Собрание сочинений. Том 6. Графиня Рудольштадт. Повести и рассказы

XXIV

Мадлена была еще более расстроена, чем Франсуа, и ей хотелось бы расспросить его еще и утешить; но ей помешала Мариета, которая с очень странным видом пришла говорить о Жане Обаре и объявила ей об его предложении. Мадлена не могла еще оставить мысли, что все это — ссора влюбленных, и попробовала говорить с ней о Франсуа; на это Мариета ответила ей таким тоном, который очень ее огорчил и которого она не могла понять.

— Пускай те, которые любят подкидышей, берегут их себе на забаву; что касается меня, я — честная девушка, и не позволю оскорблять свою честь оттого, что мой бедный брат умер. Я завишу только от себя, Мадлена, и если закон заставляет меня спросить у вас совета, он не заставляет меня вас слушаться, когда вы мне скверно советуете. И я прошу вас не досаждать мне сейчас, так как я смогу вам досадить позднее.

— Я совсем не знаю, что с вами, бедное мое дитя, — сказала ей Мадлена с большою нежностью и печалью: — вы так со мной говорите, будто у вас нет ко мне ни уважения, ни дружеских чувств. Я думаю, что у вас есть какая-нибудь досада, которая сейчас путает ваш рассудок; и я прошу вас подождать три или четыре дня прежде, чем решить. Я скажу Жану Обару, чтобы он пришел еще раз, и если вы будете думать так же, поразмыслив немного и успокоившись, то я не буду вам мешать выходить за него замуж; он — человек порядочный и довольно богатый. Но вы сейчас в таком состоянии, что сами себя не знаете и не можете судить о той привязанности, какую я к вам питаю. Это причиняет мне горе, но, так как я вижу, что горе есть и у вас, я вам прощаю.

Мариета покачала головой, чтобы показать, что она презирает это прощение, и пошла надевать свой шелковый передник для встречи Жана Обара, который через час и явился в сопровождении толстой Северы, сильно принаряженной.

Мадлена на этот раз начала думать, что Мариета действительно к ней плохо относится, раз она пригласила в дом для семейного дела женщину, которая была ее врагом и на которую она не могла смотреть, не краснея; однако же она была с нею вежлива и подала ей угощение, не выказывая ни досады, ни злопамятства. Она боялась раздражать Мариету, чтобы та не вышла из себя. Она сказала, что не препятствует желаниям своей невестки, но просила подождать три дня, чтобы дать ответ.

На это Севера дерзко заметила ей, что это очень долго. И Мадлена спокойно ответила, что очень недолго. И вслед затем Жан Обар удалился, глупый, как пень, и смеясь, как дуралей, так как он нисколько не сомневался, что Мариета от него без ума. Он заплатил, чтобы этому верить, и Севера давала ему эту уверенность за его деньги.

И, уходя, эта последняя сказала Мариете, что она велела у себя приготовить пирог и блины для сговора и что если даже мадам Бланшэ и задержит помолвку, нужно все-таки съесть угощение. Мадлена сочла нужным заметить, что неприлично молодой девушке итти вместе с парнем, который не получил еще слова от ее родных.

— В таком случае я не пойду, — сказала Мариета в ярости.

— Этого нельзя, этого нельзя, вы должны пойти, — сказала Севера, — разве вы сами себе не госпожа?

— Нет, нет, — возразила Мариета, — вы же видите, что моя невестка приказывает мне остаться.

И она ушла в свою комнату, хлопнув дверью; но она только прошла через нее и, выйдя через другую дверь дома, отправилась догонять Северу и своего ухаживателя, смеясь и отпуская дерзости по адресу Мадлены.

Бедная мельничиха не могла удержаться от слез, видя, как все это идет.

«Франсуа прав, — подумала она, — эта девушка меня не любит, и у нее неблагодарное сердце. Она не хочет понять, что я поступаю так для ее же блага, что я желаю ей счастья и хочу помешать ей сделать то, о чем она будет потом жалеть. Она послушалась дурных советов, и я принуждена видеть, как эта несчастная Севера вносит горе и злобу в мою семью. Я не заслужила всех этих бед и должна предоставить себя на волю божью. Счастье для моего бедного Франсуа, что он увидел яснее, чем я. Он бы очень страдал с такою женой».

Она стала его искать, чтобы сказать ему то, что она думала; но она нашла его плачущим около источника и, воображая, что он жалеет о Мариете, принялась говорить ему все, что могла, чтобы его утешить. Но чем больше она старалась, тем больше она причиняла ему боли, так как он видел, что она не хочет понять правду и что сердце ее никогда не повернется так, как ему этого хочется.

Вечером, когда Жани лег и заснул в комнате, Франсуа задержался немного с Мадленой и попробовал с ней объясниться. Сначала он сказал ей, что Мариета ревновала ее, а Севера отвратительно клеветала и сплетничала про Мадлену.

Но Мадлена не увидела в этом злого умысла.

— А какие сплетни можно обо мне распускать? — сказала она просто, — какую ревность можно внушить этой бедной, маленькой, сумасшедшей Мариете? Тебя обманули, Франсуа, тут замешана какая-то корысть, которую мы узнаем позднее. А что касается ревности, это совсем неважно; я уже не в тех летах, чтобы беспокоить молодую и хорошенькую девушку. Мне почти тридцать лет, а для деревенской женщины, которая имела много горя и много работы, это такие годы, что я гожусь тебе в матери. Один дьявол мог бы сказать, что я смотрю на тебя иначе, чем на сына, и Мариета должна была видеть, что я хотела вас поженить. Нет, нет, не верь, что у нее такие дурные мысли, или не говори мне этого, дитя мое. Это чересчур мне стыдно и больно.

— И однако же, — сказал Франсуа, делая над собою усилие, чтобы говорить дальше и склоняя голову над очагом, чтобы Мадлена не видела его смущения, — у мосье Бланшэ ведь была дурная мысль, когда он захотел, чтобы я покинул дом!

— Так ты теперь это знаешь, Франсуа, — сказала Мадлена. — Как ты это узнал, я тебе этого никогда не говорила и никогда бы не сказала. Если это Катерина, то она плохо сделала, — подобная мысль должна тебя оскорблять и огорчать так же, как и меня. Но не будем об этом думать и прости моему покойному мужу. Мерзость эта опять идет от Северы. Но теперь Севера уже не может ревновать меня. У меня нет больше мужа, я так стара и некрасива, как она могла бы этого желать в то время; и я об этом не горюю, так как это дает мне право на уважение, я могу считать тебя своим сыном и искать тебе красивую и молодую жену, которая была бы рада жить со мной и любить меня, как свою мать. Вот все, чего я хочу, Франсуа, и мы ее, конечно, найдем, будь покоен. Тем хуже для Мариеты, если она отворачивается от счастья, которое я бы ей дала. Ну, иди спать и приободрись, дитя мое. Если бы я считала себя помехой твоему браку, я тотчас бы сказала тебе, чтобы ты меня покинул. Но будь уверен, что я не могу смущать людей и что никогда не будут подозревать невозможного.

Франсуа, слушая Мадлену, думал, что она права, так привык он ей верить. Он встал, чтобы попрощаться с ней, и ушел; но когда он брал ее за руку, то в первый раз в жизни вздумал посмотреть на нее с мыслью узнать, была ли она, действительно, стара и безобразна. Но, по правде говоря, она, из благоразумия и печали, составила себе ложную мысль об этом, и она была такая же хорошенькая женщина, как и раньше.

И внезапно Франсуа увидал ее совсем молодой и нашел ее очень красивой, и сердце его забилось, будто он взобрался на верхушку колокольни.

И он пошел спать на мельницу, где у него была чистая кровать, отгороженная досками от мешков с мукой. И когда он очутился там один, он начал дрожать и задыхаться, как от лихорадки. И верно, он был болен, но только любовью, так как в первый раз обжегся о большое пламя, которое всю его жизнь тихонько грело его под золою.