Чужой гость

А Василиса осталась одна и не у дел. Их поселили в доме второго сына Пустынного хана. И почёт, и возможность приглядывать, и, стоило быть честным — так было проще, не вызывая лишних подозрений, обеспечить охрану Василисы. Заодно Лия, как звали хозяйку дома, была всего на пять лет старше гостьи и могла помочь городской девушке освоиться в посёлке. Пару дней Василиса отсыпалась и наслаждалась бездельем, дома-то был бы конец четверти и промежуточные тесты. А потом ничегонеделание стало откровенно тяготить. Василиса напросилась к Лие помогать по дому. На кухне проблем и вопросов не возникло. Обычай, когда парень женится, перед этим выполнив для рода что-то важное, был распространён повсеместно — взамен род помогал молодой семье сразу обзавестись своим домом, а не ютиться первое время с родителями. И семья Лии, и все соседи, не скрывая, смотрели на Василису как на невесту Глеба: её жених привёз буровую, как только пойдёт вода, его примут в посёлок, а благодарный род поможет молодым со своим собственным хозяйством. Да и на ночь Глеб и Василиса делили одну комнату — такое здесь тоже случалось не так уж редко. Невеста перед свадьбой переезжала к жениху пожить вместе и посмотреть, подойдут ли они друг другу. При этом любой секс между женихом и невестой строго позволялся исключительно после свадьбы.

Женщина должна встречать усталого пусть пока ещё будущего, но мужа, горячим ужином, так что на кухню Василису пустили без вопросов. Конечно, пришлось немного повозиться, привыкая к плите и местным кастрюлям и продуктам, но ничего сложно в этом не нашлось. Хозяйка, невысокая, пухленькая и чем-то похожая на весёлого неунывающего рыжего котёнка, оказалась девушкой лёгкой в общении. Заодно Лия с удовольствием присматривалась, как готовит гостья. Что-то брала на заметку себе, в чём-то наоборот поправляла. Но помощь на кухне занимала слишком мало времени, зато в остальном по хозяйству Василиса оказалась почти бесполезна. И это было обидно, хотя скажи ей месяц назад, что она будет страдать по невозможности переделать домашние дела — Василиса покрутила бы пальцем у виска. Вдвойне обидно было, что Лия смотрела на гостью не как на белоручку, а с пониманием: та из Города, там всё иначе, и попади жительница пустыни под эко-купол, точно так же её привычные навыки окажутся бесполезны.

Когда Василиса дошла до состояния озверения от избытка свободного времени, Лия подошла с неожиданным предложением.

— Ты же школу почти закончила?

— Ну… да. Год ещё остался.

— Всё равно отлично. А может, тогда у нас в школе тогда попреподаёшь? Учителей не хватает.

— Я?!

— Да. Хотя бы в младших классах для девочек. Программа и учебники есть, без проблем справишься.

— У вас здесь школа есть? То есть я хотела сказать, у вас отдельно учат?

Лия спрятала улыбку, хотя удивление, что в посёлке, оказывается, есть школа, её развеселило.

— Конечно же, у нас есть школа. А как же? А у вас разве не отдельно учатся?

— Ну… есть и отдельно, но в основном вместе. Программа-то для всех одна, её, — Василиса споткнулась, чуть не ляпнув «из министерства образования», — в общем, программу начальство утверждает единую для всех школ. Можно сверху добавлять предметы, но основные для всех обязательны.

— Вам в Городе везёт, — Лия непритворно вздохнула. — У нас девочек учат в основном литературе, истории и прочим гуманитарным предметам. Мама должна быть образованной, иначе дети вырастут недотёпами. Ну и что в хозяйстве пригодится, чтобы пока муж на работе, не ждать его с ремонтом. Провод там какой запаять. А остальное девочкам дают меньше, чем парням. Ну и учатся парни до шестнадцати, на два года дольше. Если девчонка хочет мужскую специальность…

— Запретят? — быстро спросила Василиса.

