Муданжские зарисовки

Сирота муданжская

Лето показывало донышко. Хромой Гхан сидел на бревне около кострища и изучал донышко своей пиалы, прикидывая, кого бы из мелюзги отправить за новой порцией. Компот из дички на этот раз как-то особенно удался.

От раздумий его отвлекло тихое рычание мотора. Вот только этого не хватало! Такой был хороший, спокойный день. Кого ещё принесло⁈

Дети, заслышав машину, прыснули прятаться — кто в дом, кто в лес, благо лето, можно и под кустом пересидеть. Гхан поставил пиалу и скрестил руки на груди, приготовившись огрызаться.

Мотор становился всё громче, всё ближе. Гхан уже видел между деревьями блестящий бок машины. Наконец стало тихо. Щёлкнула дверь, открываясь, и снова закрылась. Гхан стиснул зубы. Внезапно мотор зазвучал снова, и машина потихоньку упятилась прочь по лесной дороге.

Значит, привезли. С тяжёлым сердцем Гхан встал и поковылял к дороге, осматриваясь. Никогда не знаешь в такой ситуации, на каком уровне искать подкидыша. Может быть почти с тебя ростом, а может быть малявка.

На этот раз оказался младенец. Похоже, совершенно свежий, красненький ещё, едва пуповина обрезана. Гхан тихо выругался. Главный спец по выкармливанию новорожденных, парниша по кличке Качели, достиг совершеннолетия и свалил из приюта месяц назад и, по слухам, уже нашёл работу в столице. Император теперь даёт налоговый вычет за найм безродных… Гхан, конечно, и сам поднаторел в этом деле, но старость не радость, да и расслабился он последние несколько лет, пока Качели управлялся со всем.

Он поднял корзинку с младенцем с земли. Тот только начинал поскрипывать, не понял ещё, что к чему. В ногах у него приткнулся кошель. Гхан вытащил его, машинально взвесил в руке и убрал в карман. Не то чтоб много, но и немало. Папаня, видать, ремесленник или купец средней руки.

Гхан повернулся было к дому, чтобы унести ребёнка с солнцепёка и заодно поглядеть, кого бы приставить менять пелёнки, но упёрся взглядом в чью-то грудь.

Мужскую. Голую. Испещрённую узорами и завешенную золотыми украшениями. Гхан изумлённо поднял голову — и тут же снова опустил, наткнувшись на горячий взгляд Ирлика Мангуста.

— В мой месяц родился, — сказал Ирлик-хон. — Я его тут не оставлю.

— Куда ж вы его денете, Ирлик-хон? — прохрипел Гхан, непроизвольно прижимая корзинку к себе.

— Есть пара идей, — ухмыльнулся Ирлик-хон, блеснув золотыми зубами. — У меня набралось должников, кто гуйхалах отправил, а не расплатился. Вот и потрудятся.

Гхан сглотнул.

— Ирлик-хон… Ребёнку-то хуже бы не было с того… Если из-под палки…

— Зачем из-под палки? Мои подопечные ради меня готовы на подвиги. просто пока подходящего подвига не подвернулось. А я вот и подкину. Давай, давай, не упрямься, ребёнок в семье вырастет, тебе жалко, что ли?

Младенец наконец осознал, что его окружают какие-то чужаки и включил аварийную сигнализацию. Гхан скривился.

— Мы абы кому не отдаём! — закричал поверх него Гхан.

— Тебе рекомендательное письмо, что ли, представить? — закричал в ответ Ирлик.

Ребёнок прибавил громкость.

— Пускай явятся сюда сами, я посмотрю! — упёрся Гхан.

Ирлик-хон задрал лицо к небу и немного повыл. Гхана повело, в глазах у него помутилось. Внезапно вспомнились какие-то люди, которые приезжали в приют пару месяцев назад и просили дать им младенца. Но у Гхана тогда не было совсем малышей. Он аж всех трёхлеток парадом выстроил, надеялся, вдруг кого возьмут. Но нет… И вот…

— Эти, что ли? — ахнул он. — Дождались!

Ирлик-хон прыснул.

— Дождались! Думай головой-то! Я же и отправил, раз ты такой упёртый. Всё, давай сюда, там мать кормящая, а этот надорвётся сейчас! Вырастет — будет духовником в этой области, встретишься с ним ещё!

Гхан мысленно плюнул и выставил корзинку вперёд. Витую ручку сцапала когтистая рука, и бог исчез в столбе белого пламени. На поляне перед домом стало тихо.

Гхан почесал в затылке, осознавая, что только что произошло.

— Погодите… Встретишься? Это что ж, я доживу, пока эта сопля духовником станет?

В ответ ему сосны захихикали.