Твоя жизнь и твоя смерть принадлежат мне

Людей, ослеплённых жадной любовью к власти и богатству, очень много. Их поступки не предсказуемы — никогда не сможешь догадаться, до каких высот изворотливости они могут подняться, до какой глубины подлости опуститься. Управлять такими людьми можно, но утомительно. Власть надо держать перед их глазами, как морковку перед мордой осла, чтобы он стремился к ней, откусывал по чуть-чуть, но не мог съесть полностью. Подпитывать его деньгами, но помнить, что всегда найдётся тот, кто может предложить ему больше. К сожалению, без таких людей во власти не обойтись. Держи врага перед собой, чтобы лучше видеть его намерения. Будь начеку. Спереди бойся волка, а сзади тигра.

Людей, заражённых эгоистичной любовью тоже много, примерно столько же, сколько и тех, кто ослеплён любовью жадной. Управлять ими очень сложно. Их глупость настолько нелепа, а трусость настолько глупа, что их не постичь умному человеку.

Конечно, в жизни всё сложнее, не так абсолютно, как я тебе рассказал. Разные виды любви могут переплестись в одном человека, создать её новый узор…

Император ХёнКи очень устал. Это ясно увидел его сын. Поклонился, благодаря отца за урок мудрости. Испросил позволения продолжить разговор позже.

А добравшись до своих покоев, вызвал к себе Бэкхёна и распорядился перевезти узника № 7 из подвала крепости Арк в тайную комнату во дворце. Вернуть ему одежду и обувь. Вылечить его раны. Еду подавать на тарелках, изготовленных из фарфора. Приставить надёжную охрану.

39 — в переводе — «свежесть, чистая роса, слеза»

40 — в переводе — «нежная»

16

— Отец, расскажите мне, как Вы полюбили императрицу Исыль? Как поняли, что она Ваша единственная? Как доверились ей?

ХёнКи откинулся на подушки, закрыл глаза. Долго молчал. Сын терпеливо ждал. Но, всё-таки, не выдержал, с почтением сказал:

— Простите, отец, если я перешёл границы…

ХёнКи поднял руку в повелительном жесте, призывая сына к молчанию, и заговорил:

— Моя Исыль не была ни яркой красавицей, ни с особенной статью, ни с пламенным взором. Я до сих пор не знаю, как разглядел её среди двенадцати наложниц. Но она стала для меня такой — яркой, как луна в ночи, с горящим взором, что согревает в стужу, с лёгким нравом, что освежает в жару. С её прекрасных губ я пил влагу, утоляя жажду путника в пустыне. На её хрупкие плечи опирался, когда мне было трудно. Её нежные ладони снимали мою боль. Мне было уютно с ней и молчать, и разговаривать. Она смешила меня. Я старался рассмешить её, чтобы услышать её хрустальный смех. Мне не нужна была другая женщина в постели, ни пока она была жива, ни когда она меня покинула…

Я уверен, что большинство чувств, которые я тебе описал, ты уже испытал. Я уверен, что ты можешь сам добавить к этим словам не мало. Но это ни на шаг не приблизит тебя к пониманию, что такое любовь. Даже если ты встретишь женщину, в которой будет сосредоточено всё, что ты любишь во множестве других женщин, ты можешь пройти мимо, потому что твоё сердце не дрогнет при взгляде на неё. А потом ты заметишь на чьей-то щеке язвы от оспы, и они покажутся тебе прекраснее, чем ямочки от улыбки на щеках красавицы. И это будет любовь. Потому что любовь — это чудо. А чудо не поддаётся разуму.

— Отец… — попытался задать следующий вопрос принц, но ХёнКи остановил сына, положив ладонь на его руку.

— Сын мой, я устал. Продолжим позже.