— Да вот ещё глупости. Просто учиться самой и больше приходится. А если уж смогла, так наоборот помогут. Для рода хороший механик намного полезнее, чем плохая хозяйка. Моя старшая сестра так и впахивала. Сразу после школы к отцу в мастерскую, а вечерами сидела с учебниками. Зато теперь, — в голосе прозвучала гордость, что можно похвастаться, — сестра одна из инженеров на заводе, где машины делают.

— Я… Я подумаю.

— Вот и хорошо. Я тогда скажу, чтобы тебе учебники посмотреть занесли.

Василиса улыбнулась краешком рта: Лия за неё всё решила. А в груди пробежался холодок. В старой гимназии, ещё в Ярославле, когда в программу десятых классов неожиданно перед самым сентябрём ввели экономику, культурологию и социологию, директор пригласила кого смогла. И в результате все три предмета вёл блестящий университетский преподаватель, знавший предмет и умевший слушателей заставить его изучать. Сейчас Василиса сложила уроки, слова Лии и рассказ Глеба — её любимый прав, колония стремительно катится в пропасть. Да, пока есть такие люди, как Гладов или Пустынный хан, они будут тормозить процесс… Уже сейчас разделение образования — вынужденное, как и упрощённая программа для девочек. Любое уменьшение ресурсов заставит школьную программу съёживаться ещё сильнее, в первую очередь за счёт тех самых бесполезных в повседневной жизни «истории и литературы». А дальше неизбежный итог, строго по схемам, которые им рисовали в гимназии. Очередное малообразованное и невоспитанное поколение решит, что женщине уметь читать вообще необязательно, дети у таких матерей вырастут жестокими и неграмотными. А там недалеко и до полной дикости, где женщина считается недочеловеком, неспособным ни к чему кроме как родить сына и ублажать мужа, а девушка стоит дешевле крепкого коня.

Лия ушла, но Василиса никак не могла успокоиться и решить: согласиться или нет? Вроде бы интересно, но какой из неё учитель? А если не послушают? А вдруг дети над ней смеяться будут? Что она им скажет, и вообще как будет командовать? Учитель в представлении Василисы всегда был намного старше и умнее, чем она сама и одноклассники. Особенно как тот, из университета, которого она минуту назад вспоминала. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, Василиса достала краски, сделанные Глебом ещё в пирамиде специально для неё, листы для рисования и кисти. Придуманные в будущем составы, к восхищению Василисы, могли ложиться хоть как масло, хоть как акварель, темперу или гуашь. И растворитель для всех один и тот же, вода. Девушка рискнула отлить в кувшин из общего запаса немного воды, и приготовилась рисовать.

Над тем, что изобразить первым, Василиса не раздумывала ни секунды. Глеба, и как он стоял тогда и смотрел на водохранилище. С фигурой, замершей в пол-оборота спиной к художнику, получилось сразу, как и с зелёной, но уже слегка начавшей желтеть травой. А вот Рыбинское водохранилище никак не ложилось на лист, пока Василиса не сообразила, что фигура и настроение картины совсем под другое время суток. Миг, когда дневное светило уже почти погасло, очень скоро до горизонта водную гладь укутает вечерний туман. Но пока серовато-зелёная скатерть матово отливает бархатом, рябая от запутавшихся в мелкой зыби ало-жёлтых кругляшей. А вверху, как лоскут, оторванный от прибоя, в небе танцует чайка.

Гордо полюбовавшись результатом, всё-таки после встречи с Глебом… Или после переезда в Рыбинск? Неважно где и как, главное, что Василиса наконец-то нашла в себе силы уронить в свою работу искорку, без которой, как говорила их учительница в художественной школе, картина останется мёртвым подобием фотографии. Получалось, правда, ещё не всегда. Пока настроение не ушло, Василиса решила сделать подарок Лие, раз уж она так о гостях заботится. Нарисовать какой-нибудь лес, здесь всякую растительность и зелень любят. А если успеет, пока никто не мешает, можно ещё чего-нибудь нарисовать. Кому-то да приглянется или, если они с Глебом всё-таки в гости к соседям соберутся, и понадобится им приятное сделать.

