Невольница: его проклятие

Глава 46

Трюк с тележкой мне неизменно удавался последние два дня. Но голод брал свое. Я лишь пила обычную водопроводную воду, а организм отчаянно требовал чего-то более существенного. Утром второго дня, когда я поднялась, у меня так закружилась голова, что я была вынуждена ухватиться за столбик кровати, чтобы не упасть.

Когда вальдорка прикатила тележку с завтраком, это стало настоящей пыткой. Аппетитные запахи, поднимающиеся вместе с тонкими струями пара, щекотали ноздри, и рот мгновенно наполнялся слюной. Челюсть сводило до ломоты, желудок отзывался приступами рези. Сейчас я медлила. Черт возьми, я была в шаге от того, чтобы сдаться. Был ли во всем этом смысл? Может, сегодня я пожалею, что отказалась от этой дурманящей дряни? Поддаться соблазну — все равно, что признать поражение. Подставить голову под топор и собственноручно откинуть волосы, чтобы палачу было сподручнее. Только, похоже, здесь разница только в том, чья именно рука откинет волосы — голова все равно слетит.

Обиднее всего — если в еде и воде ничего нет, и я просто морю себя голодом.

Коварная мысль. Но нет — это мой маленький бессмысленный протест. Возненавижу себя, если буду покорно исполнять все, что требует эта жирная жаба. Я набрала в грудь воздуха, лихорадочно похватала тарелки и выбросила содержимое. Вернула колпаки на место, чтобы умерить пытку запахом.

Я легла на кровать и сжалась, обхватив колени. Сегодня что-то случится, но я чувствовала себя, как во сне, будто все происходящее было нереальным, не касалось меня. И я нереальна. Стоит дотронуться — и я превращусь с облако легкого тумана.

Должно быть, я задремала. Очнулась от того, что лигурка отчаянно хлестала меня веером по плечу. Не больно, но мелкий сухой треск раздражал настолько, что хотелось выхватить источник звука и сломать в щепки. Я медленно поднялась и огляделась: жирная жаба явилась не одна. В комнате столпилась целая орава рабынь.

Теперь Хозяйка вырядилась в зеленую переливчатую парчу с золототканым узором и, что было уже до смешного предсказуемо, лицо украшала зеленая нашлепка матовой помады. Лигурка была феерически уродливой.

Она велела мне подняться, обошла вокруг, придирчиво оглядывая. Одна из рабынь выкатила звенящую посудой тележку.

— Тебе стоит поесть. — Хозяйка сально улыбнулась зеленой заплаткой: — Понадобится много сил. Не сомневаюсь. И, не мешало бы выпить кофе. Тебя, наверняка, ждет бессонная ночь.

Только теперь я посмотрела в окно — уже сгущались фиолетовые сумерки. Совсем скоро…

Хотелось впиться в рыхлые лоснящиеся щеки ногтями, разодрать в кровавое месево. Даже язык не повернется назвать эту ведьму женщиной. Подлая расчетливая мразь. Гнев взбодрил лучше, чем кофе. Я больше не хотела разыгрывать роль перепуганной наивной жертвы. От ее проклятого аукциона мне не спастись, но и сама она сейчас не станет принимать радикальных мер — даже синяк побоится оставить.

— Мне кусок в горло не полезет.

Я уже не прятала глаз. Открыто смотрела в ее потное лицо.

Толстуха поджала губы, всем своим видом давая понять, что принимает эту игру:

— Тогда хотя бы воды, — голос утратил удушливую приторность. Фразы стали жесткими, как удары. — Ну же, дорогая, выпей воды. Станет легче.

Хозяйка жестом приказала рабыне подать мне стакан. Я приняла его и демонстративно вылила содержимое на ковер, задрала подбородок и покачала головой:

— Я не хочу пить.

Толстуха улыбнулась, растянув омерзительные губы тонкой зеленой дугой:

— Да ты уже ученая… Какая прелесть.

Она рассмеялась отрывисто и хрипло, будто часто кашляла. Повела бровями и уставилась на меня:

— Жаль только, что ни в твоей еде, ни в воде ничего не было. Зря голодала.

Я не верила. Она скажет что угодно.

Хозяйка кивнула:

— Что ты уже знаешь? Седонин?

Я молчала.

Лигурка вновь рассмеялась. На этот раз вышло заливисто, визгливо. Она села на стул, откинулась на спинку и положила сцепленные пальцы на круглое колено, обтянутое парчой:

— Неужели Великий Сенатор Империи не смог справиться с одной единственной женщиной, что не оставалось ничего другого, как накачать тебя седонином?

Мне не было смешно. Я вспомнила, как меня скручивало от похоти, и внутри похолодело. Это не должно повториться. Лучше быть самой собой. Что бы ни случилось.

— Нет, моя дорогая, — жирная жаба покачала головой, — я не предлагаю своим дорогим гостям подделки — это дурной вкус, для другой публики, более непритязательной. Никакого седонина — только подлинные чувства.

Может и так, но я все равно не верила ни единому слову. Впрочем, лигурке было плевать. Она поднялась со стула и замахала руками, давая распоряжения рабыням. Меня надлежало помыть, причесать, накрасить и одеть. Впрочем, ничего нового. Меняются лишь твари, приказывающие это сделать.

Рабыни копошились бесконечно долго. Или мне так казалось. Я отрешилась от всего, старалась не вникать. Казалось, будто девушки в сером существуют в какой-то параллельной вселенной, а я смотрю на них сквозь мутное стекло. Меня обтянули в длинное красное платье, накинули распашную накидку из тончайшего газа, усыпанную прозрачными кристаллами. Сверху легла еще одна — красная, плотная, как штора.

Наконец, меня вывели в коридор. Мы нырнули в потайную дверь и пошли вереницей коридоров, в которых я совершенно терялась. Не понимаю, как здесь ориентируются другие. Лигурка ждала в одном из тупиков, заканчивающихся замаскированной дверью. Я поняла это лишь по утопленной в стене полочке ключа. Тонкой, едва заметной. Жирная жаба распахнула накидку, оглядела меня, сосредоточенно поджав зеленые губы. Наконец, кивнула рабыням. Дверь бесшумно поехала в сторону, открывая черное нутро. Меня завели в кромешную темноту, и я осталась одна.