Дикая связь

Я буквально не могу найти слов, чтобы ответить ему.

Мне ничего не приходит на ум.

Поэтому вместо этого я закручиваю крышку на бутылке с водой и встаю, отряхивая ноги и двигаясь в тех позах, которые он показал мне. Грифон остается на месте, скрючившись на матах передо мной, а я перехожу к следующей стойке только тогда, когда он удовлетворен тем, как выглядит последняя.

Я долго контролируемо вдыхаю и выдыхаю, используя медитативные техники, чтобы очистить голову. Слава Богу, это легко сделать, если меня не затуманивают узы или безумие, и к тому времени, когда он встает и занимает позицию для спарринга со мной, я снова спокойна.

Следующий час он проводит, швыряя меня по матам.

Я учусь падать как боец, смягчать удары и перекатываться в свою пользу. Я учусь правильно переносить свой вес и использовать импульс против своего противника. Я учусь бороться, даже когда меня победили, продолжать борьбу, даже когда человек в три раза больше меня повалил меня на землю.

А потом, когда я уже выдохлась и была вся избита, Грифон решает доказать свою правоту, потому что действительно не умеет уходить, когда я падаю.

Его тело врезается в мое и опускает меня на маты, мои руки зажаты над головой, а его ноги обхватывают мои, так что я никак не могу пошевелиться или взять ситуацию под контроль.

Я хриплю и пытаюсь двигаться, но бесполезно, я полностью в его власти.

Мне это ни капельки не нравится.

— Я расскажу тебе все о моем даре, все о всех наших дарах, если ты сначала ответишь на один мой вопрос.

Я снова сопротивляюсь, но он как кирпичная стена, которая навалилась на меня, неподвижная и с которой невозможно вести беседу. — Я уже знаю, что ты собираешься спросить, ответ – нет.

Он насмехается и качает головой. — Я сомневаюсь в этом, Связная. Скажи мне, почему то, что тебя называют соплячкой, так задевает тебя? Чего я здесь не вижу, почему тебя это так бесит?

Мой желудок опускается, а щеки горят, но, может быть, это и хорошо, может быть, я смогу выпустить часть разочарования и ярости из-за того, как они все решили меня воспринимать.

Я глубоко вдыхаю, а затем просто выпускаю все наружу. — Может быть, это потому, что я стараюсь изо всех сил. Может быть, это потому, что я сделала все, все, что Норт требовал от меня, и ни разу никто из вас не признал этого. Черт, он даже не остановился, чтобы позволить мне взять гребаный Мидол! Я здесь каждое утро без жалоб. Я ходила на ТП без жалоб. Я хожу на ужины Связных и занятия, на ужины совета и на дурацкие занятия Нокса, даже не имея выбора. Я знаю, что вы все ненавидите меня за то, что случилось, я знаю это, поэтому, когда у меня были проблемы с моими узами, я не хотела беспокоить никого из вас этим…

— Ложь. Это была ложь, — прерывает он, его глаза окольцованы белым, не настолько, чтобы я могла быть полностью уверена, что он использует свой дар, но это определенно что-то.

Черт, надеюсь, он вырубит меня, и мне больше не придется это слушать.

Я пожимаю плечами. — Я не хотела беспокоить вас, и я также не хотела иметь дело с абсолютным стыдом и играми разума, когда вы говорите мне, чтобы я смирилась с этим… потому что зачем вам помогать мне? Все вещи, с которыми вы мне помогали до сих пор, были связаны с контролем, зачем вам искать решение моей проблемы, не связанное с завершением связи?

— Но мы ведь нашли, не так ли? Норт провел весь день, выпытывая у Гейба и Бэссинджера о всех эффектах твоей дымки уз и о том, что они пробовали, пока он не нашел что-то. Ты ведешь себя так, будто мы эгоистичные гребаные насильники, хотя это очень далеко от правды, Связная.

Он приподнимается на руках, так что оказывается надо мной, и хотя нижняя половина меня все еще прижата к матам, я могу пожать плечами. — Ну, это тоже неправда, не так ли? Если мы говорим честно, то Нокс уже показал мне, как много для него значат мои границы, почему я должна верить, что ты или Норт чем-то отличаетесь?

Его глаза закрываются, и я почти жалею, что сказала об этом, но, черт возьми, это правда. Только потому, что у меня был выбор в этой ситуации, больше, чем считает Атлас, не значит, что Нокс освобожден от ответственности за случившееся.

Я не могу доверять никому из них.

— Если бы я хотел принудить тебя к Привязыванию, я бы уже сто раз мог это сделать. Я неделями спал в твоей постели в общежитии. Я тренировал тебя здесь каждое утро в течение нескольких месяцев, и никто не мог меня остановить. Неважно, как трудно было вырубить тебя, мне все равно удалось это сделать. Сейчас я могу в одно мгновение лишить тебя сознания, и что меня остановит? Может быть, тот факт, что я не гребаный монстр.

Грифон выплевывает это слово на меня, а Брут решает, что ему не нравится тон этого разговора, поэтому высовывает голову, чтобы беззвучно рыкнуть на него.

Он не пугается при виде его, его глаза просто опускаются вниз и обращают внимание на то, что существо Нокса все еще не покинуло мою сторону. Я смотрю на него сверху вниз, слегка косясь на него, и откидываю голову назад, чтобы он снова спрятался. Мы постепенно узнаем друг друга настолько хорошо, что мне не нужно говорить с ним, чтобы он понял, что мне нужно.

Если Нокс отнимет его у меня, я могу сойти с ума.

Я люблю Брута больше, чем следовало бы.

Грифон откатывается от меня и встает на ноги быстрым, плавным движением, которому можно позавидовать, как легко он это делает. Мне приходится вскарабкиваться на ноги, как несогласованной идиотке, задыхающейся и краснолицей.

Я жду, что он снова начнет напирать, но вместо этого он хватает бутылку воды, глотает ее и передает мне. Моя давно закончилась, выпита за первые десять минут, поэтому я беру ее, пробормотав «спасибо», и допиваю.

— Я не целитель. Гейб сказал, что ты подумала именно об этом. Я не исцелял ни тебя, ни его, я не давал вам обоим чувствовать боль. В твоем мозгу не так много того, чем я не могу манипулировать. Я могу вырубить тебя, завладеть твоими мыслями, остановить твои двигательные функции… стереть твои воспоминания. У большинства Нейро есть одна специализация, но я никогда не находил часть мозга, с которой не мог бы работать.

Хм. — Вивиан сказал, что ты отличный лидер ТакTим, несмотря на отсутствие физического дара – я не думаю, что ты действительно в невыгодном положении.

Он пожимает плечами и упирает руки в бедра, оглядывая комнату. — Это мой основной дар. Мой побочный – это что-то другое.

Я встречаюсь с ним взглядом, машу рукой, чтобы он продолжал, когда он замолчал.

Он выдыхает, а затем встречает мой взгляд. — Я знаю, когда ты лжешь. Я могу сказать, когда кто-то лжет или утаивает правду.

Моя немедленная реакция – неверие, мое лицо искажается, когда я собираюсь обвинить его в дерьме, но потом я действительно думаю об этом.

Норт всегда ищет у него подтверждения.

Нокс не задает ему вопросов.

Гейб сказал мне: «Только профессионал знает, как обойти Грифона таким образом».

Твою мать. Ублюдок.

Я вскидываю руки вверх и лопочу, как идиотка: — Блядь. Отлично, значит, ты можешь манипулировать каждым нашим разговором, потому что можешь задавать мне наводящие вопросы и узнавать все, что хочешь? Отлично. Просто отлично. Сейчас я вернусь в поместье Дрейвенов, в комнату, которую мне выделили, пойду в колледж, в который меня насильно затащили, и буду посещать занятия, которые для меня выбрали. Я просто пойду и буду жить именно той жизнью, которую вы все согласовали для меня, и в конце концов мы все умрем из-за этого.

Глаза Грифона сузились на меня, когда я направилась к двери, и он последовал за мной. — Я могу сказать, что ты в это веришь, но это бессмысленно. Я чувствую, какой силой ты обладаешь, оцениваю ее, но почему это означает, что мы все умрем? Почему Сопротивление знакомо с тобой? Я просмотрел разведданные данные за последние пять лет, но нет никаких признаков того, что они забрали тебя, так когда же ты с ними столкнулась?

Господи.

Они действительно навели обо мне справки, не так ли? Это заставляет меня немного запаниковать, но если они до сих пор ни на что не наткнулись, я сомневаюсь, что есть доказательства того, что произошло. Я не удивлена, что Сопротивление тщательно скрывает все свидетельства обо мне.

— Если ты думаешь, что я скажу тебе еще хоть слово теперь, когда знаю, на что ты способен, то ты явно сумасшедший. Я ухожу и планирую найти ванну, чтобы утонуть в ней.

Он хватает меня за запястье, чтобы не дать мне уйти, пока запирает спортзал, берет свой телефон, чтобы набрать сообщение, прежде чем засунуть его обратно в карман.

Я послушно следую за ним, оглядывая окрестности и раннее утреннее солнце, все еще пробивающееся в небо. Грифон делает глубокий вдох и протягивает мне мой свитер. Я даже забыла, что сняла его.

— Нокс не стал бы… заходить дальше, чем он это сделал. Я не оправдываю его, вы двое должны разобраться в этом сами, но я не хочу, чтобы ты панически боялась быть рядом с ним.

Я хмыкаю и мрачно отвечаю: — Ты имеешь в виду, например, делить с ним постель по расписанию? Я уже не могу говорить об этом. Думаю, теперь мы квиты, верно?

Грифон хмурится. — Едва ли, ты даже не обняла его.

Я отворачиваюсь от него, чтобы натянуть свитер обратно на тело, пытаясь замаскировать дрожащие руки. — Ну, он отреагировал так, будто я напала на него самым ужасным образом, так что прости за недопонимание.

— У него… свои проблемы. Это не оправдывает его, просто это значит, что мы с Нортом знали, что нам нужно оттащить тебя от него, пока его собственные узы не вмешались. С одним из вас в таком состоянии было достаточно тяжело, мы не справились бы с двумя.

Мне кажется, что подтвердить, что у Нокса есть проблемы, это как подтвердить, что небо голубое или что солнце взойдет утром. Очевидно и, вроде как, глупо даже говорить. Я включаю музыку, пока он запирает спортзал, но когда я вставляю наушники, Грифон вытаскивает их обратно, засовывая в карман, чтобы я не могла просто засунуть их обратно в уши, чтобы отгородиться от него.

Когда я открываю рот, чтобы возразить, он прерывает меня. — У отца Норта и Нокса были кошмарные существа. Он был сильным, высшего уровня, но только с этим даром. Это все равно делало его самым сильным из всех Одаренных.

Он начинает идти обратно, гораздо медленнее, чем раньше, и я легко поспеваю за его длинными шагами. Я киваю ему, и просто слушаю, что он хочет сказать.

— Мама Норта была Элементалем. Никто не ожидал, что их смешение превратится в то, чем он обладает… именно поэтому он имеет такое большое влияние в обществе, потому что человек с тремя способностями, все из которых высшего уровня, вызывает у них ужас. У него есть кошмарные существа, такие же, как у Нокса, только немного более… бешеные. А еще есть его смертельное прикосновение. Это не требует пояснений. Если он захочет, он может убить любого, к кому прикоснется.

Холодная капля ужаса скатывается по моему позвоночнику. Это кажется мне слишком знакомым, слишком близким, но Грифон не смотрит в мою сторону, продолжая: — Я не знаю, какой из его даров первичен, а какой вторичен, потому что оба они одинаково сильны. Его побочный заключается в том, что он может найти причину смерти. Опять же, через прикосновение. Это полезно, и это все равно больше силы, чем большинство людей получают со своим первичным.