Хаос

— О, Кайм, — шепчу я, отчаянно желая прикоснуться к нему, но слишком боясь нарушить это нежное настроение. — Сколько тебе было лет, когда они?..

— Шестнадцать. Моя внешность только начала меняться за зиму до того. Поначалу это было незаметно. Моя кожа побледнела, и сначала они подумали, что я болен, но когда я начал двигаться быстрее и наносить удары сильнее, чем остальные, быстро изменили мнение. — Унылый смешок срывается с его губ. — Затем мои волосы постепенно превратились из каштановых в черные, а глаза стали такими, и я начал избивать инструкторов во время спарринга. Однажды я чуть не убил одного из них. Великий магистр решил, что увидел достаточно. Достопочтенные не могут терпеть ничего — никого — что не могут контролировать. Поэтому они попытались убить меня.

— Но ты выжил.

— Это был первый раз, когда я обнаружил эту свою способность… замедлять время.

У меня отвисает челюсть.

— Замедлять время? Но я думала, что ты просто двигаешься невероятно быстро.

— Нет. Так может показаться любому наблюдателю, но на самом деле я замедляю мир и все в нем.

Ужас и очарование пронизывают меня. Как такое возможно?

— Неудивительно, что ты так хорош в своем деле.

— Я самый лучший. Из-за меня Достопочтенные в последнее время не брались за какую-нибудь прибыльную работу. Лорды, послы, короли, императоры… они стали моими целями. Покупатели хотят только лучшего. Репутация Ордена Достопочтенных была ослаблена, и они вынуждены соглашаться на легкие убийства за небольшую монету. Я их задавлю… медленно.

— Так это из-за мести?

— Речь идет о выживании. Что бы я ни делал, они все равно попытаются убить меня. Я уехал оттуда ни с чем, но скоро буду достаточно богат, чтобы претендовать на земли и построить свою собственную крепость. — Он делает паузу, выглядя задумчивым. — Но да… Я полагаю, что в этом есть элемент мести. Кроме того, с таким лицом, что еще я могу сделать? Я даже не могу сбежать в Норадию или Иншад, потому что они будут оскорблять меня так же сильно, как мидрийцев. Гораздо проще работать в тени, так что это то, что я делаю.

Отметина вокруг моего глаза покалывает, когда до меня доходят его слова. Я помню, как в первый раз некоторые жители деревни стали относиться ко мне по-другому. Именно тогда в нашей деревне начала появляться Книга Элара.

Именно тогда впервые осознала, что я другая.

Кайм… он не так уж сильно отличается от меня и своим собственным путем неповиновения и упрямства боролся против своей судьбы.

— Я принимаю тебя, — просто говорю я, беря его за руку. — Если могу видеть, что ты не злой, то, конечно, и другие тоже смогут.

На мгновение его лицо искажается выражением чистой муки, но это так мимолетно, что мне остается только гадать, не померещилось ли мне.

Я сжимаю его пальцы своими. Сначала он напрягается, но потом обхватывает меня своей теплой рукой и притягивает к себе.

— Я был прав насчет тебя. Ты очень храбрая, Амали, и ты мне подходишь.

Он стискивает меня в своих объятиях.

Мужской запах окутывает меня.

Его тело теплое, сильное и манящее.

Я таю.

— За последние несколько дней мы хорошо провели время. Я должен вознаградить тебя за то, что ты была так добра. — Его голос становится хитрым. — Мы можем забыть о мире под нами, даже если всего на мгновение… если хочешь.

Это не требование — приглашение.

Постоянное возбуждение, которое испытываю всякий раз, когда нахожусь рядом с ним?

Превратилось в пламя.

— Наверху… здесь? — Я смотрю на невероятно зеленый кратер. Голубое озеро смотрит на меня в ответ, как древний немигающий глаз.

— Если ты хочешь, Амали.

