Камилла. Жемчужина темного мага

ГЛАВА 7. Дом в столице

Когда маг ушел, Камилла попросту уселась на нижнюю ступеньку лестницы. Взгляд медленно скользил по прихожей: вот высокая латунная вешалка для одежды, вот маленькая банкетка рядом с дверью, вот плетеный из пеньки коврик для обуви. Широкое окно, выходящее на улицу, в которое робко заглядывает раннее утро. маленькая картинка на стене, чья-то акварель — бордовые пионы в стеклянном кувшине… Вид этих простых вещей навевал ложное чувство спокойствия. Казалось бы, что может быть неправильно, когда вот он, дом, все чисто и красиво? Иногда даже самые уютные и правильные вещи — всего лишь декорации для тихих трагедий…

Этим ранним утром Камилла снова не знала, что делать дальше.

Ее, маленький сухой листик, подхватило вихрем, и несло… куда-то.

Казалось бы, спокойно и безопасно было в Шаташверине, в доме на окраине города. но теперь их, не спрашивая, притащили в столицу, и только Господу ведомо, что здесь будет.

Впрочем, ей все равно было некуда идти. Более того, официально Камилла Велье упокоилась в семейном склепе…

от мыслей о матушке и папеньке, о том, как они вытолкнули ее из кареты — и это было последнее, что они сделали перед тем, как… снова сжалось горло, а глаза защипало. Камилла подняла глаза к потолку и прорыдала: почему?

С губ сорвалось неразборчивое… Ах, да. По какой-то причине она не может больше говорить, но какая это мелочь по сравнению с тем, что нет больше их, таких близких, без кого и жизни не мыслилось.

она вытерла глаза рукавом и поднялась со ступенек. наверное, нужно было что-то делать. Выпить, например, горячей воды и — как там сказал Аларик? — должна прийти кухарка. Это было бы замечательно, поскольку голод все же подкрадывался, на кухне — шаром покати, а выходить на улицу — пока нельзя.

И, чтобы себя как-то занять, Камилла отправилась обходить квартиру. Еще раз, теперь уже сама, по пути раздумывая, как ей быть с темным магом, который ей помогал и ничего не требовал взамен.

К собственному удивлению, она не увидела голема, но это даже вызвало некое облегчение. Глиняный уродец одним своим присутствием вызывал невольную дрожь.

По-прежнему без ответа оставался вопрос: почему? Почему Аларик столько делает для нее? Что толкает его на заботу о совершенно чужой девчонке? Уже сдал бы властям — и забыл. но нет… написал для нее фиктивный договор, чтоб никто не задавал вопросов. Возится. Думает над тем, как быть дальше.

на минуточку Камилла позволила себе пофантазировать о том, что, возможно, она ему просто нравится. Бывает же такое, когда встречаются два человека и понимают, что им тепло вместе? но потом она эту мысль оттолкнула от себя, потому что, будь оно так, Аларик уже бы попытался воспользоваться собственной властью над ней. А так — ничего. так ведь не бывает… По крайней мере старенькая нянька всегда рассказывала о том, что, если мужчине нравится женщина, то он ей проходу давать не будет. Возможно, даже приставать начнет.

Аларик же не делал ровным счетом ничего, что могло быть признаком его увлеченности юной баронессой.

он просто помогал — и все. Больше ничего.

Камилла вздохнула и снова огляделась — будто очнулась. Предметы вокруг наконец начали занимать ее, и она с любопытством осматривала место, в котором им предстояло жить.

она никогда раньше не бывала в том, что здесь называли квартирой. Вся сознательная жизнь прошла в старинном и — что уж таить — обветшалом особняке, который в семье было принято величать замком.

о том, что такое настоящий замок, Камилла узнала только тогда, когда приехала на бал к дяде.

А о том, что есть ещё и квартиры, узнала только сейчас.

Это было необычно: тот же особняк, только очень маленький, но при этом все гораздо удобнее и приспособлено к жизни, что ли. Вода вот, подогревается. И в уборную не нужно бежать далеко по холодному коридору, что продувается всеми ветрами. И кухня приятная. Крыс нет, мышей и пауков — тоже. Спальня — так и вообще, мечта: ни одного сквозняка, и при этом не душно, потолки довольно высокие. И если ей доведется быть самостоятельной и состоятельной женщиной, то, наверное, гораздо лучше жить в квартире, в большом городе, чем в огромном разваливающемся особняке…

Размышления Камиллы прервал дребезжащий колокольчик у входа. наверное, это и была та самая обещанная кухарка. Камилла поторопилась открывать, успела глянуть в боковое окно: да, на пороге действительно стояли две женщины, в теплых платьях и накрахмаленных чепцах. А еще взгляд выхватил большую корзину, которую держала одна из них.

Камилла распахнула дверь и через силу улыбнулась. Ей улыбнулись в ответ. наверное, женщины были сестрами, так они походили друг на дружку: одинаковые вздернутые носы, слегка раскосые темные глаза и круглые румяные щеки. Пришедшие быстро переглянулись, затем одна из них с легким поклоном сказала:

— Доброго утра, госпожа. Я Лиз, кухарка, а это — мариэтта, горничная.

Камилла наконец смогла заглянуть и в корзину — а там лежала ощипанная куриная тушка, зелень, несколько крупных картофелин, и большой хлеб, горбушкой выглядывающий из-под промасленной бумаги. В животе мгновенно сделалось щекотно от голода, и Камилла торопливо шагнула в сторону, позволяя женщинам войти. Каждая из них годилась ей в матери.

