Сказание о демоне

Глава 2

До моего шестнадцатилетия оставался без малого месяц. В тот день в бордель я вернулась от Тору, когда уже наступил вечер, а с неба срывались редкие капли дождя. Я проскочила незамеченной в нижние комнаты, где жили девочки. Мы с Юри называли их «темницей», так как внутри не было даже окошка. Обычно внизу в это время никого нет, но, едва переступив порог, я увидела Юри, укрытую с головой одеялом.

— Юри, ты с ума сошла? — прошептала я, не понимая причину столь отчаянного поступка. Если Мамочка узнает, что Юри отлынивает от работы, ей не избежать наказания!

Не услышав ответа, я подошла ближе, стараясь двигаться на цыпочках, чтобы скрипучие половицы меня не выдали. Робко коснувшись ее плеча, я ощутила жар. Юри дрожала от озноба и хрипела еле слышно. Почувствовав холодную руку, он сжалась в комок.

— Юри! Ты вся горишь! — обеспокоенно крикнула я. Нежно касаясь ладонями ее щек, я пыталась привести ее в чувство. Все без толку, она лишь несвязно что-то бормотала.

Некоторое время я просидела у кровати, обтирая ей лоб влажной тканью. Жар не спадал, становилось только хуже. Мне уже приходилось видеть, как от сильного жара умирают люди, и я действовала без промедлений.

Мы были одни. Всех девочек Мамочка вывела к гостям, а те, кто, по ее мнению, потерял свою привлекательность, утюжили белье и застилали кровати. Можно подумать, что этим пьяным животным не все равно, на чем утолять свою первобытную жажду? Уже третий день моряки просаживали деньги на выпивку и ласки женщин. А сегодня еще обещался приехать один важный купец со своей свитой, и все в борделе стояли на ушах.

Я не могла смотреть на то, как Юри сгорала живьём, но у меня совсем не было денег, чтобы купить лекарств в единственной аптеке. Да и ворчуну Тору за снадобье мне нечего предложить. За работу платили только едой и прочной крышей.

Вне себя от отчаяния, воспользовавшись вечерней суматохой, я тайком прокралась в комнату Мамочки и украла горсть монет с ее стола.

Когда я выбежала на улицу было уже совсем темно, а значит, хватиться меня не должны. Редкие, огромные капли дождя предвещали бурю. Я спиною чувствовала их тяжесть. Казалось, раскаты грома наступали на пятки, в ушах стоял гул. К счастью, я знала путь к телеге Тору наизусть и могла найти ее вслепую.

Телега стояла на том же месте. Из трубы клубился дым, а в зазорах между досками дрожал свет.

Вломившись внутрь, я закричала:

— Юри! Юри умирает, быстрей! — и протянула ладони, на которых лежали мокрые монеты. За мгновенье подо мной образовалась большая лужа.

Тору от неожиданности поперхнулся чаем. Откашлявшись, он сурово на меня посмотрел, а потом перевел взгляд на протянутые руки. Худыми, мозолистыми пальцами он сжал мои трясущиеся ладони в кулаки и выдал хриплым голосом:

— Умирает! Юри! От чего? Диарея, насморк, что у нее?

— У-у-у… у нее сильный жар, а вчера она жаловалась на кашель и боль в легких! Кашель очень сильный. Я-я-я… я думала госпожа Амайя выгонит ее в хлев.

После моих слов Тору полез в сундук и так торопился, что из него все вывалилось наружу. Хорошо, что бутылочки были деревянные и не разбивались, а лишь постукивали как старый сухой бамбук.

— Это пусть выпьет сейчас. Оно снимет жар, — пробубнил Тору, протягивая мне пару закупоренных пузырька: — А это завтра! Пусть выпьет с утра, как выспится. Только не буди, пусть спит. Я приду к вам и осмотрю ее. Надеюсь, меня впустит ваша старая мегера!

Не сказав более ни слова, я схватила снадобье и помчалась к Юри. Она была еще жива, пусть и дышала с трудом. Приподняв голову, я помогла ей выпить отвар и уложила обратно на подушку.

Решив остаться на ночь, я прилегла рядом с ее кроватью. Так и уснула — грязная и промокшая насквозь. Но сон был недолгим. Меня разбудила распахнувшаяся дверь, которая с силой ударила о стену, и приближающиеся шаги Мамочки. Наверху бушевал скандал: раздавались крики посетителей и звенела посуда. Предчувствуя беду, мое сердце забилось как сумасшедшее, в ушах загудело, я даже перестала дышать.

— Вставай Юри! Вставай я сказала, бегом наверх!

Подбежав к Юри, Мамочка сорвала с нее одеяло и начала настойчиво будить. Толстые пальцы в перстнях терзали слабое, измученное тело.

Набравшись смелости я оттолкнула госпожу. Но сил хватило лишь на то, чтобы она сделала пару шагов назад. Руки просто скользнули по гладкой ткани ее шелкового кимоно и уперлись в старое, дряблое тело. Больше она не сделала ни шагу.

Мамочка схватила меня за голову и швырнула на пол. Я вскрикнула — мои волосы запутались в многочисленных перстнях Мамочки. Она тыкала и тыкала в меня пальцем и что-то кричала, а я как могла пыталась отцепиться от ее рук. Боль была ужасная.

Потом Мамочка внезапно замолчала, посмотрев куда-то мимо меня. Я обернулась и увидела монеты, рассыпанные по полу. Наверное высыпались во время падения. Я совершенно забыла о них!

— Ах ты маленькая дрянь, неблагодарная сукина дочь!

Мамочка нависла надо мной словно одержимая демоном. Опять схватила меня за волосы и поволокла к лестнице, громко крича: «Теперь ты заплатишь за все! Теперь ты отработаешь каждую копейку, которую я потратила на хлеб, чтобы ты не сдохла! Ты будешь работать, пока я не разрешу тебе отправиться к родителям! Демоны их раздери за такую дочь!»

Она волочила меня по деревянной лестнице наверх, а я пыталась встать, но босые ноги скользили по мокрым ступеням. Когда она заволокла меня в главный зал, под ноги стали попадаться мелкие осколки. Куда бы я не ступила, как бы не извернулась, они были везде.

— Господин Ён Гвон, позвольте предложить нашу новую девушку Касуми! Но больше ее не будут так звать, давайте вместе выберем для нее новое имя? Кимико, как вам имя Кимико? — С издевкой прокричала Мамочка и бросила меня в центр зала, как кость голодным псам.

Во главе стола сидел седой мужчина и, прищурив один глаз, смотрел на меня. Я видела его раньше: он и был богатым купцом из Восточной провинции. Старый, мерзкий извращенец. Платил много и всегда выбирал Юри. Господин Ён мог держать ее в комнате несколько дней и терзать без продыху, пока не насытится как вампир. Хотя даже вампиры не истязают так своих жертв. После ночей с ним бедняжке приходилось буквально собирать себя заново.

Оглядев меня, Ён Гвон отвратительно ухмыльнулся, а Мамочка приказала двум девушкам подготовить меня. Они помогли мне встать с пола и повели обратно в «темницу».

Пока девочки выбирали наряд, я сидела у огарка свечи, извлекая мелкие осколки из ступней. Аяка подняла меня на ноги и скинула мои мокрые одежды.

— Прости! — прошептала она. — Но так надо. Т-ты же знаешь, что я должна?

Я не ответила. Молча стояла в центре мрачной комнаты, пока на меня надевали кимоно маленькой и хрупкой Юри, которое мне еще было велико. Подол волочился по полу, а непослушная ткань все время спадала с плеч.

Я затерялась в мрачных мыслях. На лицо наложили белила, от которых сильно чесался нос. Я чувствовала себя холстом, по которому водили кистью, вырисовывая черные линии. Плакать не получалось. В комнате хватало слез девочек, которые просили у меня прощенья. Непонятно, в чем они винят себя.

Меня вывели из комнаты, держа за плечи, и направили в комнату господина Ён Гвона.

«Касуми, Касуми… Мой маленький птенчик! Это мое имя. Так звал меня отец!» — я шла по коридору и повторяла его про себя, словно кто-то мог отобрать мое собственное имя.

— Касуми, помни, что лучше не сопротивляться, тогда будет не так больно! — неловко сказала Мигуми. Это были последние слова, которые я услышала перед тем, как меня завели в комнату и оставили одну.

Я старалась не двигаться, иначе вся конструкция из шелковых частей кимоно грозила рухнуть как лепестки увядающего цветка.

Хлоп… Хлоп… Хлоп…

Ладоши… Этот старый мерзавец, развалившись на кресле, хлопал и улыбался. Глаза безумца хаотично бегали, рассматривая жертву. Он обошел меня сзади, схватил за плечи и повел к окну.

— Ты почему такая послушная? Тебе не сказали, что ты должна делать? — шептал он, а его мерзкие губы касались моего уха.

Схватившись за затылок, Ён Гвон ударил меня лицом об ставни, которые с грохотом распахнулись. Мои руки запутались в рукавах и не могли выбраться, пока старик сам не вытащил их. Сняв с меня верхние одежды и положив ладони на подоконник, он ударил меня по пальцам розгой. А потом еще и еще…

Капли дождя разбивались о кожу, горящую от боли, смывали с моего лица белую маску с черно-алыми полосами, стекающими грязными, кровавыми слезами. Господин Ён бил меня розгой по спине, ногам и ягодицам. От сильных ударов белая ткань окропилась кровью.

— Интересно… Очень интересно! — после этих слов он менял одну розгу на другую, сгибая их перед ударом, чтобы проверить на гибкость.

Я упрямо молчала. От того что я не издаю стонов, не кричу и не молю его остановиться, Ён Гвон пришел в ярость. Взбешенный равнодушием жертвы, мерзавец схватил меня за шею и развернул к себе. В этот момент я почувствовала ужасный запах спиртного и смрад сгнивших зубов. Возможно, эта вонь привела меня в чувство. Я попыталась разжать его пальцы, но этого он и ждал. Забавляясь моими попытками высвободиться, Ён Гвон рассмеялся так сильно, что из гортани вырвался кашель. Я никогда не забуду этот смех!

— Да! Правильно! Вырывайся, борись со мной! — Он продолжал потешаться над тем, как я билась за жизнь. Из последних сил. Начав задыхаться.

Я сильно оцарапала его руку и почувствовала, как под ногти вошла его мерзкая, дряблая кожа. Он бросил меня на кровать и посмотрел на свою конечность. На коже проступали капли крови, испачкав дорогие шелка. Когда этот безумный взгляд опять направился на меня, Ён Гвон медленно слизал кровь с руки. Посмеиваясь, он взобрался на застеленное алой простыней ложе. Ползком, рыча и лая как пес, стал приближаться ко мне, пока не прижал к стене.

«Кандзаси!» — промелькнула в голове мысль. Шпилька, которую я так ненавидела, опять вонзилась мне в кожу, напоминая о себе, но в этот раз чтобы помочь, а не свести с ума.

Одной рукой я схватилась за его седые, сальные волосы, а другой, вынув шпильку, вонзила в глаз. В тот самый, которым он разглядывал меня в главном зале. Гадкий смех сменился криком.

Сейчас сбегутся его прислужники. В этом доме кричат только женщины.

Я вылезла в распахнутое окно и спустилась вниз, скользя по мокрой, покрытой мхом черепице. Хорошо, что мне знакомы все пути, по которым можно убежать от розог госпожи Амайя.

Дождь стих и сменился сильным, холодным ветром. В одном рваном дзюбане, босиком я наконец добежала до повозки Тору, и встала перед ней как вкопанная, не решаясь войти. Молча смотрела, как внутри горит огонь и чувствовала запах заваренных трав. Я боялась, что человек, который стал мне родным, прогонит меня и откажется помочь.

Но Тору вышел сам, приоткрыв дверь чтобы выкинуть жмых. Старик увидел меня, мокрую, грязную и почти раздетую. Сдержать слезы не вышло, и они покатились по щекам. Обычно медлительный Тору спрыгнул с повозки и завел меня внутрь. Мы сидели и таращились друг на друга, потом он опустил глаза и увидел на одежде кровь.