ХунЮн поклонился отцу и ушёл. А ХёнКи в изнеможении закрыл глаза и позволил слезам пролиться по щекам. Он разрешал себе вспоминать Исыль всего лишь раз в день. Вытаскивал из памяти сердца воспоминание только об одном из дней, проведённых ими вместе. Не так, уж, их было и много. Ведь он был императором…

Я в доме пустом…

Как холодно в нём мне без тебя…

Я в доме пустом…

Луна за окном напомнит о том, что я потерял…

Сквозь слёзы живу…

Сквозь слёзы ищу твой тихий свет на небесах…

Не оставляй меня, молю…

Но бессильных просьб слова

Слышит только ночь в нашем доме… без тебя…

Даже если протягиваю руку…

даже если тянусь…

Ты ушла туда…

где я не смогу… тебя обнять…

И, не сумев найти тебя…

я только плачу…

Люблю тебя… Люблю… И изо всех сил…

пытаюсь позвать…

Но ты не слышишь, и только сердце продолжает звать…

17

— Отец, Вы не раз говорили мне, что удел императора — одиночество. Но разве не странно чувствовать себя одиноким, когда вокруг столько любви? Любовь любимой женщины. Любовь семьи. Любовь народа к императору. Ведь подданные обязаны любить своего императора?

Император ХёнКи тихо рассмеялся скрипучим старческим смехом:

— Сын мой! Разве можно обязать кого-то любить? Даже Будду все любят по-разному.

Народ… Народ будет восхвалять императора, пока он будет хорошо о нём заботиться, пока будет одерживать победы на полях сражений во имя него. Но, если найдутся те, кто убедят народ, что их император плох, народ поднимет бунт и растерзает своего императора.

Семья… Ты ведь хорошо знаешь историю. Сколько за века было случаев, когда брат шёл на брата, сын шёл против отца, отец пытался отравить сына, мать пыталась захватить трон себе? Несть числа. Любимая женщина… Ты будешь смотреть в её полные любви глаза к тебе, и сомневаться в том, что она тебя любит. Думать — а не трепещет ли она перед твоим титулом, властью, богатством? Или вообще — жаждет захватить над тобой власть и в предвкушении этого её трясёт? И это будет только твой выбор: довериться её любви или всю жизнь сомневаться в её любви к тебе. Если отринешь все плохие мысли, доверишься ей, то придётся принять любые последствия этого шага, какими бы они ни были, в том числе и коварное предательство, и свою смерть от её руки. Только тогда ты познаешь любовь. Любовь, которая может длиться всю жизнь или всего лишь короткое время, пока любимая женщина не осуществит свои планы. Если всю жизнь будешь настороже, то сомнения, в конце концов, разрушат твою любовь, но ты останешься жив, а горечь предательства не сожжёт дотла твоё сердце. Ты отправишься на поиски новой любви, но всё повторится. Так ты и будешь ходить по кругу. Каков будет твой выбор, сын? Я сделал свой выбор и ни разу не пожалел о нём. Не пожалел бы о нём даже приняв яд от любимой Исыль.

Одиночество… Я расскажу тебе одну притчу. Жил один бедняк. Радовался тому, что у него есть крыша над головой. Плохонькая, дырявая, продуваемая ветрами, плавящаяся от жары. Но, когда она спасала его от палящего солнца или защищала от холода, он был счастлив. Когда ему удавалось добыть кусок хлеба для себя и своей семьи, он тоже был счастлив. Засыпал счастливым рядом со своей женой, которая делила с ним все тяготы его жизни. Радовался в час веселья со своими друзьями, у которых тоже ничего не было, как и у него, кроме них самих, их душевного общения, их дружбы…

Но вот бедняк неожиданно разбогател. Ему не надо было больше задумываться о еде, о крыше над головой. Единственной его заботой было не потерять своё богатство, приумножить его. Его маленькая семья — жена и дети, вдруг, обросла многочисленными родственниками, которые всё время от него чего-то хотели и ждали. А вот друзья исчезли. Потому что мало кто будет радоваться чужому везенью. Потому что мало кто не будет испытывать чувство зависти.

