Кубок Аркесилая в контексте: Греческое взаимодействие с погребальным искусством позднего периода

Контексты связи между Египтом и Лаконией

Обсуждение чаши Аркесилая имеет более широкое значение для изучения взаимодействия Греции с Египтом, независимо от того, кто, художник Аркесилая или его заказчик, решил использовать египетскую модель в качестве основы для композиции чаши Аркесилая, и, в первую очередь, как художник или заказчик оказались осведомлены о такой модели. Предположение, лежащее в основе многих интерпретаций чаши Аркесилая, в том числе предложенной в этой статье, заключается в том, что египетская иконография была целенаправленно использована как вклад в смысл сюжета чаши. Этот вывод может свидетельствовать о том, что тот, кто заказал чашу, приобрел модель и передал ее художнику, или, в более общем смысле, обучал использованию египетских элементов. С другой стороны, некоторые ученые, в том числе Куден (Coudin 2009, 161), явно полагают, что чаша Аркесилая может быть основана на эскизах, сделанных художником "на месте" (d’un croquis sur place). Для многих степень, в которой чаша показывает знакомство с египетской сценой взвешивания сердца, отражает прямое изучение египетского искусства, которое, если его не брать "на месте", скорее всего, должно указывать на перемещение портативной версии египетского погребального искусства. Неопределенность в отношении процесса передачи связана главным образом с тем фактом, что ни одно из предшествующих обсуждений чаши Аркесилая не сделало приоритетным прояснение контекста египетского погребального искусства, его передачи в Египте и за его пределами, а также ситуаций, в которых мы могли бы вообразить его доступность для греческого "на месте".

Этим недостаткам, несомненно, способствует тот факт, что предыдущие наблюдения о сходстве между чашей Аркесилая и египетскими сценами взвешивания были основаны исключительно на примерах Нового царства, датируемых второй половиной второго тысячелетия до нашей эры. Бордман (Boardman 1958) проводит сравнение с гробницей Нового царства Неферронпет, и подобные примеры росписи гробниц были основной точкой отсчета для Лейна и Пухштейна. Брессон (Bresson 2000, 90–1) и Шаус (Schaus 2006, 177) используют одни и те же два текста Нового царства, Папирус Ани и Папирус Хьюнифера. Шаус отмечает, что художник Аркесилая, скорее всего, получил доступ к таким рисункам через что-то вроде "книги образцов" или общеизвестных знаний, чем через посещение гробницы; однако все примеры взвешивания сердца в других образцах информации, которые он упоминает, датируются на 400–900 лет раньше, чем чаша Аркесилая.[36] Подобное использование свидетельств, удаленных на сотни лет от даты создания чаши Аркесилая, в другом месте было оправдано ссылками на общую тенденцию к архаизации в искусстве Позднего периода (Bresson 2000, 93; Boardman 1958, 9). Как показано ниже, до некоторой степени наблюдение архаичных привычек является точным (Russmann 2010, 944). Тем не менее, более четкое понимание того, как архаизирующая тенденция в египетском искусстве позднего периода пересекалась с передачей египетских мотивов лаконским художникам, является достижимым и полезным.

Погребальные папирусы использовались, чтобы проиллюстрировать в этой статье обсуждение связи чаши Аркесилая с египетским искусством, отчасти по практическим соображениям.[37] Однако именно египетские гробницы представляют собой широчайшее свидетельство греко-египетских взаимодействий шестого века в контексте погребального искусства, и имеет смысл начать с их обсуждения. Египетские члены царской семьи и элита часто украшали стены своих могил и погребальные часовни идеализированными изображениями жизни умерших и иллюстрированными отрывками из погребальных текстов, связанных с успешным переходом в загробную жизнь. Использованные сцены включали иллюстрации как взвешивания сердца, предложенного здесь и рядом других ученых в качестве модели для чаши Аркесилая (Puchstein 1880; Bresson 2000; Schaus 2006; и Mei 2013), так и взвешивания товаров, примеры Нового Цырства которых Бордман (Boardman 1958) и, вероятно, Лейн (Lane 1933-194), связали с чашей Аркесилая.

