Ошибка Белой Королевы или Кто обидел попаданку?

За сорок с лишним лет службы при дворе Томас Адерли выработал особую манеру общения с высочайшими пациентами: уважительную, но без подобострастия, признающую высокий ранг собеседника, но не умаляющую достоинства самого лекаря. К тому же, даже без монаршей Харизмы, он умел обаять и расположить к себе. Ведь главное в отношениях врача и пациента — доверие. А о каком доверии речь, если больной пыжится от собственного величия или так и брызжет желчью?

Одним из особых приёмов общения доктора был исключительно благожелательный и радушный тон. Им он усмирял самых капризных. Порой даже его величество признавался, что после осмотра мэтром Адерли чувствует себя ребёнком, которого, наконец, пожалели и приголубили и дали запретное пирожное. Таково уж было природное обаяние маленького целителя.

Сработало оно и сейчас. В изумрудных глазах Алисы Наваррской погасли грозовые искры. Да и воспитание и привычка держать себя в руках в любой обстановке взяли верх. С видом мученицы она вздохнула и опустилась в кресло, не предложив, впрочем, оного доктору.

— Да, понимаю. Но я так устаю в последнее время, что любой пустяк выводит меня из себя. Прошу извинить мою несдержанность.

Фрейлины перевели дух и привычно навострили ушки. Статс-дама же одобрительно кивнула. Извиниться перед тем, кто по рождению ниже тебя — как это благородно! В очередной раз её величество показывает приближённым, как должна держаться настоящая леди. А не топать ногами на лакея или горничную, за что статс-дама неоднократно одёргивала молодых особ, вверенных её надзору… Из всех фрейлин, пожалуй, лишь леди Джейн отличалась природной скромностью и покладистым характером, остальные шесть великовозрастных девиц бывали порой горды и чванливы сверх меры.

Хорошо хоть, не при её величестве чудили. Хватало ума.

— Понимаю. — В голосе медика сквозило неподдельное сочувствие. — Первая беременность — серьёзное испытание. Но, прошу учитывать, это отнюдь не болезнь, а вполне естественное состояние женского организма. Природа мудра, она наделила женщин огромным запасом сил и терпения, чтобы…

Нетерпеливым жестом Алиса прервала его речь.

— Я действительно устала, мэтр. Нельзя ли…

Она нервно рассмеялась.

— Мой супруг, очевидно, намерен оградить меня от всего мира в этих четырёх стенах. А знаете, я даже не возражаю! Представить тошно, что, согласно протоколу, до того момента, как моё положение станет всем заметно, придётся исполнять обязанности, предусмотренные этикетом: быть на приёмах, благотворительных балах, мероприятиях, где моё присутствие рядом с королём обязательно… Мэтр Адерли, уповаю на вашу помощь! Поговорите с Эдвардом: возможно ли оградить меня от этой суеты? Хотя бы в ближайшее время, пока я не свыкнусь со своим новым… состоянием.

В ответ на её умоляющий взгляд целитель удивлённо приподнял бровь, но вновь почтительно поклонился:

— Приложу все усилия, ваше величество. Тем более что в разрешении вопросов данного порядка мне как раз и даны определённые полномочия и, не побоюсь этого слова, права. Всё, что вам нужно — это, в случае недомогания или усталости, побороть природную скромность и поставить меня в известность. А уж с секретариатом, отвечающим за протоколы визитов ваших величеств, мы договоримся.

Слабая, но благодарная улыбка послужила ему ответом.

Поцеловав протянутую ему руку, мэтр Адерли собирался уже откланяться, как был остановлен.

— Постойте, мэтр! — придержали его. — Может, проявите ваше всемогущество прямо сейчас? Я бы…

Королева заколебалась, но продолжила, несмотря на смущение. Украдкой покосилась на шушукающих фрейлин.

— В последнее время меня ни на минуту не оставляют одну, а у меня стал такой чуткий сон, и беспокойный, знаете ли, очень беспокойный… Я ужасно страдаю оттого, что не могу выспаться. А стоит мне сделать попытку уснуть днём… — Беспомощный жест в сторону девушек. — Мои леди верно несут службу, грех жаловаться, но, понимаете… они ведь не бесшумны. Упаси боже, я не ставлю это в вину, не могу же я приказать им вовсе не шевелиться! Но порой меня может разбудить даже звон упавшей на пол иголки!

Фрейлины ахнули. Леди Джейн густо покраснела и сделала попытку спрятаться за их спинами.

— Ваше Величество! — трагическим шёпотом пророкотала леди Годфруа. — Вам следовало бы сказать сразу об этом вопиющем нарушении вашего покоя! И мы бы…

С королевы можно было писать портрет первой христианской мученицы.

— Ну что вы, леди Цецилия, какое же это нарушение! Просто, пользуясь случаем, я бы хотела — при одобрении мэтра Адерли, разумеется — согласовать с вами особую для себя привилегию. Если бы вы знали, дамы, как мне нужно иногда хоть немного побыть в одиночестве и тишине, понимаете? Неужели соблюдение правил дворцового распорядка, установленное неизвестно кем и непонятно для кого, важнее моего душевного покоя?

К чести мэтра целителя, на нервную интонацию королевы он отреагировал профессионально: перехватил запястье, прослушал пульс, успокаивающе заглянул в глаза. И кивнул подавшейся вперёд статс-даме, на лице которой сквозь толстый слой пудры проступили красные пятна:

— Думаю, леди Годфруа, мы просто обязаны обеспечить Её Величеству ежедневных два часа приватности. Будущей матери полезно не только отдохнуть, но и остаться наедине со своими мыслями, поговорить с растущим малышом, спеть ему или почитать стихи… Хм. Это, конечно, новое веяние в медицине, но мы о нём непременно ещё поговорим, ваше величество. Ещё бы я посоветовал использовать это время на созерцание картин, прослушивание спокойной музыки…

— Но… наши обязанности! — стушевавшись, возразила леди Цецилия.

— Вы с вашими подопечными и без того дежурите рядом с Её Величеством практически круглосуточно, насколько мне известно. Сменяясь через каждые двенадцать часов. А это тяжело. Так что будет и вам отдых. Покои её величества охраняются гвардейцами, магическая система безопасности, насколько я знаю, работает безупречно. Так что ничего страшного в разумном пожелании её величества нет, напротив, я полностью его поддерживаю. Тем более, что…

Покачав головой, он понизил голос до шёпота, склонившись к уху коронованной пациентки:

— Вы чересчур устали и, должно быть, до сих пор взволнованы из-за недавнего несчастного случая, ваше величество, а это отражается на вашем личике, обратите внимание. Я пришлю вам хороший травяной сбор для успокоения нервов. Он прекрасно справляется с бессонницей.

…После его ухода королеве осталось лишь взглянуть утомлённо на своих дам — и те, поспешно присев в реверансах, без лишних слов выскользнули из будуара.

Она проводила их торжествующим взглядом.

— Вот так-то, — прошипела закрытым дверям. — Все вон! Как же вы мне надоели, глупые курицы!

Вспомнив что-то, с беспокойством провела пальчиками по лицу и, будто и не жаловалась только что на усталость, вскочила с кресла и бросилась к зеркалу, бормоча:

— Что ещё у меня там отражается, а? Что он углядел, этот проныра?

— А не надо было травить прежнего! — грубо ответили зеркальные глубины. — Этот, хоть и не маг, но гораздо умнее. На шантажиста нашёлся бы поводок, а вот с честным человеком просто так не договоришься.

***

Отшатнувшись от зеркала, королева капризно притопнула.

— Тебе не угодишь, Долорес! Что опять не так?

Отражающая поверхность затянулась клубящейся дымкой, но промолчала. Наконец из глубин неохотно отозвался всё тот же, словно надтреснутый, женский голос:

— Ты поторопилась с этим доктором. Нужно было выпытать у него всё, или хотя бы имя беременной соперницы. Твоему сыну не нужны конкуренты на престол, а тебе — умная советчица при муже, которая ребёнком привяжет его к себе.

— Да с чего ты взяла, что она умная? Это наверняка одна из моих дур-фрейлин!

— Наверняка тебе уже никто не скажет, милая, придётся вычислять самой. А это время, время… Сколько раз повторять: владеющий информацией правит миром! А ты…

Алиса поморщилась, изображая досаду:

— Но, Долорес, ты же сама дала мне понять, что новый врач опасен!

— Мог быть для нас опасен. Вопрос в том, насколько. Он кичлив, но одарён, пригодился бы. Тем более, хорошо владел здешней наукой наложения иллюзий: уж я бы с ним пообщалась с большой пользой! Новый опыт никогда не лишний.

— Да брось! — фыркнула Алиса. — Опыт у него… Здешние умельцы тебе в подмётки не годятся! Этот маг, с позволенья сказать, даже не разгадал толком твои руны. Ты поняла, да? Он счёл, что я маскирую своё якобы бесплодие, и решил, что подцепил меня на крючок! Тоже мне, рыбак… Что нового ты бы узнала от такого невежды?

Тон её голоса сменился на мурлычущий:

— Ты же Великая Долорес, Мудрейшая Долорес, да? Ты ведь не будешь больше на меня сердиться?

Зеркало хранило тяжёлое молчание. Алиса невольно заёрзала на пятачке паркета, как внимающая выговору пансионерка, обязанная безропотно слушать нотацию.

— Посмотри на себя, — раздалось наконец.

Зазеркальный туман развеялся. Белая Королева с недоумением глянула на проявившееся отражение… и вздрогнула. Приблизилась вплотную. Не веря, провела по наметившейся морщинке на лбу, по едва заметным «гусиным лапкам» вокруг глаз…

— Что это?

Даже не сказала — каркнула в страхе. Торопливо стянула с головы лёгкое кружево. В белокурых локонах седина была почти не видна, да и не седина — так, пять-шесть серебристых нитей, но, похоже, Алисе они показались чем-то вроде смертного приговора.

— Твои года. Твой настоящий возраст, — безжалостно отозвалось зеркало.

— Но… Долорес, так же нельзя! Ты что… ты так наказываешь меня? Долли, нет! Ну, прости, я всё поняла, я всё исправлю, но не на-адо та-ак со мной!..

Губы её скривились, из глаз брызнули слёзы. Королева зарыдала как младенец.

— Замолчи! — гневно прошипело зеркало. — Двух морщинок она испугалась! На меня лучше глянь, бессовестная! Ничегошеньки ты бы не исправила, мне самой пришлось откатывать назад время, истончить лекарю сердечную мышцу и убедить всех в этом паршивом дворце, что эскулапа сгубила именно грудная жаба. Ты его траванула и успокоилась; а убирать снова мне? Я тебя предупреждала, что мой резерв на нуле?

За спиной Алисиного отражения выросла высокая сухопарая женщина. Да нет, пожалуй, уже старуха, до такой степени древняя, что клочьев седых волос еле-еле доставало прикрыть череп. Высохшее лицо, истончённая пергаментная кожа, едва не прорываемая скулами, тёмные, почти чёрные губы стянуты в ниточку… Мумия. Лишь злые выцветшие глаза всё ещё живы.

Рыдание застряло у королевы в горле.

В страхе она отшатнулась. Просипела лишь:

— Долорес…

— Что, хороша?

Старческий голос был насквозь пропитан горечью.

— В который же раз я прикрываю твою хорошенькую задницу от неприятностей, а, Лола? И не сосчитать, собьёшься. В этот раз пришлось труднее: слишком многим я подправила память и внушила нужные мысли; благо, зеркала здесь даже в уборных… Зато магическая защита на всех покоях, попробуй, поколдуй, чтобы не засекли! Я почти пустая, Ло. Уж извини, мне нечем больше подпитывать твои руны. Недели на три их ещё хватит, а потом… мир снова увидит тебя настоящую.