Выросло богатство того бедняка. С богатством пришла власть. Он разогнал свою родню, лишь иногда позволяя ей пользоваться подачками со своего стола. Он забыл своих друзей, стал для них кредитором. Из его дома ушла радость, потому что его старая жена стала его раздражать — почему он должен терпеть её, если может позволить себе молодых и страстных наложниц. Детей своих он начал опасаться — ведь они только и ждут, чтобы разделить его наследство между собой, когда он умрёт.

Наконец, бывший бедняк достиг таких высот, что стал императором. Ему не надо было больше заботиться о преумножении своего богатства, оно стало таким огромным, неисчерпаемым. Единственной его заботой было не потерять свою власть. Потому что только в ней он видел источник своего счастья. Власть заменила ему всё — жену, детей, друзей, любовь. Он остался один, потому что больше никому не мог доверять, кроме самого себя. А по ночам ему снился один и тот же сон, где он счастливый веселится с многочисленными друзьями за столом с единственным куском хлеба, который они делят на всех поровну. А потом идёт домой, целует на ночь своих детей и засыпает в обнимку со своей любимой женой в доме с дырявой крышей, продуваемой всеми ветрами. Утром он просыпался в холодном поту от ужаса, что его власть и богатство исчезли. Успокаивался, что это не так. И продолжал жить в одиночестве…

Подумай над этой притчей, сынок.

17

Сразу после разговора с отцом ХунЮн отправился к Соа. Дольше оттягивать встречу с ней он не мог.

Соа так обрадовалась приходу принца! Но улыбка погасла на её лице, когда она увидела его сосредоточенное, холодное лицо. Они не виделись уже восемь дней. Со дня смерти Гюри. Соа даже не была уверена, что он тогда, около её дверей, заметил её. С тех пор ни разу не звал к себе в покои. И на прогулки по саду тоже. Никого не звал, не только Соа, но от этого ей было не легче.

Соа очень хотелось вглядеться в каждую чёрточку лица принца, хотя бы просто взглянуть на него, но она не посмела этого сделать, когда он неожиданно вошёл в её комнату. Чувствовала, что он сердится на неё, поэтому отстранился. И она понимала за что, осознавала свою вину. Принимала её. Ведь это она была виновата в смерти Гюри. Об этом шептался весь гарем. Все её, Соа, осуждали. А она себя буквально бичевала. Если бы она не была так счастлива от близости с принцем, если бы смогла не выражать так открыто свои эмоции, если бы надела на своё лицо маску сдержанности, Гюри не дошла бы до такого отчаяния, что убила себя.

ХунЮн смотрел на поникшую, истончившуюся фигурку девушки, опустившей глаза в пол, и его душа переворачивалась от жалости к ней. Она, кажется, побледнела, похудела за те дни, что они не виделись. Так хотелось обнять её, прижаться к ней, погладить по волосам, вдохнуть аромат её кожи, заглянуть в её прекрасные глаза… Но принц прервал себя. Если он продолжит, если он отпустит свои желания, поддастся чувствам, то он не сможет задать ей свой вопрос, ответ на который поставит точку в его сомнениях, выберет путь, по которому он пойдёт дальше.

И принц остался стоять на месте. Повелительным жестом отослал служанок и евнухов из комнаты. Позволил себе сделать только один шаг по направлению к Соа и сказал:

— Я хочу, чтобы ты ответила мне на вопрос, Соа. Представь, что я — император Когурё. А ты замужем за человеком, которого любишь. Чью сторону ты бы приняла в критической ситуации, когда стоял бы выбор между жизнью и смертью — мою или его?

Первым порывом Соа было ответить: «Вашу, Ваше высочество». Но это было бы правдой только потому, что она любила принца. И это оставалось бы правдой, даже если бы он не был принцем, а был сановником, горожанином, воином, торговцем, бедняком. И Соа ответила так, как подсказало ей её сердце: