Кровавый Король

Элизабет Кэйтр
Кровавый Король

В начале был Хаос

Хаос — предтеча творения чего-нибудь истинного, высокого и поэтического. Пусть только луч гения пронзит этот мрак. Враждующие, равносильные доселе пылинки оживут любовью и гармонией, стекутся к одной сильнейшей, слепятся стройно, улягутся блестящими кристаллами, возникнут горами, разольются морем, и живая сила испишет чело нового мира своими исполинскими иероглифами.

К. Паустовский «Золотая Роза»

Пролог. Не нарушая правил

Нью-Йорк, Психиатрическая клиника при Стоуни-Брукском университете

Пять лет спустя

Мокрая от проливного дождя одежда неприятно липла к телу, очерчивая рельеф мышц. От неожиданного удара о землю тянуло в рёбрах и кружилась голова. Чёрные, как смоль, волосы спадали на лоб. Убрать их он даже не пытался, вовсе не замечая дискомфорта. Так же, как и не замечал тянущей боли в левом виске, стекающую струйкой кровь по скуле, и уж тем более — никому не нужное тряпьё.

Перед яркими голубыми сапфирами слабо мерцала одна цель — кованые арочные ворота психиатрической клиники.

Ужасающая молния за широкой спиной раскалывает тёмное небо на миллиарды рваных отблесков. Поднявшийся ветер грозится повалить деревья.

Но бушующая природа не волнует его. Куда важнее совсем другое — память вернулась. Вернулся каждый фрагмент, который до сегодняшней секунды он считал лишь ночными кошмарами.

Он вспомнилеёглаза перед тем, как провалиться в пустоту. Онабыланастоящейна протяжении каждого из тысячи восемьсот двадцати пяти дней.

Всё вдруг стало неважно. Он не верил в людских богов, но молился каждому из них — лишь бы она оказалась живой. Только, похоже, его никто не слышал.

Яростный огонь разгорался в солнечном сплетении. Угольные брови приняли традиционное положение — сильно нахмурившись, до образования глубокой галочки на переносице. Если бы была возможность умереть от одного лишь взгляда, то медсестра в приёмном покое не успела бы вздохнуть.

— Доктор Тейт?

Взволнованная медсестра поднимается с места, во все глаза оглядывая нового главврача.

Мужчина медленно переводит взгляд на светловолосую подчиненную, чьи не маленькие габариты едва умещались в поношенном халате (он явно был на два размера меньше).

«Доктор Тейт», надо же!» — ухмыляется он, презрительно фыркая. — «Доктор!»

Его осанка становится по истине королевской, а в сапфировых радужках сверкает раздражение и ярость, которые главврач сразу берет под контроль.

— Доктор Тейт, у Вас кровь…

— Всё нормально, не стоит переживаний, — отмахивается мужчина. — Доктор Ритц у себя?

Вместо тупых вопросов и непонятной игры в «больничку» — ему хотелось не оставить на этом месте и камня. Только тот, с кем он собирался воевать — исчез, растворился так быстро, что он и моргнуть не успел. А когда всё-таки моргнул, то превратился в никому неизвестного человечишку, непонятного доктора Тейта.

Нужно было играть.

— Почти да, — слышится усмехающийся голос вошедшего врача. — Ну, и погодка на улице! Чувствую, все наши пациенты зададут сегодня жару.

Доктор Тейт неопределённо хмурится, расписываясь в журнале за получение ключей от кабинета.

«Идиотия! О, Хаос, какая идиотия!»

Татум Ритц быстро отряхивает зонт от мокрых капель, что-то в светлых серых глазах кажется знакомым Тейту, но что именно он не может понять…

— Гидеон, всё хорошо? — обращается к нему доктор Ритц. — У тебя кровь!

Медсестра, в надежде услышать, что же произошло с новеньким выдающимся австрийским врачом Гидеоном Тейтом даже облокачивается на стойку, но главврач сухо кивает головой, приказывая коллеге следовать за ним.

