Кровавый Король

Тень грустной усмешки прокрадывается в лицевые мышцы Видара. Она любилаего.

— Это вся её семья?

— Ага, — кивает Татум, мельком бросая взгляд на настенные часы. — Пора на обход, а заодно и познакомиться с ней.

— А почему мы это не сделали в первые дни? — неопределённо дергает плечами Видар.

— Так, ты же сам сказал, что вначале бумаги — потом всё остальное. Из кабинета сутками не выходил, — ошарашенно хлопает ресницами Ритц.

— Да, похоже на меня… Видимо, не хило ударился, — обворожительно улыбается Видар, играя глубокими ямочками на щеках.

— Ты бы всё-таки проверился, а то мало ли…

Доктор Тейт закрывает дверь кабинета на ключ. Россказни про клинику от Ритца он уже не слушал, осматривая больничные коридоры под другим углом зрения: мужчины, вспомнившего своё прошлое.

Каждый шаг приближал его к заветной двери. Дыхание становилось тяжёлым, а фантомные боли в грудной клетке только усиливались.

Двумя пальцами он оттягивает ворот светло-голубой футболки.

— Уверен, что не нужно на осмотр? — никак не унимается доктор Ритц.

Видар молча кивает, хмуря брови. Глаза застывают на фотографии пациентки около железной двери.

— Всегда мороз по коже от неё, — ёжится Татум, замечая реакцию главврача.

«Он всегда так много болтает?»

Сложно описать тот взгляд, который увидел Татум Ритц. Наверное, он и не знал названий таких чувств, что через край плескались в ярких глазах. И незнание это списывал на волнение перед встречей с психически неуравновешенной особой.

— Говоришь, у неё своя тактика общения? — нарушает молчание Видар.

О, да, тактика и вправду была отменной.

— Ага, так что разговор в первое посещение с ней вряд ли заладится, но ты испытай счастье!

Татум кивает охране клиники, чтобы те провели досмотр главврача на наличие колюще-режущих предметов и пропустили его внутрь.

— Доктор Тейт, проверьте мобильную кнопку вызова охраны, пожалуйста, — спокойный голос охранника скользит по коридору, пока Видар машинально следует просьбе.

«Будто всю жизнь этим занимался», — усмехается он. — «Демон, пять человеческих лет… Пятьдесят моих лет…»

— Удачи, Гидеон, — кивает ему доктор Ритц.

— Мы с ней в плохих отношениях, — самодовольно усмехается Видар. — Зайди потом ко мне в кабинет.

— Так точно! — весело подмигивает коллега, унося ноги подальше от треклятой двери.

Глубокий вдох. Выдох. Нутро содрогается. Дверь тяжело открывается. А затем так же закрывается. Палату слабо заливает освещение.

На секунду Видару кажется, что это тюрьма, а не психиатрическая клиника. Интерьер палаты и близко не походил на красивые коридоры и витиеватые лестницы Музея Безумных Душ.

Бетонный пол, железная кровать с жёстким матрасом, табурет, железный туалет и раковина. Никаких зеркал. Никаких окон. Ни намёка на посторонние предметы. Для неё это даже не место отбывания срока, а всего лишь вольер.

На его приход она не реагирует, никакой заинтересованности и банального поворота головы. Сидит спиной к нему, увлечённо рассматривая бетонную стену.

— Доброе утро, Эсфирь, — старается не выдать волнения.

Боится сорваться и заключить её в крепкие, такие нужные ему, но не нужные ей, объятия.

В ответ тишина, абсолютное игнорирование.

— Моё имя… Гидеон Тейт… — Демон знает почему представляется так. Ложь. Вселенская ложь. Узнай она его — так бы не сидела. Она бы лишила его жизни. Наверное. — Я твой новый лечащий врач и главный врач этой клиники. Как минимум, не прилично игнорировать нормы этикета.

Лёгкое лисье хмыканье ударяет о стены вольера. Рыжеволосая склоняет голову к правому плечу. Если бы Видар видел устрашающую ухмылку на потрескавшихся губах Эсфирь, то раз и навсегда бы уяснил, что потерял её. Бесповоротно и окончательно.

Она никогда не слышала таких настойчиво-уверенных голосов, как этот. Говор был резок, быстр и… сладок. Будто что-то липкое разлили по всему полу, а она, случайно наступив, начала вязнуть, без возможности выбраться.

Видар опасно сокращает расстояние и ставит табуретку максимально, насколько это возможно, к лежанке.

— Я изучил твоё дело. И мне кажется, что предыдущие врачи многого не видели, ты так не считаешь?

Эсфирь резко разворачивается от неожиданно тихого голоса прямо за её спиной. От столкновения с лицом лечащего врача спасает мёртвая хватка за край кровати.

Раньше она сравнивала себя с питоном, а врачей с кроликами. Сейчас же создавалось впечатление, что её звание отобрали.

Девушка замирает, внимательно рассматривая каждую мимическую морщинку на лице врача. Изучает каждую клеточку, будто внутри своей головы составляет полный психологический портрет. Скользит взглядом по мужественному подбородку, расслабленным пухлым губам, уголки которых были надменно приподняты, аккуратному аристократическому носу, останавливаясь на глазах.

Эсфирь, как испуганный ребёнок, подаётся назад. Она не видела таких взглядов, как у этого недоврача. Обычно на неё смотрели, как на что-то мерзкое, разлагающееся. Это было в заводских настройках у каждого, кто приходил копаться в её голове. У всех, кроме него.

— Тебе не стоит бояться меня, — уголок губы Видара самодовольно ползёт верх, позволяя Эсфирь рассмотреть ямочку на щеке.

Что-то ей подсказывало, что человек с такой ухмылкой не может быть обычным добряком, желающим излечить ото всех болезней. Причин тому было немного, всего одна: такая ухмылка была у неё всего несколько секунд назад.

— Серьёзно, у меня нет пометки о том, что ты немая. Видишь, я не боюсь тебя, хотя, готов поспорить, что прежние врачи не подходили настолько близко в первый день.

Девушка закатывает глаза, облокачивается на стену и скрещивает руки на груди. Её чуть вздёрнутые брови — он рассчитывает, как свою победу.

Удивительно, как форма может отличаться от содержания. Внешне перед ним сидела та самая Эсфирь Лунарель Бэриморт (вернее, Рихард, конечно, Рихард) — сильнейшая ведьма Пяти Тэрр, Королева Истинного Гнева. Её сила была настолько велика, насколько язык язвителен, для неё не существовало морали, законов, стоп-слов и сигналов. Демон, она даже как-то ударила его по лицу. Его — Кровавого Короля! Но то, что было внутри неё — в щелчок пальцев оказалось чуждым, безумно далёким, таким незнакомым и холодным. Внутри неё зияло забвение.

— Что ж… Смотрю, на разговор ты решительно не настроена, — хмыкает доктор Тейт, поднимаясь со стула.

Эсфирь медленно облизывает губы, закусывая нижнюю.

— И что такого ты могланаговорить, сбежавшим от тебя врачам?

Он будто бы издевается над ней.

Её это бесит, выводит из себя. Здесь её территория. С чего он решил, что сможет помочь той, кто не желает быть спасённой? Призыв о помощи она на стенах не выскребала, морзянкой не отстукивала и никаких молений в космос тоже не отправляла.

— А, понял! — Тейт удовлетворённо хлопает в ладоши. — Ты всех сводишь с ума молчанием! Кажется, я разгадал тайны Вселенной!

Их взгляды пресекаются. В его — демоны отстукивают ирландскую чечётку, в её — отвратительное безразличие и нескрываемое раздражение.

Ощущение дежавю табуном мурашек проскакивают по светлой коже Эсфирь. Приходится собрать все усилия, чтобы не растерять самообладания и не дёрнуться.

