Дживс в рекламном деле

Укридж выругался и опрокинул камеру. Горничная не придумала ничего лучшего, чем тоже завопить, и дядя подскочил в кровати, будто его ужалила пчела.

— Э-э… — сказал я.

Дядя Джордж потрясенно на меня таращился. Все наше общество в ту минуту вообще как-то остолбенело, и казалось, что каждый ждет, когда двинется кто-то другой.

— Э, гм, Берти? — начал дядя Джордж. — Что это, черт побери, происходит, а?

Он узнал меня мгновенно. Весь этот маскарад никуда не годился.

— Дядя, я… — пробормотал я, и голос отказал мне. Дядя коснулся лица и нащупал усы. Окинул взглядом всю сцену. Скорее всего у него должно было сложиться впечатление, что он стал жертвой ритуала какой-то темной секты, верховным жрецом которой я был долгие годы, ловко скрывая это от всей семьи.

В глазах дяди Джорджа мелькнул ужас. Он хватил воздуха и явно собрался заорать.

В этот момент, как ангел небесный, вмешался Дживс.

— С вашего разрешения, сэр, — промолвил он успокаивающим голосом, — я попытаюсь вам разъяснить обстоятельства.

— Разъяснить, вот как? — лепетал дядя Джордж. — Что вы собираетесь здесь объяснять? Хотя да, я очень хочу услышать, как вы собираетесь это все объяснить!

Я тоже с удовольствием бы это услышал. Самому мне не приходило в голову решительно ничего.

Однако успокаивающий голос Дживса вкупе с экстерьером почтенного священника явно склонил дядю Джорджа к стратегии выжидания.

— Итак? — спросил дядя.

Дживс открыл дверь комнаты и жестом пригласил нас всех выйти. Не знаю, о чем в эту минуту думала прислуга, но послушались они без возражений. Укридж некоторое время сражался с штативом камеры, после чего также вымелся. И в конце концов дядину комнату покинул я, пребывая в полубессознательном состоянии.

Дживс кинул на меня подбадривающий взгляд и закрыл дверь, оставив нас в коридоре.

— Господи Иисусе, — сказал я, когда ко мне вернулся дар речи.

— Кошка, — сказал Укридж. — Дурацкая кошка провалила такой идеальный план! Почему так, почему каждую, самым тщательным образом спланированную авантюру портит такая ерунда?

— Если даже Дживс не смог этого предвидеть, — ответил я, — значит это точно было предопределено судьбой.

— Как же этот почтенный конь собирается выкрутиться? — с интересом спросил Укридж.

— Понятия не имею. Я намерен спуститься в салон. Дядя вечером оставил там полбутылки коньяка. Думаю, он нам сейчас не помешает.

Итак, мы приняли успокоительного, и я без лишних слов ушел к себе. В своей комнате я таращился в потолок и мысленно прикидывал возможные сценарии завтрашнего дня. Мой взгляд упал на окно, и я некоторое время размышлял, не сбежать ли, как бежали те парни из средневековых крепостей. Но какой в этом смысл? Утром за завтраком дядя Джордж выложит свое жуткое ночное приключение тете Далии. Ну, тетя Далия разумная женщина и имеет снисхождение к разным глупостям. Укриджа она вышвырнет, Дживса и меня отчехвостит, но только напоказ, для дяди. До идеи со Стимулятором она доберется, несомненно. Но завтрашний день я переживу. Хорошо.

Однако дядя позже или раньше растреплет все тете Агате. И тут шутки в сторону. Тетя Агата сожрет меня живьем, использует эту аферу, чтоб усилить свое влияние на меня, попытается уволить Дживса и наконец потащит меня, скорее всего, к жуткому психиатру, сэру Родерику Глоссопу, своему закадычному приятелю. Меня прошиб холодный пот от одной мысли о том, как этот мозгоправ будет расследовать, почему я провожу ночи, прокрадываясь в чужие комнаты и клея спящим людям фальшивые усы. У сэра Родерика на меня зуб, потому что я однажды проткнул его грелку штопальной иглой, как раз когда он тоже спал(1). И тогда мне не удалось удовлетворительно объяснить, зачем я это сделал, и сомневаюсь, что удастся теперь.

С такими мрачными мыслями я впал в беспокойную дремоту. В кошмарном сне меня преследовал дядя Джордж в огромных усах, а Дживс снимал это на камеру.

— Сэр.

Я подскочил. Дживс стоял у постели и готовил мне принадлежности для бритья.

— Дживс, — сказал я.

— Да, сэр?

— Дживс, что… — я как-то не мог заставить себя выговорить вопрос.

— Обстоятельства вчерашней ночи я разрешил более-менее удовлетворительно, — сказал Дживс. — Гонг призовет на завтрак приблизительно через двадцать минут, сэр.

Я умылся, побрился и оделся все еще в маловменяемом состоянии. Представления не имею, как Дживс мог умудриться уладить все это, особенно учитывая, что объяснять что-то дяде Джорджу, это все равно что разговаривать с пнем. С тем отличием, что пень на каждую вашу фразу не отвечает: “Э?” Однако с утренней гигиеной я справился и спустился в столовую.

Вся стая уже сгрудилась у яслей, и лакей дал сигнал к подаче корма. Я незаметно взглянул на него. Этот бедняга тоже не выглядел особенно счастливым. Но меня поразило, что дядя Джордж уделил мне не больше внимания, чем всегда. Только кивнул рассеянно и немедленно вернулся к своей жизненной задаче — не допустить, чтоб скот в окрестных деревнях пропал втуне. Яйца и бекон он поглощал с обычной энергией, на которую никак не повлияли ночные ужасы.

Ну и я сел и взялся за свою порцию, хотя и не с полностью легким сердцем. За обычным чинным завтраком в тетином поместье я чувствовал себя, как путешественник в отдаленных концах дикой Амазонии, в любой момент ожидающий отравленную стрелу или голодного ягуара.

А оно все ничего. Дядя и остальные члены экипажа миролюбиво набивали животы и иногда перекидывались нехитрыми фразами. Постепенно мне начинало казаться, что я схожу с ума и ночное приключение случилось только в моей воспаленной фантазии.

А потом дядя посмотрел на меня, предварительно управившись с четвертью поросенка и горой яиц и переводя дух.

— Что с тобой, Берти? — прогремела вдруг тетя Далия, и я дернулся так, что уронил вилку. Лакей подобрал ее и унес, а я взглянул на тетю.

— Ты сидишь, как околдованный, — продолжила тетя и ткнула в моем направлении ножом. — Что-то случилось?

— Э, нет, — выдавил я. — Я в полном порядке, тетя. Немного… немного плохо спал.

— Когда ты разговариваешь с Берти, — вмешался дядя Джордж, и я облился холодным потом, — не знаю почему, но я не могу отделаться от впечатления, что… Ты будешь смеяться, но мне представляется, что Берти носит усы.

Я не знал, что ответить.

— Усы? — фыркнула тетя Далия. — Ты намекаешь на то время, когда Берти пытался завести усы и все над ним смеялись, потому что он выглядел, как французский шансонье?

— Нет. У меня такое странное чувство — не знаю, чем это объяснить, что у Берти были усы недавно, возможно вчера, или что он сбрил их утром… Я не знаю.

— Это же глупо, — ответила тетя Далия. — Берти здесь уже два дня. Мы бы заметили, нет?

— Сам не знаю, с чего мне примерещилось, — вздохнул дядя Джордж. — Вчера перед сном я выпил каплю коньяка, может мне что-то снилось…

Упомянутой капли коньяка хватило бы на неделю бригаде шахтеров, но я не счел разумным об этом упоминать.

Тетя захихикала, видимо представив меня с усами. И дядя Джордж улыбался.

— Все равно забавно, — сказал он, — с чего вдруг человеку приходит в голову такая глупость

Я сообразил, что надо как-то ответить:

— Ну да. Хе-хе…

Как только завтрак закончился, я сбежал наверх. Дживс миролюбиво выглядывал из окна и наслаждался новым днем.

— Дживс, — начал я. — Что вообще происходит? Дядя Джордж не знает, что случилось ночью, но бормочет о моих усах. Значит мне это не приснилось. Но почему помутился разум у дяди?

Дживс смотрел на меня благосклонно.

— Когда я, как вы помните, сэр, остался наедине с его светлостью, мне удалось убедить его забыть о происшедшем.

— Но как он мог бы забыть о чем-то подобном?! — воскликнул я. — Если всю ночь возле вашей постели толкутся священники, парни с усами и женщины в черном, наступают на кошек и снимают это на камеру!

— Я использовал восточную технику гипноза, — ответил Дживс. — Надеюсь, что это не было слишком смело с моей стороны, сэр.

Я ухватился за дверь и вытаращился на этого человека.

— Один мой кузен, сэр, — объяснил Дживс, — долгие годы путешествовал по восточным странам, где и освоил этот метод, сэр. Недавно он вернулся в Англию, сэр, и любезно научил меня использовать гипноз. Вчера мне пришла в голову мысль использовать этот скромный дар, сэр. Это была ставка ва-банк, сэр, потому что до сих пор я не пытался гипнотизировать живой объект. У моего кузена, например, это не получалось еще никогда. По его мнению из-за того, что раньше он питался мясом убитых животных.

— Но вы тоже питаетесь мясом убитых животных, Дживс, — был единственный ответ, на который я оказался способным.

— Да, сэр, — ответил Дживс. — При всей симпатии, которую я питаю к моему кузену, опасаюсь, что в его случае помехой к успешному проведению гипнотического воздействия служил скорее сильный нервный тик в левой части лица, сэр.

Слушайте, ну это правда, такой проблемы у Дживса нет. Если бы он был вождем индейцев, его бы наверное называли Каменное лицо или что-то в этом роде.

— Значит вы загипнотизировали дядю и внушили ему — я верно выражаюсь? — что ночью ничего не случилось?

— Именно, сэр.

— Держите меня! А вы часом не подкинули ему так мимоходом в подсознание мысли завещать вам все состояние?

— Этого бы я себе не позволил, сэр.

— Вообще-то работу нельзя назвать безупречной, — заметил я. — В дядиной памяти мельтешат те фальшивые усы.

— Подобные мелочи не дают достичь совершенства почти при каждом случае успешного гипноза. Однако, полагаю, мы можем надеяться, что упомянутое прискорбное ночное событие никогда более не всплывет в памяти его светлости.

— Послушайте, Дживс…

— Да, сэр?

Предстояло решить серьезный вопрос. Дживс проявил сверхъестественные усилия, чтоб спасти меня от ярости и мщения родственников. И моим долгом было блеснуть признательностью в соответствующих масштабах. Поэтому я набрал воздуха…

Моя речь, не успев начаться, была прервана каким-то шумом на улице. Я подошел к окну и выглянул. На подъездной аллее стоял старший лакей и о чем-то препирался с незнакомым парнем.

Этот чужой тип был экземпляром, внушающим невольное почтение и на расстоянии. Ростом он был примерно шести футов(2), верхней частью тела смахивал на человекообразную обезьяну еще неизвестного науке вида, в то время как низ напоминал опорные конструкции моста.

Пришелец что-то яростно ревел и грозил кулаками. Лакей оборонялся как мог, но было понятно, что неприятель вскоре прорвет линию обороны и вторгнется в тыл.

— Что он может хотеть? — сказал я.

— Трудно сказать, сэр, — ответил Дживс. — Вероятно он явился в качестве кредитора, не могу, правда, сказать, к кому. Но поведение его достаточно характерно.

— Пойду-ка я посмотрю, что там происходит, — сказал я и отправился вниз.

Пока я спускался, пошатнувшееся положение лакея усилила кавалерия в лице тети Далии. Только теперь весь этот слет достиг эпического размаха. Тетя Далия не такая дама, с которой кто-то может позволить себе хамство. Этот чужой тип был солидной фигурой, но все же тетя остановила его победоносное наступление. Подобные вторжения явно были ему привычны, а отпор — нет.