Предчувствие смуты

11

Под вечер по распоряжению мастера машину загнали в сарай. Микола догадался: здесь будут грузить гроб. Сначала из подвала выносили какие-то доски, фанеру, обрезки ДСП.

Микола уже не отлучался от машины, а Илью пригласили как носильщика. Гроб вынесли втроем: мастер, Илья и чеченец, уборщик помещения. В подвале, на необъятно широком столе, где собирают дорогую мебель, стопками лежали разнокалиберные бруски, все почему-то были одинаковой толщины. Илья подумал, что это оселки, на которые в селе всегда большой спрос. Он шел сзади, и соблазн был так велик, что он с ловкостью фокусника снял один брусочек размером с ладошку и незаметно для остальных сунул себе в плавки.

Микола даже не догадывался, что Илюша с детства страдает пикантной болезнью, которую врачи называют клептоманией. Посещая в городе рестораны и кафе, он обязательно что-нибудь стащит, обычно с другого стола, будь то вилка, ложка или нож, а однажды ухитрился спрятать под рубашку тарелку из китайского фарфора, прилепил к себе на живот.

Уже в дороге Микола увидел у Ильи в руках брусок темно-коричневого цвета, поинтересовался:

— Ножи точить?

— Угадал, — и уточнил: — там таких обрезков полный стол. Они из них, по всей вероятности, гробы клеют.

— Видел?

— Нюхал. Столярным клеем пахло. Мягко выражаясь, дохлятиной. Ты бывал на скотомогильнике?

Микола молча кивнул.

— Значит, бывал. Тогда представляешь. Толщина брусочков строго одинакова, примерно три сантиметра. А длина и высота… смотря какой клиент. На крупного пойдет много брусков, на маленького — мало. Ты присмотрись, и наш гроб тоже из брусочков. Дерево есть дерево: в воде оно не тонет, в огне — горит.

И, чтобы не молчать, спросил:

— Как ты думаешь, наш клиент каких габаритов?

— Нормальных.

— Точнее?

— Средних.

— Не угадал. Гроб для великана. В России есть один великан. Но ему незачем лезть под чеченские пули. Он боксер. А боксеры — это не мы с тобой. За каждый удар — тысяча «зеленых». Вот он ходит и бьет.

— Не верю.

— Надо верить, иначе не дадут нам зарабатывать.

Гроб поставили посредине салона, закрепили, на крышку водрузили пару сосновых венков. Венки были свежие. В салоне сразу же запахло хвоей.

— Вас будут сопровождать до Воронежа, — сказал мастер. — От Воронежа поедете одни. Адрес и сопроводительное письмо в конверте. Можете ознакомиться сейчас.

Микола раскрыл конверт. В конверте была картонка с адресом в город Грозный и небольшая пачка денег мелкими ассигнациями.

— Деньги-то зачем?

— Откупаться от гаишников.

— Спасибо.

Выехали в сумерки. В машину никто не сел, но сзади неотлучно шла иномарка темного цвета. Догадаться было нетрудно: сопровождение.

— Изделие, видать, ценное, — нарушил молчание Илья и большим пальцем показал в зеркало заднего вида. Микола молча кивнул. Он сразу же эту машину вычислил, когда выезжали с улицы к мосту через Коломенку.

До самой Рязани иномарку несколько раз теряли из виду. Машина не приближалась и не отставала, шла на некотором удалении. Ночь была светлая, но безлунная. Убывающая луна обещала взойти где-то под утро.

Ближе к полночи встречные машины попадались все реже. На Москву шли тяжелогруженые фуры, слепили пронзительно яркими фарами. Но уже за полночь грузовики табунились у постов ГАИ, стояли на обочинах, а водители отсыпались в кабинах.

— Ты поспи, — предложил Микола своему напарнику. — Дорога дальняя.

Обоим спать не хотелось: хорошо отдохнули за день. Почему-то все еще были под впечатлением разговора мастера о коломенских бомжах. У людей золотые руки, хотя бы у того мелкорослого в черной ветровке, с рюкзачком за плечами, — золотые руки, а работы нет. «А вот в Чечне он наверняка был бы востребован…» И мысль вдруг перескочила на Соломию. Зачем она там? Тоже востребована? Не стрелять же поехала? Там своих стрелков достаточно…

Микола думал, что Соломию схватили для получения выкупа. Для чеченца самый легкий заработок — схватить человека и продать. А если у родственников денег нет, пусть пленник поработает на Ичкерию. А как на эту самую Ичкерию может работать Соломия, не убивать же военных Российской армии?

«Нет, на такое злодейство она не пойдет, — думал он, глядя на дорогу. — Так она ненароком и в Никиту стрельнет».

Брат писал, что служба у него на юге России, а так как он сапер, то, конечно, на переднем крае — ставит или снимает мины. Будучи в отпуске, он как-то обмолвился, что служба у него такая — он может ошибиться только один раз, второго уже не будет. И отец тогда с горечью произнес: «Тебе никто не завидует, саперы долго не живут».