Будто она видела его раньше. В области рёбер отдаёт боль, тугая, ноющая. Будто он был близок ей. Пытается прислушаться к сердцу, но не чувствует ничего кроме размеренных стуков, словно кто-то завёл механизм в игрушке.

Она уже давно ничего не чувствует.

Видар не отводит взгляда.

Прочие врачи долгого зрительного контакте не выдерживали.

Яркие сапфиры заставляют её подняться с кушетки и сделать шаг.

«Странно, он даже на кнопку не жмёт…», — усмехается Эсфирь про себя.

Ещё аккуратный шаг, в ожидании: либо он скрутит её, либо охрана.

Ничего не происходит, кроме ощущения горячего дыхания на фарфоровом лбу.

Приподнимает подбородок с целью заглянуть в такие странные глаза. Его взгляд был нечеловеческим, неестественно светлым, будто голубой сапфир в сердцах раскололи молотком до крошек, которые при лунном свете мерцали волшебным свечением. Он смотрел с такой силой, будто умел видеть сквозь землю.

От единственной фразы девушки у него сводит все мышцы, в ушах застывает свинец, а сам Гидеон оказывается пригвождённым к полу:

— У тебя очень красивые глаза…

1

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, 335 лет назад

Старинные каменные улицы окутывал мрак. Тьма чёрными клубами вздымалась над горами, озером, маленькими, будто игрушечными домиками. В некоторых окнах слабо горел свет одиноких свечей, а стены ловили тени остроконечных ушей.

Альвы затаились в своих маленьких уголках, ожидая вестей из замка. С минуты на минуту должен был родиться будущий Король самой величественной Тэрры. Но мало кто знал, что ожидаемое дитя — плод истинной любви короля Тейта Гидеона Рихарда и королевы Беатрисы Амалии Рихард.

Альвийские Старожилы прислушивались к земле, пытаясь предугадать, какой характер ждёт будущего Короля, каков будет его взгляд и внутренняя сила. Все попытки оказывались тщетными. Духи Земли разводили руками: флора молчала, покоряясь грядущей темноте.

Король Рихард был хмур. Острые черты лица напряжены, ноздри то и дело раздувались, а яркие травяные глаза наполнены переживанием. Каждый крик его королевы отдавал фантомными болями в грудной клетке и реальной дрожью уголка тонкой губы.

Он мерил размашистыми шагами Лазуритовую залу, то и дело поглядывая на герцога Теобальда Годвина. Тот смирно сидел у дальней стены, внимательно вглядываясь в кромешную темноту за резными колоннами. Его бесовские волосы в ярких огнях свеч, парящих в воздухе, были растрепаны, а веснушки танцевали на лице альвийскую плясовую.

— Скажи мне, Годвин, не спроста такая темнота?

Король Тейт останавливается посреди залы.

— Не могу знать, Ваше Величество, — прежде чем ответить, Теобальд вскакивает с тахты, становясь по стойке смирно. — Но, думаю, не к добру.

Очередной крик королевы Беатрисы заставляет сердце Тейта содрогнуться.

Первенец. Король ожидал рождения сына с замиранием сердца. Уже хотел взять его на руки, провести аккуратными пальцами по заострённым ушкам и заглянуть в ясные, яркие глаза, чтобы сразу почувствовать судьбу. Надеясь, что она будет безоблачной и спокойной. И только тьма за резными арками утверждала об обратном.

С очередным криком, в чёрном небе появляется огненная полоса.

— О, Хаос… — едва слышно роняет король.

Тяжёлые дубовые двери стремительно распахиваются. Маленькая полная альвийка в чепчике склоняется в реверансе перед ним.

— Ваше Величество, маленький принц явился на свет!

— Принц, — тихое, почти неслышимое слово слетает с губ. — Принц! — уже громче восклицает он. — Теобальд! Старина! У меня родился сын!

Король в два размашистых шага оказывается рядом с герцогом Годвином, в счастливом жесте укладывая ладони на его предплечья.