Предчувствие смуты

14

От Шпехты Микола ушел далеко за полночь, направился не в общежитие, а на вокзал. Проходил мимо собора Святого Юра. На недавнего студента безучастно смотрели темные глазницы готических окон. В них, словно пламя далеких костров, отражались городские огни. Кто-то из галичан говорил ему: «Жуткое сооружение. Построено для устрашения».

Про себя Микола рассуждал: «И Шпехта нас хочет обвенчать в этом жутком сооружении? Варнава Генрихович — загадочный человек, — и сам себя спросил: — А разве есть юристы незагадочные?»

Микола мечтал обвенчаться с Соломией, но не в этом нагромождении угрюмого камня. Он мечтал свадьбу справить дома, на Слобожанщине, в теплый солнечный день, на виду у родни. Сначала, конечно, они направятся в сельсовет, где им вручат свидетельство о браке, а потом — в церковь, где отец Зиновий их обвенчает по-православному.

Миколу тянуло домой, на Слобожанщину, но он обменял билет на более позднее число. Не выяснив судьбу девушек, он не мог покинуть город, оставаться в неведении. Предчувствие, что Варнава Генрихович знает намного больше, чем сказал за бутылкой пива, Миколу не обмануло.

Гуменюк был удивлен, выслушав его после встречи с адвокатом. Бывший прапорщик Миколу Перевышко уже принимал как побратима.

— Ядя пану юристу писульку прислала! — наконец-то он признался Миколе. — А в писульке — так, мол, и так, до Нового года мы работали вместе, а после Нового года нас разделили. У них готовилась какая-то акция против своего президента.

— Это в Грузии-то? — уточнил Микола.

— В ней самой, — кивнул Гуменюк. — И потребовался надежный снайпер, желательно иностранный, притом женщина. Были у них только наши, прикомандированные. В тот день Ядя себя неважно чувствовала, а Соломия согласилась, но заломила такую сумму, что грузинские отморозки затылки почесали. Подумали и согласились. Показали Соломии снимки этого говенного грузина, которому предстояло дырявить голову. Пошли к послу деньги просить, а тот, когда узнал, кого эти юные грузины будут мочить, взбеленился: «Да вы что, это же наш человек, хотя и бывший член Политбюро!»

О Соломии Гуменюк говорил с восторгом, хвалил девушку за то, что она мудрая как змея, что вовремя отказалась от сделки, сославшись на контракт.

— Оказывается, в контракте не было пункта о ликвидации президента этой полубанановой республики, — говорил Гуменюк. И тут же в бочку меду ложку дегтя: — И все же Соломия допустила оплошность, призналась, что снимки и маршрут следования объекта изучила. Она, видимо, по своей инициативе выезжала на местность, определила точку, с которой сподручно произвести прицельный выстрел.

Он говорил еще о чем-то, что не имело прямого отношения к офицеру национальной гвардии.

— Я так считаю, — сделал вывод Гуменюк. — С грузинами связываться — себе в убыток. Времена великого вождя давно прошли, а времена Лаврентия Павловича еще не наступили. Вот они, так называемые революционеры, и запрятали Соломию как свидетеля… Это моя версия.

Микола внимательно выслушал бывшего прапорщика, уже окончательно поняв, в чем смысл командировок Соломии и Яди. Подвел теоретическую базу, определив главенство экономики над политикой. Суть ее состоит в следующем.

В мире совершается невиданный по масштабам и ожесточению передел собственности. Всюду спрос на снайперов повышается. На каждого президента любого окраса уже отлита снайперская пуля. Отлита и для каждого владельца крупной собственности. В рыночных условиях снайпер становится киллером. Пока еще это редкая профессия и редчайшая — среди девушек, не говоря уже о подростках. На них мало кто обращает внимание, а ведь эти в большинстве своем нежные существа в считанные минуты способны при соответствующей подготовке расстрелять любого президента и всю его охрану. Но за это хорошему снайперу полагается хорошо платить.

Что же касается конкретных девушек, тут вроде все было ясно. Соломия, в отличие от Яди, поставила перед собой цель сколотить капитал, выйти замуж по любви, заняться бескровным бизнесом, на который всегда будет спрос.

Ядя в душе была политиком. В ее понимании, наша планета перенаселена. Без войн человечество задохнется. А войны начинают люди. И людей, чтоб они убивали друг друга, нужно озлобить. Кто-то придумал терроризм, то есть жуткое устрашение. На самом деле это охота на людей. Истребление друг друга. И здесь снайперская винтовка — всего лишь орудие труда. Как в руках хирурга скальпель.

Уже прощаясь, Микола напомнил:

— Зенон Мартынович, вы обещали найти и наказать грабителей, которые напали на нас в Стрийском парке.

— А что их искать? — равнодушно ответил Гуменюк. — Они вовсе не грабители. Это желторотые оуновцы. Начальник львовского провода мне прислал извинения, а Яде — корзину роз и пожелание быстрее залечить рану.

— И она их простила?

— Ядя не из тех, кто прощает побои. Она потребовала назвать фамилии нападавших.

— И ей назвали?

— Отказались. Но я через своих людей узнал. Вернется Ядя — передам.

— И что она с ними сделает?

— Накажет. Ты, наверное, Микола, не в курсе… Когда она была школьницей, ее изнасиловали двое старшеклассников. Через два года их не стало.

— Она их застрелила?

— Нет. Кастрировала, но они почему-то не выжили.

— Ее осудили?

— Кто?

— Народный суд.

— О чем ты говоришь? Какой народный суд? Она только мне призналась. Это чтоб ее начальник не приставал к ней. А я шепнул начальнику гвардии. Жалко его. Молодой хлопец, и вдруг без чего-то останется. У Яди и Соломии железное правило: не мужчины их выбирают, а они мужчин. — И подмигнул с намеком: — Так что, Микола, цени это. Ты у них в чести.

— Я люблю Соломию, Зенон Мартынович.

— Верю.

Гуменюк попросил оставить ему слобожанский адрес и телефон. Телефона у старых Перевышек не оказалось, пользовались переговорным пунктом в селе Стрелецкое. Это в пяти километрах от Сиротина.

— Ну, в добрый путь, козаче! Жди хороших новин.

Дождливой ночью пассажирский поезд уносил Миколу в родные края. За грохотом вагонов не было слышно грома. Только молнии кромсали небо и по вагону плясали блики, высвечивая бледные лица спящих пассажиров.

Подложив под голову кулак, Микола лежал на верхней полке, глядел в раскрытое окно. Капли влаги залетали в купе, но он их не замечал. Он неотступно думал о Соломии, и сердце его сжималось от нехорошего предчувствия. Зачем Гуменюк напомнил ему о правилах, которых придерживаются девчата? Это дома многое им сходило с рук. Рядом были свои люди, тот же Гуменюк, да и Варнава Генрихович негласно имел в городе заметную власть… А какая защита для украинских снайперов за бугром, в той же Грузии?

Микола никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Соломия весь мир ему перевернула. Все мысли были только о ней. Хватит ли ей ума и ловкости выбраться из той ямы, в которую попала?..

А поезд уже в лучах утреннего солнца подкатывал к перрону киевского вокзала. После Киева людей в вагоне стало больше. По отрывочным разговорам можно было определить, что люди в большинстве своем едут на заработки. Никак, на Слобожанщину? Нет, в Россию. На Кубань.

Может, и ему податься в Россию? Его специальность везде востребована.

Не предполагал он, что вскоре, взявшись выручать Соломию, окажется в предгорьях Кавказа.