— Как нам вас называть, госпожа? — поинтересовалась, кажется, мариэтта.

Камилла неторопливо раскрыла блокнотик и написала свое имя.

Лиз и мариэтта снова переглянулись — понимающе, и кто-то из них вздохнул.

— очень приятно, госпожа Камилла, — Лиз даже сделала книксен и посмотрела как-то особенно жалостливо, — вы покажете нам, где кухня?

Конечно же, она все показала. Лиз окинула кухню цепким взглядом профессионала, поставила на стол корзину и объявила:

— ну что ж, госпожа, я займусь завтраком, а то вы ведь такая худенькая, такая прозрачненькая…

Камилле так и хотелось спросить — можно я с вами посижу? но не стала. Сомнительно, чтобы Лиз хотелось болтать…

то, насколько Камилла заблуждалась в своих суждениях, стало ясно примерно через пол часа, когда она спустилась на кухню налить себе воды. может быть, Лиз и не хотелось болтать с госпожой, но вот с мариэттой они трещали так, что было очень хорошо слышно, даже не подходя к кухне, чем Камилла и воспользовалась.

нет, конечно же, подслушивать было не очень хорошо, но весьма интересно. И,так и не дойдя до кухни, Камилла остановилась за углом — в конце концов, должна же она знать, что говорят о ней. А в том, что Лиз и мариэтта обсуждали именно ее, сомнений не возникало.

— Бедная девочка, — вздохнула, кажется, мариэтта, — доведет он ее. И мы ничего не можем сделать. Вообще никто и ничего не смоет. Айшари — это ведь разрешено.

— Ага, — согласилась Лиз, — он специально выбрал немую, чтобы никому ничего не рассказала. И чтобы даже пожаловаться родной матери не могла…

— так, может, сирота она…

Пауза. Лязганье железного противня.

— Слушай, а ты что-нибудь знаешь, как это у них происходит? — поинтересовалась Лиз.

— Что — это?

— ну, то самое, — она хихикнула, — зачем темные себе женщин берут?

— А то ты не знаешь, как это бывает, — мариэтта хихикнула, — подол задрал — и готово. Дурное дело не хитрое.

— Да я не про то, — возмутилась Лиз, — говорят, им это дело нужно… после ворожбы.

тут голос мариэтты приобрел столь таинственные интонации, что Камилла невольно подалась вперед, вытянула шею — интересно же, в самом деле!

— Я прислуживала у одной такой… айшари, — с придыханием сказала мариэтта, — хвала господу, та была не немая, но… большая любительница выпить. А как не будешь пить, коль такое… так вот, ее господин… Страшный он был, просто жуть. Глазищи такие, что только глянет — и сердце в пятки ушло.

— И что? — не выдержала Лиз, — что ты мне все про глаза-то?

— та девица, как напьется, такое рассказывала! немудрено, что эта девочка прозрачная вся и измученная.

— так что там было? Что?

— тот темный… ну, господин той айшари… он как помагичит, так сразу ее в постель. Совершенно ненасытный был, да.

— Бедная девочка, — вздохнула Лиз, — то-то я и смотрю.

— А еще, — и тут Камилла перестала что-либо слышать, потому что мариэтта перешла на шепот.

— Да ладно! — воскликнула Лиз. И через несколько мгновений добавила, — и чего она пила-то? С горя? Другие бы за счастье сочли!

— А пила она потому, что тому господину темному магу ее было явно мало, и он шастал по всем борделям в округе, до каких только мог дотянуться, — весомо заметила мариэтта, — бери поднос, отнеси-ка девочке завтрак, а то она у тебя помрет от истощения.

тут Камилла сообразила, что рискует быть застуканной за наглым подслушиванием, и на цыпочках метнулась в гостиную, упала в кресло, оперлась щекой о кулачок — как раз в тот момент, когда Лиз величественно вплывала в дверную арку, с подносом в руках и таким жалостливым выражением лица, что Камилле самой захотелось поплакать.

— Вот, госпожа, извольте.

она поставила поднос на стол и принялась переставлять на белую скатерть и блестящий кофейник, и фарфоровый, в синий горох, молочник, и чашку с блюдцем, и тарелку с яичницей-глазуньей, и плетеную корзиночку с ломтями свежего белого хлеба.

Рот тут же наполнился слюной, и Камилла сама не заметила, как оказалась за столом. опомнилась, схватила свой блокнотик, и написала крупно: «Спасибо!»

— Бедная девочка, — прошептала кухарка, — довелось же…

И пошла, вздыхая о том, что наверняка этот зловещий темный маг уже надругался над девицей всеми возможными и невозможными способами.

Камилла же, обмакивая хлебный мякиш в горячий желток, почему-то думала о том, что тот, неизвестный ей темный маг, шастал по борделям — потому что ему не хватало его личной айшари. А что же Аларик Фейр? тоже там бывает? наверняка бывает. Потому что он не только темный маг, но ещё и просто мужчина, а мужчинам это свойственно — об этом тоже няня говорила, особенно если это молодой и здоровый мужчина. И почему-то Камилла представила себе, как руки Аларика скользят по обнаженным плечам очередной продажной женщины — те самые руки, которые так осторожно, так мягко гладили ее по спине — и от этих мыслей сделалось неприятно. она сама не знала, почему.