Ключом к представлению причинно-следственной связи между росписью гробниц и чашей Аркесилая является тот факт, что, хотя роспись гробниц в Египте резко сократилась после Нового царства,[38] она вернула себе популярность в третьем промежуточном периоде и позднем периоде, что совпало с возобновлением строительства гробниц, использование погребальных амулетов среди групп с разным социальным статусом и украшение элитных гробниц изображениями погребальных обрядов и верований, ранее ограниченных царской семьей (Li 2010; Taylor 2010b; Stammers 2009). В течение третьего промежуточного и позднего периодов монументальная погребальная деятельность была широко распространена за пределами Фиванского некрополя. Богато украшенные гробницы, часто со значительными надстройками на поверхности, были построены в обширном некрополе Саккара, недалеко от Мемфиса, и даже в отдаленных районах, таких как важный торговый и военный пост в оазисе Бахария (Hawass 2000; Bassir and Sherbiny 2014, 171–171). 89; Fakhry 1942, 65–93). Многие члены царской семьи и некоторые представители элиты, ранее находившиеся в гробницах за пределами города, теперь были погребены в хранилищах или часовнях храмовых комплексов, примыкающих к городским и дворцовым объектам, центральным для административной и религиозной организации Египта, например, в Танисе и Саисе (Taylor 2010b, 223–6; Dodson 2010, 821; Naunton 2010, 131; Dodson 1988, 221–33; Montet 1947). Помимо строительства новых гробниц, гробницы Старого и Нового царства, а также недавно построенные, очень широко использовались повторно (Bard 2015, 306–8; Dodson 2010; Wilkinson 2016, 347–59; Taylor 2016, 360–72; Aston 2003, 138–55). Эти изменения ознаменовали как популярное возрождение щедрой погребальной деятельности, так и сближение религиозной и погребальной сфер.

Возрождение росписи надгробий и изменения в погребальной деятельности отразили более широкий феномен архаизации, который переработал и переосмыслил традиционные конструкции, стили и названия. Египетские художники позднего периода использовали не только мотивы, похожие на мотивы, найденные в гробницах Нового царства (Dodson 2010, 821–4; Taylor 2010b; Stammers 2009, 48–68; Manassa 2007, 438–40); они также напрямую воспроизводили сцены из повторно использованных или открытых гробниц, иногда используя технику сетки (например, репликация ссорящихся девушек из зала Нового царства TT 69: Porter and Moss 1960, 59, 135; Bryan 2010, 1006–7).[39] Кроме того, эти репродукции не были ограничены гробницами вокруг Фив. Гробница в Саккаре, принадлежащая Бакенренефу, египетскому чиновнику, переехавшему из Фив в Мемфис, когда XXVI династия установила последний в качестве своего административного центра, включала рисунки, скопированные с нескольких фиванских гробниц и привезенные в Мемфис, либо специально для этой гробницы, либо как часть более широкого репертуара мастерской (Stammers 2009, 54–5, 63). Таким образом, очевидно, что в той или иной форме существовали "эталоны" погребального искусства шестого века.[40] Сцены, воспроизведенные таким образом, могли включать в себя сцену взвешивания сердца, которая была популярна в частных гробницах Нового царства и впервые появилась в царских гробницах в Третьем промежуточном периоде (Dodson 2010, 821).[41] Существует множество форм взвешивания сердца в седьмом и шестом веках, но основные сходства между образцами из величественной дворцовой гробницы мастаба Джера (Саккара, ранняя династия XXVI) и современными, богато украшенными гробницами Баннантиу и Па-Нентви. в далеком оазисе Бахария, указывают на широко распространенные общеизвестные знания или общий исходный материал, содержащий, по крайней мере, самые основные атрибуты сцены (Hawass 2000, 188–92; Tiradritti 2008, 352–8; Aufrère, Golvin and Goyon 1994, 125–40; El-Sadeek 1984). Следовательно, есть веские основания для мобильности таких рисунков в Египте, но могли ли греки также видеть эти картины на месте, и если да, то какие греки и где?