— Какой-то он сегодня сам не свой, — недовольно фыркает она. — Всего три дня тут, а уже корону нацепил…

Но мужчины уже не слышат возмущений медсестры, всё дальше и дальше удаляясь в крыло кабинетов. Доктор Тейт бежит от людской любопытности так далеко, как только может.

— Так расскажешь, что произошло? Тебе нужна помощь?

Гидеон отвечает на вопрос только тогда, когда слабоосвещенный кабинет главврача скрывает двух коллег:

— Какой-то идиот сбил меня прямо у клиники. В такую погоду чёрт голову сломит, а он без фар летел! — Гидеон устало опускается на небольшой диванчик. — Хорошо, что я не поехал за рулём…

Приступ хриплого кашля заставляет его согнуться, оперативно поднеся бумажную салфетку ко рту. Дёрнув носом, мужчина, не в первый раз замечает кровь.

«Твою ж мать…»

Рабочий день начинался с жуткой головной боли и нездорового кашля, но его это мало волновало. Сейчас было главное не подать виду — кто знает, что здесь происходит и почему вокруг него находятсялюди.

— Чёрт, Гидеон!

Татум быстро достаёт из нагрудного кармашка маленький фонарик, намереваясь посветить главврачу в глаза.

— Не стоит, — доктор Тейт резко поднимается, понимая, что явно поспешил с действиями.

В глазах сразу же потемнело. Страшная боль в груди нахлынула так быстро, что Гидеон едва успел ухватиться за край стола.

«Ты не посмеешь сделать этого!» — скрежещущий голос гуляет в височных долях Гидеона.

Костяшки правой руки белеют, а губы сжимаются в длинную напряженную полосу. Сожми сильнее, и по лицу бы побежали трещины. Боль. Адская боль снова пронзала грудину. От сдерживания слезной пелены начало покалывать глазные яблоки.

— Доктор Тейт? — обеспокоенный Ритц подлетает к коллеге, предлагая ладонь, чтобы послужить опорой.

«Уже посмела!» — второй голос переполнял затылок безумным смехом, перемешанным со страшной болью и вселенским разочарованием.

Дыхание перехватывает. Её голос кружил в подкорках мозга, игрался с воспалённым сознанием так же нагло, как когда-то она ворвалась в его жизнь.

— Гидеон? — светлые глаза Татума пытаются перевести внимание зависшего начальника.

«Меня зовут Видар, твою мать! Видар… Видар Гидеон Тейт Рихард! Я — Кровавый Король, а не демонов врач!»

— Я же сказал, что всё нормально, — наконец переводит ледяной взгляд на доктора Ритца, смаргивая неприятные фантомные чувства.

— А затем чуть не отломил край своего стола! — недоверчиво усмехается мужчина, но всё же отходит, включая основной свет в кабинете.

Видар резко жмурится не то от яркости, не то от бешеного девичьего крика внутри головы.

— Надо переодеться, — хмуро резюмирует Видар, кидая взгляд на мокрую одежду. — Если я тебя не смущаю, то можешь начать рассказывать о той пациентке из закрытого крыла.

«Смог ли кто-то ещё вспомнить?» — Видар закусывает губу, доставая рабочие штаны и футболку. — «Если я оказался врачом, то кем же стали все остальные? Жива ли она?»

— О, наконец-то ты решил познакомиться! Два предыдущих главврача, по совместительству, лечащих врача нашей мадам, бежали так, что пятки сверкали! — воодушевленно начинает Ритц.

— Я помню, ты не раз говорил, — сухо отзывается он, быстро натягивая больничные штаны.

— Её перевели сюда около пяти лет назад. Шизофрения. Но на деле целый букет. Лично я считаю, что это психопатия. В карте написано, что её нашли под обломками особняка в ярморочной общине Верхней Австрии… Хальштатт.

Видар замирает, сжимая в руке несчастную ткань футболки.

«Халльфэйр…»

Он отворачивается обратно к столу, пытаясь вернуть лицу незаинтересованный вид.