Глубокого рокота его голоса достаточно, чтобы прогнать прочь последние мои сомнения. Я наклоняюсь к нему, пока наши губы едва не соприкасаются. Перекидываю ногу через него, оседлав его, и прижимаю ладонь к широкой груди, страстно желая его прикосновений.

Когда он ложится обратно на траву, то улыбается; широкая, сияющая улыбка, и в его глазах есть немного дьявольского блеска.

Значит, он дьявол? Бледный лорд подземного мира Лока, который случайно попал в наш мир смертных?

Нет, его место здесь.

Со мной.

Его рука сгибается, и внезапно я чувствую, как что-то сжимает мою талию, что-то тянет меня к нему. Не его рука, а что-то тонкое, скользящее и…

О! Это шелковая страховочная веревка, которую он обвязал вокруг моей талии.

— Это значит «да»? — Его темные глаза блестят. А алебастровые губы выглядят такими манящими.

— Полагаю, когда человек достиг вершины мира, все возможно…

Он притягивает меня ближе, и его губы встречаются с моими.

Поцелуй обжигает. На вкус он как шоколад и специи — без излишней сладости. Первое прикосновение наших губ разрушает мой самоконтроль.

Я целую его в ответ с безрассудной самозабвенностью, позволяя Кайму обнять себя, когда ветер становится сильнее, взъерошивая траву вокруг. Взрыв аромата — восхитительно зеленого и цветочного — окутывает нас.

Странная эйфория наполняет меня, и огромная тяжесть спадает с моей души. Я провожу пальцами по его черным, как смоль, волосам, которые на удивление мягкие. Глажу пальцами его лицо, скользя по коже, провожу руками по шее и плечам, восхищаясь идеально очерченными контурами его рук. Я задираю мужскую рубашку, просовывая ее под веревку, обмотанную вокруг его талии, чтобы обнажить широкую грудь и точеные линии живота. Поразительные очертания его змеиной кожи проступают в верхней части груди, и когда я натягиваю его рубашку на руки, замечаю черные чешуйки во всем их замысловатом великолепии.

Даже в наполовину законченном состоянии, чернила на нем идеальны. Они прекрасны, грозны и таинственны, как и он сам.

Повязки, которая была обернута вокруг его плеча, больше нет. Рана почти зажила, не оставив ничего, кроме бледного, исчезающего шрама среди кружащихся чернил.

Я постепенно прерываю поцелуй, прикусывая его нижнюю губу, потом хватаю шелковую веревку вокруг его талии и игриво ее дергаю.

— Ты был очень сдержан последние несколько дней.

— Я всегда сдержан, — он многозначительно поднимает брови. — Ну, за исключением того раза, когда ты воспользовалась мной там, в горящей хижине.

— Воспользовалась? Но ты был…

— Полумертвый. — Кайм изображает гримасу. — Ты воспользовалась раненым человеком, Амали.

— Я не восп…

— Но это так же прекрасно, что ты это сделала, потому что вытащила меня из того холодного ада, в который я был втянут. Ты забрала меня у… — Прежде чем успеваю что-то сказать, он берет мои руки в свои и бросает на меня самый пронзительный взгляд. Я никогда не видела его таким уязвимым. — Я расскажу тебе кое-что обо мне, чего никто не знает. — Его голос — низкий гул, резонирующий в его груди прямо до моих костей. — Я также боюсь того, что внутри. Эта чудовищная сила меняет меня. Я не совсем понимаю это, но клянусь своей жизнью, никогда не причиню тебе вреда, Амали.

— Я знаю это, Кайм.

— Важно, чтобы ты это знала. — Он отпускает меня и поднимает руки над головой, скрещивая запястья в странном, игривом виде капитуляции. Это напоминает мне о том, как волк может перевернуться и показать свой живот другому, более доминирующему волку… только я не доминирую над ним, даже если напрячь воображение. — Свяжи меня.

— Что? — Я ошеломлена… и ужасно возбуждена. Этот могущественный, смертоносный мужчина подо мной просит связать его?

— Это текленский шелк. Он сделан из коконов редкого черного шелкопряда. Они едят только листья редкого дерева под названием айсберри, которое растет на самой северной земле Норхадии. Теклен невероятно редок и ценится из-за своей силы. Норхадским ткачам потребовалось бы по меньшей мере пять зим, чтобы получить достаточно шелка для изготовления этой веревки. Если ты обмотаешь ее вокруг моих запястий несколько раз, я не совсем уверен, что смогу ее порвать. — Его губы изгибаются в коварной улыбке.

Мои глаза сужаются, даже когда желание разгорается все сильнее. Это кажется ужасно нехарактерным для Кайма, который всегда все контролирует.

— Н-но почему ты хочешь, чтобы я…

— Все время, пока была во дворце, ты подчинялась желаниям других. Без свободы воли. Они пытались сломить тебя, но потерпели сокрушительную неудачу. — Его улыбка становится дикой. — Я хочу, чтобы ты знала, каково хотеть чего-то и брать это исключительно для собственного удовольствия.

Его тепло просачивается сквозь плотную ткань моей юбки, усиливая во мне волну желания. Я смотрю на его алебастровые запястья и на мускулистые руки, поражаясь тому, как будто бы оживают покрытые чернилами чешуйки.

Кайм опасен, как самая ядовитая змея, и все же он хочет, чтобы я связала его.

Сумасшедший.

Но в его предложении есть что-то мрачно заманчивое. Словно по волшебству, я беру веревку и обматываю вокруг его запястий один раз.

Он все еще улыбается.

— Ты все еще тот, кто отдает мне приказы, — бормочу я.

— Сделай это еще раз, Амали. Забудь все, чему тебя учили для удовольствия. Это твое, чтобы отдавать… и брать. — Его улыбка исчезает. Теперь он совершенно серьезен.

Тепло расцветает в моей груди. Никто никогда так со мной не обращался.

Внезапно я чувствую себя сильной. На вершине этой впечатляющей горы, где вокруг нас клубятся облака, я чувствую, что могу сделать все, что угодно.

— По моим правилам? — говорю я, затаив дыхание.

— Только твоим, Амали.

Я хочу угодить этому мужчине. Сделать ему сюрприз.

Хочу стереть это выражение абсолютной уверенности с его лица.

Я хочу взорвать его разум.

— Хорошо, — говорю я, несколько раз обматывая текленский шелк вокруг его запястий. Теперь мы связаны в трех точках: вокруг моей талии, вокруг его запястий и вокруг его талии. Но у меня все еще достаточно возможности, чтобы свободно двигаться.

Я завязываю петли и откидываюсь на корточки, любуясь своей работой. Вижу обратную сторону рук Кайма и рельефные бугры мышц по бокам.

Он выжидающе смотрит на меня.

Яростный порыв ветра проносится мимо, подхватывая мои распущенные волосы и подбрасывая их в воздух.

Я медленно развязываю узел на талии и освобождаюсь от веревки. Затем поднимаю свое зеленое платье, открывая ноги, бедра, живот, обнажаю грудь и плечи. Выскальзываю из длинных рукавов и отбрасываю ткань в сторону, показывая свое нагое тело небесам.

Я голая, если не считать длинных кожаных сапог.

Неожиданно Кайм смеется: богатый, глубокий, удовлетворенный звук, от которого у меня поджимаются пальцы на ногах.

— Что тут смешного? — шепчу я. Это он связан по рукам и ногам. Кайм не должен смеяться.

— Я просто смеюсь над невероятностью всего этого. Что смог найти кого-то вроде тебя…

— Я не особенная, — бормочу я, хотя в его глазах отражается иная правда.

Он пожирает меня взглядом. Кайм полностью связан и все же поглощает меня.

Я так хочу стереть это выражение с его лица.