Но Никита, несмотря ни на что, жил! Если чеченцы заставили Соломию стрелять в русских, то ее пуля может найти и Никиту. Да разве одного Никиту?

Рассудок Миколы отказывался признавать, что Соломия зарабатывает себе свободу снайперской винтовкой. Лучше он, Микола, будет рисковать своей свободой, за убитым съездит хоть на край света, только пусть Соломию выпустят на Украину.

— А кто она такая, Соломия? — вдруг спросил Илья.

Вопрос напарника как по голове ударил.

— Соломия? Ты-то откуда знаешь? — Микола как очнулся.

— Ты бредил… во сне.

— Я почти не спал.

— Вот именно… Почти…

Микола неохотно признался:

— Есть одна дивчина… Западенка.

— А твои батьки согласятся взять ее в свою хату? На Волыни западены твою тетку удавкой… Мой батько говорил, красивая была твоя тетка-учителька! Они, сволочи, красоту не пожалели. А еще батько говорил, что ты, Микола, похож на свою тетку.

— Чем же?

— Чем… Незлобивостью. Вот Никита, твой братан, подковырни его, он тебе горло перегрызет… Как они с Климом резались, до крови доходило. А из-за чего, ты знаешь?

— Может, из-за кого?

— Вот-вот. Из-за моей сеструхи. Ваш Никита начал было приударять за Юлькой. В тот год, как всегда, в октябре, школа убирала кукурузу. Подметили девчата, что Никита рядом с Юлькой. Девчата, они же подлые, засекли, что Юлька и Никита, когда нет никого поблизости, целуются. Ох, как же Никита и Клим цапались! — уже в который раз напоминал Илья. — Хотя… пусть сами себя рассудят…

Ночная дорога мелькала фарами встречных машин, и разговор отвлекал от сонливости. Микола и без Ильи знал причину вражды Клима и Никиты.

…Все у них началось с той злополучной кукурузы. Девчонки, не иначе как от зависти, шепнули Климу. Клим проследил, когда парочка уединилась, тихо пошел следом. Ребята не успели оглянуться, а Клим тут как тут — Никиту тяжелым початком, как колотушкой.

— За что ты его? — крикнула Юля. — Никак чокнулся?

Такой наглости от брата она не ожидала. Да и чем перед Климом провинился Никита? Разве тем, что шел с ней по высокой кукурузе?

В тот раз Никита не бросился на обидчика. Он и не считал его обидчиком. Но Клим заговорил, что Юля не по нему… принялся кидаться обидными словами:

— И ты надеешься, что она за тебя выйдет замуж?..

Этих слов было достаточно, чтоб воспламенить Никиту. Он схватил Клима за ворот, рванул на себя — рукав поплиновой рубахи остался в руке Никиты. Хлопцы принялись мутузить друг друга, пока их не расцепил подбежавший на Юлины вопли Иван Антонович, учитель математики.

О драке Юля рассказала отцу, когда тот поздно вечером вернулся с дальнего загона. Там убирали вручную подсолнухи, и нужен был глаз да глаз. Председатель следил, чтоб от работы никто не отлынивал. В поле выходили все, кто мог быть чем-то полезен. Прекращались веселья и драки.

А тут ни с того ни с сего нарушил неписаный закон не какой-то там Леха Зема (кстати, во время уборки он не брал в рот хмельного и не буянил), нарушил обычай старший сын председателя колхоза.

В тот раз Алексей Романович грубо, оплеухой, поднял Клима с постели (старший сын уже спал) и, как непокорного быка, принялся ожесточенно хлестать шестигранной плеткой.

— Зараза, что ж ты отца позоришь? Я тому вас учу, чтоб вы нос задирали?

Сын почти не сопротивлялся, но все-таки плетку попытался было вырвать из отцовских цепких рук.

Немного успокоившись, Алексей Романович заговорил уже в другом тоне:

— Будет любовь, разумеется, взаимная, я и за скотника свою дочку отдам. Живите, плодитесь, но прежде всего себя в работе показывайте. И среди скотников есть люди. Сам в молодости быкам хвосты крутил. Пусть мать расскажет…

Мать, на веранде убиравшая со стола, забежала в спальню, когда отец уже опустил плетку. Заступаться за сына не рискнула: вдруг Алексей Романович в порыве гнева вспомнит, откуда у нее дети, на каких таких курортах зачала?..

До окончания школы Клим и Никита враждовали. Потом Никиту забрали в армию. Клим тоже долго в селе не продержался. За драку в станционном ресторане схлопотал два года химии. Вернулся домой, когда с перестройкой уже было покончено, повсеместно по указанию Киева разоряли села, каждый колхозник получал земельный пай, на нем или сам веди хозяйство, или сдавай в аренду. Клим трудился в команде отца. С женитьбой у него ничего не вышло — баловался наркотиками. А за наркомана могла выйти замуж разве что наркоманка. Наркоманок в Сиротине пока еще не было: чужие в село не ехали, своих не завели.

Доходили слухи, что и Никита еще не женился, а исправно служит в Российской армии. Возвращаться на Украину не собирается…