При слове «картина с лесом» на ум упорно приходило Шишкинское «Утро в сосновом бору», которое их заставляли в художественной школе копировать до зубовного скрежета. Повторять знаменитую картину Василиса не собиралась, но раз в голову упорно лезли сосны, она сдалась. Её сосны были словно пропитаны мёдом полуденного солнца, сияли ароматом смолы, а мрачные тени спрятались, нет им места на душистом ковре из сухих сосновых иголок. Даже самой почудилось, как зашуршали, затопорщились пушистыми венчиками иголок ветки, мимо пробасил сердитый толстый шмель, обиженный, что вокруг ни одного цветка. Рыжие муравьи деловито надстраивали свой муравейник. А сверху в вышине, такие же рыжие, от сосны к сосне перепрыгивали белки и швыряли вниз обгрызенные и выпотрошенные шишки.

Вторая картина вышла не хуже первой, и, отложив её сохнуть, Василиса села за третью. Здесь тоже должен был вырасти лес, но теперь иной. На краю мелькнула полоска осинника, а сквозь стройный ряд наивных берёзок выглядывали ели, в паутине свисавшего мха. Ночью прошёл дождь, поэтому сейчас поднимался туман, воздух млел и синел мягкой утреннею дымкою, стекавшей в озеро, на берегу которого и стояла художница. Василиса так увлеклась, что замершую на пороге комнаты и заглядывавшую через плечо Лию она заметила, когда уже ставила в уголке подпись.

— Ой, прости, — Василиса посмотрела на почти пустой кувшин и ёмкость, куда сливала грязную воду. — Я по привычке, не подумала. Но там краска натуральная, потом водой тоже полить что-нибудь можно… — и осеклась, такой восторг был на лице Лии. — Я… — Василиса смущённо зарделась. — Я хотела тебе подарок сделать. Вот эти две… они ещё сохнут.

— Мне?! — кажется, Лия никак не могла поверить.

— Ну да. Вот эту, — Василиса смутилась ещё сильнее. — Я Глебу делала. А эти две тебе. Извини за воду…

— Она и в самом деле не понимает, — рассмеялась Лия. — Твоему будущему мужу точно повезло. И нам тоже — решено, ты будешь в школе преподавать рисование, теперь не отвертишься. Давно искали учителя, чтобы было не только «с пользой для мелкой моторики». Если что — никто тебя за язык не тянул, я жадная и обе картины заберу. Ты насчёт лака думала? И рамки?

— Нет, как-то не сообразила.

— Ничего, я знаю, кого попросить. Тогда дашь мне, к ужину все три принесу. Вечером сама увидишь и поймёшь.

Лия как-то сумела организовать, что все мужчины вернулись примерно в одно время, и ужинать в итоге сели вшестером. Сразу после еды Лия внесла и повесила на заранее приготовленные места две картины с лесом, третью торжественно вручила автору, и под её внимательным взглядом Василиса, отчаянно краснея, сделала подарок Глебу. Муж у Лии смотрел на картины затаив дыхание, и его молчание было красноречивей любого восторга. Виктора проняло настолько, что он выдал:

— Да уж, словно окошко в настоящий лес прорубили.

Глеб, не выпуская картину, прямо при всех девушку поцеловал и шепнул:

— Ты у меня самая лучшая.

— Вот такой нам подарок, — рассмеялась хозяйка дома. — А она даже не понимает, что умеет делать.

— Да уж, — поддакнул Лие муж, — в очередь к тебе за заказами будут выстраиваться.

— Чур, к нам в школу я её первая застолбила.

— И это тоже. Но в остальном тебе, Василиса, нужна реклама. Ты иконы никогда не рисовала?