Невольница: его проклятие

Глава 34

— Что с тобой? Ты, часом, не болен, де Во?

Я постарался принять самый благообразный вид. Я позволил себе отвлечься, потому что могу думать только об одном. Это недопустимо.

Пирам изменился. Я чувствовал это, и теперь все время боялся сделать или сказать что-то не то. Из капризного вздорного мальчишки он вдруг превратился в фигуру, внушающую опасения. Теперь язык не повернется назвать его мальчишкой. И я должен быть начеку. Все время начеку. Я так рвался наверх, а теперь, достигнув самой вершины, не чувствовал долгожданного удовлетворения. Все не то, или я стал другим. Я все время думаю о ней. Засыпаю и просыпаюсь. Даже при обсуждении государственных дел я отвлекаюсь лишь на короткие мгновения.

Я посмотрел на Пирама и выдавил улыбку:

— К счастью, я здоров, ваше величество.

— Тогда отчего такое постное лицо? Из-за возвращения жены? Тогда к чему ее возвращать? Ты в своем праве.

— Обстоятельства изменились, ваше величество.

Пирам не утратил старой привычки — любил обсасывать сальные сплетни. Особенно из личной жизни своих придворных.

Мое решение казалось ему забавным. Жаль, что не могу посмеяться вместе с ним.

— Признаться, я полагал, что ты намереваешься избавиться от нее. Почему ты не просил развода у моего отца — понятно, но что мешает сейчас?

Я кивнул:

— Есть причины, ваше величество.

В глазах Пирама загорелось любопытство:

— Какие же?

— Не смею утомлять вас пустяками, ваше величество.

— Брось, — Пирам заговорщицки улыбнулся и закинул ногу на ногу. — Подобные разговоры напоминают мне о прежних временах. Черт возьми, готов поспорить, что ты тоже устал. Ну? Давай, как прежде: напьемся до одури. Горанский спирт, девки! Ну! Забудь на время, что я Император.

Он махнул рукой, разбрасывая по столу карты протоколов советов и заседаний сената, которые были сложены аккуратной стопкой:

— Сколько времени? — он посмотрел на часы, поднял брови. — Мы сидим здесь пять часов, если ты не заметил. И даже не обедали. Октус никогда не высиживал с отцом больше пары часов.

— Если бы вы собрали малый совет, дело пошло бы быстрее.

Он покачал головой:

— Ну, нет… Меня, точно так же, как и тебя, рассматривают под лупой. Ищут великие изъяны в отпрыске одного из величайших Императоров. Разумнее сначала обсудить все это с тобой, прежде чем очаровывать глупостью малый совет.

— Вы хотите очаровать его нашей совместной глупостью?

Идиотская вышла шутка… О да… Фабий недооценивал сына. А тот умом пошел в обожаемого дядю хоть и старательно разыгрывал из себя простака. Может, не феноменально хитрый, как мой брат, но, однозначно, осторожный. Черт возьми, я сам за все время не сумел верно разгадать его.

— Так что ты скажешь? О Лигур-Аас?

Я покачал головой:

— Боюсь, большее промедление уже будет нежелательно — нам перестанут верить. И по восшествию на престол такой жест будет выглядеть понятнее и уместнее. Обещания придется выполнять, если вы цените свое слово.

Пирам скривился:

— Шесть лет… Разве не срок?

— Дело не в сроке, ваше величество. Дело в терпении известного лица. Вы заняли трон и… конечно, он ждет скорых действий. Как и обещали. Ему слишком много наобещали. Если бы не ваш дядя…

— Октус с молчаливого согласия моего отца сделал фатальную ошибку, пытаясь убить его. Жаль, не вышло… Впрочем, лигур сам слишком демонстративно кусался. Октус не простил осады в Змеином кольце. Сам я не буду делать таких попыток. Будем считать, что судьба вынесла свой вердикт. Все же, мы должны сохранять хотя бы некое подобие чести.

— Подобия чести не бывает, ваше величество. Честь либо есть, либо ее нет.

Пирам пытливо посмотрел на меня, и молчал, кивая и шаря взглядом по полу.

— Ты говоришь, как солдат.

— Я и есть солдат.

— Кто из нас без греха?

Я покачал головой:

— Семья — это святое.

— Ты бы не смог? — Пирам заинтересованно прищурился. — Скажем, убить брата?

Я сосредоточенно смотрел в его породистое лицо и пытался понять, какой смысл он вкладывает в эти слова. Шумно выдохнул в кулак и покачал головой:

— Нет. Он — моя семья.

Пирам кивнул несколько раз, на какое-то время замолчал, думая о чем-то. Наконец, вскинул голову:

— Его ведь должны были добить в Котловане.

Я кивнул:

— Они не трогают своих ради чужих конфликтов — непреложный закон Котлована. Единственное, что они могли — не вмешиваться. Случай рассудил иначе.

Пирам покачал головой:

— Жаль. Очень жаль. Дядюшка дорого заплатил бы за его голову — нашлись бы ловкие руки…

— Они найдутся, если пожелаете. Но я не думаю, что это лучшее начало правления.

Пирам кивнул:

— Ты прав — начнем с чистой совести. Кстати, о твоем брате. Нужно укрепить ваше положение — не хочу больше видеть вокруг щупальца Октуса. Напомни, твой брат женат?

— Был женат, ваше величество, но его супруга, к сожалению, скончалась несколько лет назад.

— Кем она была?

— Узаконенной полукровкой из дома Мателлин.

Пирам закивал:

— Что ж… Чистокровную партию здесь трудно подобрать, тем более из высокого дома. Но, Мателин — самый большой высокий дом. У них столько побочных ветвей, что можно населить целую планету. Кроме того, есть и средние дома, имеющие вес при дворе. И каждый почтет за честь, если их дочь станет частью высокого дома и получит герб. Тем более, сейчас. Я займусь этим вопросом.

Я постарался скрыть улыбку: Пирам займется… но еще неизвестно, как отреагирует на такое благоденствие сам Ларисс. Впрочем, у него не будет выбора. Не думаю, что ему понравится такое вторжение в его личную жизнь, но пусть теперь побудет в шкуре высокородного, обласканного двором.

Пирам подошел к встроенному шкафу в стене за креслом, порылся и швырнул передо мной световой формуляр. Пластина проехалась по столешнице и остановилась прямо передо мной.

— Еще одна семейная мелочь.

— Что это, ваше величество?

— Посмотри.

Он вернулся в кресло и с удовольствием наблюдал, как я с опаской активирую панель. Прямоугольник загорелся по контуру оранжевым, и на пластине проступили черные буквы. Это помилование с возвращением родового имени. Ее имени.

Я перевел взгляд на Пирама и молчал. Все слова застряли в горле. Управляющий… Я несколько раз едва заметно кивнул сам себе. Его величество — достойный племянник своего дядюшки.

— Думаю, это должно быть у тебя. Это касается вашей семьи. Можешь оставить или уничтожить. Можешь активировать, и она окажется свободной, где бы ни была. Только тебе решать.