Шаус (Schaus 2006, 180, п. 33), вслед за Хокманом и Верхувеном, утверждал, что грекам было явно запрещено посещать гробницы, и поэтому гробница и связанное с ней погребальное оборудование были проблематичными источниками для греческого контакта с моделью чаши Аркесилая. Он приводит в пример Книгу мертвых (P. Colon. Aeg. 10207), в которой говорится, что грекам было нежелательно изучать заклинания загробной жизни. Однако свидетельства того, что египтяне хотели избежать того, чтобы греки развили понимание эзотерических знаний, необходимых для навигации по эсхатологическим путешествиям, не обязательно предполагают, что греки не посещали египетские гробницы (и скорее могут указывать на беспокойство некоторых по поводу того, что они там бывали). Комплексы гробниц позднего периода служили памятниками поклонения Осирису спустя долгое время после захоронения умершего, с надстройками, предназначенными для "заметного показа" и украшенными, чтобы "приветствовать посетителя" и приглашать его сделать подношения, а также сценами из Книга мертвых (Stammers 2009, 62; см. Также Taylor 2010b, 223–6; Dodson 2010, 821; Naunton 2010, 131; Pischikova 1998, 63). В вышеупомянутой гробнице мастабы Джера, например, сцена взвешивания сердца помещалось в Камеру 2, центральную открытую камеру, где Джер принимал заупокойный культ и делал подношения Осирису (Stammers 2009, 62; образец примерно того времени из Фив, см. Griffith 2014, 251–68).

Гробница Джера использовалась для последующих захоронений и, должно быть, принимала много посетителей. Разумно предположить, что среди посетителей гробниц, таких как гробница Джера, могли быть греки, желанные или нет. Мемфис, будучи административным центром XXVI династии, был основным центром религиозного паломничества и путешествий по Египту, а во время правления Априя и Амасиса – домом значительных иностранных наемников, базировавшихся в дворцовом и религиозном комплексе вокруг дворца Априя (Геродот 2.154, 3.139; Stammers 2009, 2; Rutherford 2003, 171–90; Trindade Lopes 2011, 247–58 и 2007, 1163–6). Погребальные стелы VI века и другие предметы, написанные на карийском или (обычно ионийском) греческом языке, были найдены в некрополе Саккара (Masson 1978, Vittmann 2003, 162–77, 219–31). Эти предметы предполагают, что карийцы и, в меньшей степени, греки использовали египетскую иконографию и предметы для своих захоронений. Стелы, скорее всего, отражают уцелевший элемент более широкого участия в погребальном искусстве, идеях, амулетах и практиках, которые, возможно, включали повторное использование египетских захоронений.[42] Сцены на карийских (или египетских) стелах не включают взвешивание сердца, но восточно-греческие мастера, которым приписывается создание этих стел, похоже, адаптировали аспекты из различных источников (Masson 1978, 57).[43] По крайней мере, очевидно, что греки и карийцы в Мемфисе имели некоторое взаимодействие с близлежащим погребальным ландшафтом Саккары. Это, скорее всего, распространялось на общение с персоналом храма, организующим этот ландшафт, который, вероятно, решал, где следует похоронить иностранцев, но, возможно, не хотел делиться рисунками, которые включали или ссылались на заклинания.

Доказательства в другом месте подтверждают идею греческого доступа к гробницам. Карийские граффити были обнаружены между входами в погребальные часовни внутри первого двора гробницы позднего периода Монтуемет в Фивах (Porter and Moss 1960, 57; Leclant 1950–1, 371; Russman 1994, 1–19). Природа коротких надписей неясна, но то, что такое посещение привело к появлению граффити, не обязательно должно рассматриваться как нежелательное отклонение от египетских обычаев, поскольку в других местах египетские граффити в гробницах считаются приемлемой и действительно желательной частью культуры поминовений (Gedächtniskultur).[44] Вполне возможно, что посетителей из Греции приглашали или поощряли посетить гробницы, монументализирующие выдающихся личностей из элитных семей. О гостеприимных и престижных отношениях между некоторыми греками и египетской элитой в шестом веке можно судить по относительно значительному объему греческих амфор, использованных в качестве ценного погребального инвентаря и подношений в захоронениях египетской династии XXVI в Фивах (Schreiber 2014, 241–243 и 2015, с. 310–11; Виллинг 2013, 80–1), а также в Саккаре (Виллинг 2013, 88). Кроме того, Геродот утверждает, что был доставлен в область царских захоронений в Саисе, которые находились в комплексе храма Нейт, и, похоже, демонстрирует некоторое понимание контекста этих захоронений, отделение внешней области от той, в которой находится гроб, и символическое погребение Осириса: