, она тоже находится во дворе храма; Это огромная каменная колоннада, богато украшенная, столбы выполнены в виде пальм. В этой колоннаде два портала, и место, где лежит гроб, находится внутри их дверей. В Саисе есть также место захоронения человека, имя которого я считаю неблагочестивым (Геродот 2.169–70).

Другие, более старые гробницы, например, в Фиванском некрополе, были недоступны. Сцена взвешивания сердца в гробницах Фиванского Нового царства, перечисленных в библиографии Фиванского некрополя Портера и Мосса (Портер и Мосс, 1960), обычно размещается в проходном пространстве, в зале рядом с входом, и появляется среди других сцен. известно, что они были скопированы в гробницы позднего периода.[45] Контакты с далекими погребальными ландшафтами, подобными этим, вероятно, простирались далеко за пределы нубийской кампании Псамметиха 592 г. до н. э., в которой участвовали силы Восточной Греции и Карийского моря (Meiggs and Lewis 1989, № 7; Agut-Labordère 2013, 989–95).[46] При Априи Нешор из Элефантина, страж южной границы, получил прозвище "тот, кто удовлетворяет сердитые сердца", договорившись о том, что восставшая южная армия, включая греков и других, не покинет страну и не присоединится к нубийцам.[47] Даже гробницы Бахарии, расположенные в сотнях километров от Мемфиса, возможно, не были вне досягаемости наемников, учитывая, что Бахария была точкой как конфликта, так и богатого торгового обмена между Ливией и Египтом во время правления Априя, когда она привлекла царское внимание.[48]

Поэтому вывод о том, что наемники и, возможно, элита греков архаического периода могли получить доступ к гробницам по всему Египту таким образом, чтобы они видели сцены взвешивания сердца, не является слишком большой натяжкой. Однако труднее сделать вывод, что художественная проработка какой-либо детали имела место в контексте такого визита. Бордман (Boardman 1958), Торндайк-Мартин и Воган-Николлс (в Masson 1978) и другие показали ряд греческих способов использования египетского искусства, которые предполагают пристальное внимание к исходному материалу. Однако убедительных свидетельств "зарисовок" мало. Один черепок, описанный как принадлежащий эгейской амфоре позднего периода и найденный выброшенным в часто используемой шахтной камере гробницы Рамоса Древнего царства в Саккаре, глубоко внутри надстройки, был использован для наброска грубого изображения божества с птичьей головой.[49] Однако неизвестно, кто сделал этот набросок и действительно ли он относится к позднему периоду, особенно с учетом того, как египтяне использовали греческие амфоры. Конечно, нет ничего, что подтверждало бы мнение о том, что эскиз был бы сделан и сохранен в течение некоторого времени или вывезен из Египта без четкой цели.

Это обсуждение египетских гробниц демонстрирует два момента. Во-первых, в шестом веке до нашей эры существовала обширная погребальная индустрия, которая требовала передачи, транспортировки и воспроизведения погребальных сцен между египетскими мастерскими в какой-то портативной форме, которую мы могли бы грубо описать как "книгу образцов". Во-вторых, вполне вероятно, что греческие впечатления от египетских погребальных ландшафтов включали посещения внешних участков гробниц современной элиты. Такие посещения могли создавать зарисовки, но их легче представить как пробуждающие более широкий интерес к погребальным мотивам и, таким образом, интерес к поиску того, что, должно быть, было относительно редким, некоммерческими объектами, имеющими пропорции и композиции росписи надгробий – дизайны, которые мы могли бы назвать "книжками с образцами". Такой вывод связан с двумя очевидными проблемами. Во-первых, рисунки гробницы, изображающие взвешивание сердца, часто более ограничены по своей композиции, чем дизайн, который, похоже, использовался на чаше Аркесилая в качестве своей модели. В моем исследовании только Бахария показала достаточно сложные сцены взвешивания из произведений шестого века. С подобной проблемой столкнется большинство переносимых версий сцены, например на гробах. Хотя во времена XX–XXVI династии они часто изображались со взвешиванием сердца (Taylor 2003, 95–121; Manassa 2007, 437–45), но, как правило, включали слишком мало элементов сцены, чтобы представить модель чаши Аркесилая.[50] Вторая, меньшая проблема заключается в том, что степень доступа греков к рабочим и ресурсам египетских погребальных мастерских является неопределенной, и им, возможно, даже препятствовали копировать или выносить разделы Книги Мертвых.[51]

