Дрянь с историей

Изучением огромных подвалов старого кремля Серафим занялся по простой причине: это было самое подходящее место во всём университете, где можно провести серьёзный ритуал незаметно и так, чтобы никто не нашёл следов. В прошлых случаях обследовали подземелья кое-как, а некоторые вообще не совались, зато церковь осмотрел каждый первый и, кроме пыли, ничего не нашёл. Поэтому не вызывало сомнений, что в подземелья лезть придётся, но перед этим хотелось узнать о них и их опасности немного больше, чем невнятные разрозненные слухи.

Сборы не заняли много времени. Серафим не брал с собой лишних вещей, привыкший обходиться малым, но сейчас даже единственный пиджак, прихваченный в пару к парадному кителю, не понадобился: солнце с утра нещадно палило, а Сеф, несмотря на отсутствие пота, ощущал жару с холодом и дискомфорт от них, поэтому ограничился белой рубашкой. С брюками и ботинками — вполне пристойный вид, чтобы явиться на предстоящее мероприятие.

И галстук. Галстуки Дрянин не любил, но носил почти всегда: они повышали вероятность, что в очередной раз разорвавшаяся цепочка останется на месте.

Так называемое построение происходило на открытом воздухе, на самой большой площади у начала дороги «на материк». Студентов разделили по группам и факультетам, соответствующие меловые пометки с номерами групп угадывались на брусчатке, и представляло всё это не милые армейскому сердцу ровные шеренги, а слабоорганизованную толпу. При виде этой картины Дрянин не удержался от недовольной гримасы, но проследовал к зоне, отведённой для преподавателей, не обременённых кураторством. По дороге нашёл взглядом Еву, которая что-то обсуждала со своими студентами. Но пялиться и задерживаться не стал, пристроился позади такого же неровного, как у студентов, строя коллег, поздоровался, почти случайно оказавшись рядом с Яковом Андреевичем Стоцким, который со встречи в бухгалтерии был у него на карандаше, хотя ничего примечательного в его биографии не нашлось.

Детдомовский, сирота-подкидыш, тридцать шесть лет, с отличием окончил этот самый университет, потом и аспирантуру здесь же и остался преподавать. Занимался начертательным чародейством, вёл научную работу, имел несколько патентов, участвовал в конференциях, ничего криминального за душой не имел.

— Не подскажете, как долго обычно длится это… мероприятие? — спросил Сеф соседа.

— Не больше получаса, — с понимающей улыбкой ответил Стоцкий. — Ректор не любит пустых разговоров, это всё по большей части для первого курса, чтобы объявить… скажем так, особый режим. Кто уже поучился — они ко всему привыкли, для них сегодня остаток дня выходной. Да здесь почти никто не любит поговорить.

— Кроме декана потусторонников? — со смешком уточнил Серафим.

— Будьте к нему снисходительнее, всё же возраст, а порок не столь страшен. — Эмоция в голосе прозвучала сложная — смесь смущения, укора и иронии. Стоцкий нервным жестом потёр пальцем скулу. — Никто не любит эти посиделки, но все уважают Сергея Никитича. В конце концов, многих из нас он воспитал. А вы в самом деле не потусторонник? Но почему ректор пригласил вас читать лекции по типологии и методикам?

— Никого больше не нашлось, — хмыкнул Дрянин.

— А как же вы будете…

— Некоторый опыт общения с тварями у меня есть. Думаю, его вполне достаточно, — заверил он.

На этом разговор прекратился, потому что заговорил ректор.

Речь и наставления Серафим не слушал, скользил взглядом по присутствующим. Потусторонники занимали целиком одну из длинных сторон площади и слегка загибались на короткую, их было почти столько, сколько студентов других специальностей вместе. И вот эти люди, выпускаясь, выносили в мир идею превосходства потусторонников над остальными. Большую часть, наверное, жизнь быстро ставила на место, и всё же… Эта проблема казалась едва ли не серьёзнее пропавших студентов, жаль, ворошить осиное гнездо было рано.

Появление «крышки» оказалось впечатляющим зрелищем. В конце короткой речи Ложкина, чей голос звучал над площадью вроде бы негромко, но отчётливо слышался каждым, над тихо шуршащими о своём студентами покатился тревожный, беспорядочный колокольный звон, больше похожий на набат. Новички испуганно заозирались и зашушукались. Серафим вскинул взгляд на колокольню, которая отсюда прекрасно просматривалась и откуда доносились звуки… И ничего не увидел. Ни колоколов, ни звонаря там не было.

По холке прокатилась волна неприятной дрожи. Дрянин вынужденно признал, что даже его это явление пробрало, потому что не сомневался: никаких колонок и прочих технических ухищрений не использовали. Просто… то странное, из-за чего в церковь никого не пускали.

Под набат из-за высокой белой стены вверх потекла искристая пенная дымка, словно на кремль накатывала исполинская волна. Она взбиралась всё выше и выше, оставляя позади стеклянистую поверхность, приглушающую цвет неба и свет солнца. Из-за крыш проступило замкнутое кольцо, под восторженные шепотки и возгласы быстро поползло кверху, сжимаясь и очерчивая тёмный купол.

Действо длилось не больше минуты. Пена слилась в плотный диск по меньшей мере двадцати метров в диаметре, набат сменился мелодичным перезвоном, с которым искры и клочья посыпались с этого диска вниз, но до земли они не долетали, истаивали выше колоколенного шпиля. Вот диск есть — а вот уже его едва видно, и стихающий звон мелкой, едва заметной рябью течёт по монолиту тёмного стекла.

Колокол смолк, а стеклянистая поверхность начала быстро таять, растворяясь в небе. Буквально несколько мгновений, и она полностью утратила видимость. Осталось только обманчивое, зыбкое ощущение, словно на периферии зрения облака подрагивают и искажаются, но стоило посмотреть прямо — ощущение пропадало.

— Впечатляет в первый раз, да? — с лёгкой гордостью заметил Стоцкий. — Особенно тем, что никто понятия не имеет, как это работает.

— Смотритель не очень разговорчив, да? — хмыкнул Серафим.

— Здесь вообще немногие отваживаются с ним заговаривать, а он отвечает взаимностью… Ну вот и всё, собрание можно считать оконченным, — сообщил он, когда ректор произнёс краткое напутствие и буднично двинулся в сторону Княжеских палат. Гул голосов усилился, задвигались как будто все разом, но тут кураторы проявили бдительность и не дали своим группам разбрестись, поэтому расходились они более-менее организованно. — Хорошего дня!

Дрянин вежливо ответил и некоторое время стоял на месте, ожидая, пока схлынет основная толпа. За это время перекинулся вежливыми фразами с парой других коллег, которые тоже никуда не спешили. Видел Еву, которая ушла со своей группой, и декана тоже, и остальных возможных подозреваемых, кого уже запомнил в лицо. Конечно, никто из них не нёс в руках плакат «я — убийца», все вели себя спокойно и привычно. А жаль.

Серафим недовольно поморщился, отгоняя бредовые мысли, и, попрощавшись, двинулся в сторону общежития. У него оставалось ещё около часа для работы, а потом следовало отправляться на кафедру на совещание. Вроде бы по делу, а не как в прошлый раз.

Надежды оправдались, назначенная после организационного часа встреча оказалась полезной, на ней уточнялись последние штрихи расписания, дополнительные обязанности и прочие важные мелочи. Начальник кафедры Вадим Сергеевич Васнецов произвёл на Серафима гораздо лучшее впечатление, чем декан: деятельный и настроенный на работу мужчина лет шестидесяти.

Самым полезным оказалось то, что Дрянин наконец понял причину своего «полосатого» расписания, в котором ни разу не оказывалось две пары подряд: ему предстояло сопровождать группу на практическую пару, которая следовала за лекцией. Проконтролировать студентов, посмотреть, кто и как усвоил материал, а заодно подстраховать ведущего практику преподавателя, у которого оказывалось разом несколько групп, уследить за которыми — то ещё приключение.

Кроме того, оказалось, что его группы закреплены за Калининой — по наследству от предшественников. Они обменялись понимающими взглядами, но спорить не стали, оба посчитали это удобным вариантом. Только Ольга косилась на сидящую рядом коллегу насмешливо.

— На этом всё. Калинина, Дрянин, задержитесь на несколько минут, — попросил Васнецов.

Ольга украдкой показала большой палец, и Ева едва сдержала смешок. С новой знакомой она не откровенничала, она вообще ни с кем не откровенничала со смерти матери, так что Томилина не знала даже отретушированной версии их общения с адмиралом, но продолжала намекать.

Дождавшись, пока остальные попрощаются и выйдут, начальник кафедры окинул подчинённых оценивающим взглядом. Дрянин ответил таким же: Васнецов был в первом эшелоне подозреваемых. Конечно, по специальности он телесник и начертательным чародейством, судя по досье, занимался последний раз во время учёбы, но мало ли какие увлечения заводятся у опытных потусторонников после стольких лет жизни в ГГОУ рядом с Котлом! Зато силы и опыта предостаточно.

— С вами я хотел поговорить отдельно, потому что вы новые люди и в университете, и на кафедре. К Еве Александровне вопросов несколько меньше, я ознакомился с её личным делом и думаю, что человек с опытом патрульного на этом месте не встретит затруднений. Если проблемы будут, лучше обращайтесь сразу ко мне, помогу разобраться.

— Спасибо, пока мне всё ясно, — заверила Калинина.

— Хорошо. А к вам, Серафим Демидович, вопросов больше. Я доверяю ректору, но он впервые назначил кого-то через голову всех остальных, а кроме того, никаких сведений о вас нет. Дисциплина теоретическая, и прочитать под запись лекции много ума не надо, тем более есть надежда, что мера это временная. Я не знаю о ваших с Ложкиным договорённостях, да и плевать мне на вашу мотивацию, у меня один вопрос. Лектор страхует студентов на практических дисциплинах при работе с реальными потусторонними сущностями. Вы способны выполнять эту работу или мне нужно искать какого-то толкового практика для этих целей, хотя бы даже из старшекурсников?

— Имеете в виду, смогу ли я справиться с потусторонней тварью, если она вырвется из-под контроля? — уточнил Серафим. — Лучше пусть будет аспирант.

Васнецов со вздохом кивнул.

— Хорошо, будем считать, вопрос решён. Я подумаю, кого можно привлечь. К сожалению, Ложкин прав, свободных преподавателей под этот курс у нас сейчас нет, будем работать с тем, что имеем.

Ева наблюдала за этим разговором с лёгкой растерянностью, потому что в способностях Дрянина не сомневалась, он наверняка мог куда больше, чем говорил. Но выдавать его не стала, а начальник удовлетворился разговором и сразу отпустил подчинённых. Серафим поднялся первым, открыл дверь, вежливо пропустил Еву вперёд.

— Составишь компанию за обедом? — предложила она.

— С удовольствием, — кивнул мужчина и предложил руку.

Поколебавшись недолго, она подцепила спутника под локоть. Стоило посмотреть правде в глаза: долго скрывать их своеобразные отношения вряд ли получится. Не потому, что это невозможно, а потому, что никто из них не старается это делать, и гораздо разумнее для сохранения приличной репутации поддерживать видимость нормального романа, а не открещиваться от него, но красться через чужое общежитие под покровом ночи.