— Это кто тебя так? — прерывается Татум, во все глаза оглядывая усыпанную шрамами спину главврача и татуировку на шее по росту линии волос.

Ядовито-чёрные узоры завязывались в немыслимый, поражающий плавностью, узел, из которого прорастали острые шипы. Изнутри своеобразной клетки, казалось, кто-то выглядывает.

— Тяжёлая юность, — глухо отзывается главврач. Он бегло оглядывает свой торс. Отметина слева превратилась в красный нарывающий рубец. Он быстро натягивает футболку и накидывает на плечи медицинский халат, дабы попытаться спрятать татуировку от лишних глаз. — Продолжай. Как она оказалась в Стоуни-Бруке?

— Она подожгла дом вместе со всеми его обитателями, спалила заживо семью. Утверждает, что подарила им очищение от грехов. До нас почему-то сидела в тюрьме, пока в прямом смысле не раздробила череп одного из заключённых о стол, а когда он умер не переставала смеяться на протяжении нескольких часов. Потом, кстати, в твоей бывшей клинике проходила лечение, не долго, правда. А затем её перевили к нам, как особо тяжкий случай. Не то, что из закрытого крыла не выбиралась, в смирительных рубашках сидела чуть ли не месяцами. И всё твердила про грехопадение. Одному Богу известно, что она там наговорила двум предыдущим врачам, что те сбежали, но будь с ней аккуратен. Кто знает, что у этой психички на уме. Её тактика — тактика Дьявола. Она сначала долгое время молчит, подпускает к себе, пудрит мозги и душу забирает, в прямом смысле.

— Хорошо, что у меня нет души, — усмехается доктор Тейт. — Как звать нашу поджигательницу?

— Эффи, — быстро проговаривает Ритц, словно боясь, что она услышит его и задушит сквозь метры бетонных стен. — Эффи — кличка, которую дали тут. Полное имя Эсфирь Бэриморт. Звучит так, словно её родители увлекались старинными эльфийскими преданиями.

Внутри Видара что-то обрывается. Несколько секунд он просто открывает и закрывает рот.

— И правда, как из сказки, — единственное, что он выдает.

Внутренности обжигает огнём. Оназдесь. Здесь. Живая. Так рядом, так близко, что стоит только открыть дверь и протянуть руку.

— А родня осталась? — дёргает бровью Видар, стараясь погасить внутри себя обезумевшее ликование.

— Да. Паскаль Бэриморт — старший брат, пастор здешней церкви.

— Пастор? — он не удерживает смешка, но тут же старается подавить и его.

«Демонов Кас заделался в пасторы! Да, храни его Хаос!»

— Да, — недоумённо дёргает бровями Татум. — Он часто приходит сюда, разговаривает с ней. Дьяволица, правда, вечно молчит, только смотрит своими страшными глазищами. У неё гетерохромия, а когда она начинает смотреть на тебя, не моргая — кажется, что все органы во прах обращаются.

— Как старший Бэриморт выжил в пожаре?

— Как он говорит — «С Божьей помощью», — усмехается Ритц, поправляя остроконечные края голубой рубашки. Затем доктор раскрывает портфель и достаёт оттуда ежедневник, собираясь сверить сегодняшний график.

— А здесь как оказался? — хмурится Видар. Ни черта не понятно.

Он, наконец, поддевает пальцами личное дело Эсфирь Бэриморт. С фотографии его изучал безумный, голодный взгляд рыжеволосой девушки. Она скалилась, пока кучерявые пышные волосы напевали гимны самому Сатане — на человеческий лад и Пандемонию — на альвийский. Впалые скулы, тёмные круги под глазами, трещины на сухих губах.

«Какого демона они сотворили с тобой?» — Видар незаметно проводит большим пальцем по фотографии. — «Я ведь мог не вспомнить тебя, Моя Королева…Моя инсанис…»

— Попросил у митрополии перевод сюда, быть ближе к ней. Святой человек, — пожимает плечами Ритц. — Наверное, сердце должно быть по-настоящему чистым, чтобы так любить чудовище.