Погребальные папирусы могут помочь нам решить или, по крайней мере, обойти обе проблемы. Третий промежуточный и поздний периоды привели к значительному увеличению объема погребальных папирусов, производимых и используемых в контексте погребения (Taylor 2010b, 220–37). Эти папирусы использовались более широким кругом социальных групп, чем когда-либо прежде, и все больше фокусировались на иллюстрациях погребальных текстов, а не на копировании самого текста заклинаний. Изображения взвешивания сердца на погребальных папирусах обычны и часто очень подробны, поэтому один папирус мог содержать все элементы, которые, как утверждалось, повлияли на украшение чаши Аркесилая. Папирус Негемесратави (рис. 3), например, содержит почти все основные детали, обнаруженные на чаше Аркесилая. Несмотря на увеличившееся производство, правильная отделка этих предметов была явно выполнена с особой тщательностью. Можно найти несколько папирусов позднего периода, сочетающих мемфеские носители с заклинаниями, происходящими из фиванской традиции (Mosher 2010, 123–72). Это, по-видимому, привело к некоторому смешению местных теологий и традиций в погребальных текстах (Taylor 2010a, 272; Manassa 2007). Еще более важна демонстрация того, что это было не только украшение гробницы, которое было записано и перевезено в Мемфис для обеспечения переселения чиновников при XXVI династии, но и более широкий корпус рисунков, связанных с фиванскими погребальными традициями. Возможно, учитывая разделение труда в погребальной индустрии (Goelet 2003, 13–14), те, кто отвечал за иллюстрирование сцен взвешивания сердца, работали над дизайном таких сцен для различных образцов информации с перекрывающимися темами (Massana 2007, 411).

Таким образом, книга с образцами шестого века могла содержать достаточно подробное изображение сцены, которое можно было использовать в качестве модели художника Аркесилая. По-прежнему кажется маловероятным, что такие предметы можно было бы легко найти на рынке где-нибудь вроде Наукратиса. Тем не менее, грек, чей особый интерес к погребальным мотивам уже был пробужден благодаря взаимодействию, будь то из первых рук или через рассказы, с элитной погребальной культурой Египта, вполне мог бы приобрести либо "книгу образцов'', либо настоящий погребальный папирус, возможно, незаконно приобретенные во время широко распространенной практики повторного использования гробниц, расчистки и грабежа. Альтернативным и более простым повествованием было бы то, что обширное повторное использование и опустошение гробниц в поздний период в сочетании с увеличением производства погребальных папирусов могло привести к тому, что погребальные папирусы или книги с образцами достигли вторичного рынка для использования в качестве письменных или упаковочных материалов. Пример, показывающий взвешивание сердца, мог привлечь внимание проезжающего мимо путешественника или торговца, или был случайно приобретен при покупке папируса, а позже понравился. Папирусы, таким образом, кажутся правдоподобным средством передачи мотивов между египетским искусством и греками.

В общем, художник Аркесилая был наиболее правдоподобно проинформирован о взвешивании сердца с помощью переносимой модели, привезенной в Лаконию из Египта. Приобретение могло быть случайным, но, возможно, было вызвано интересом к возрождающейся египетской погребальной традиции, и особенно к ее элитным гробницам, который мог быть результатом либо личного путешествия, либо разговора с другими путешественниками и наемниками.