По ту сторону Бездны[СИ]

— Чьей крови?

— Арчары… Забудь, — Лоу явно заставил себя встряхнуться, отрешаясь от горьких мыслей. — Даже хорошо, что он уехал. Успокоится и вернется. А нам с тобой пока и вдвоем хорошо. Верно?

Я кивнула. Я была бы не против, чтоб этот таинственный Анхен и вовсе никогда не возвращался. Признания Лоу мне не слишком–то понравились, а само это имя вызывало во мне какой–то смутный, неосознанный страх.

— Давай я лучше расскажу про Илианэсэ, — предложил мне Лоу, — хочешь?

И я вновь кивнула, и мы долго еще сидели там, на самом краю этой небесной земли, и я слушала вампирские сказки про самый красивый город на свете.

Оказалось, что это единственный вампирский город, имеющий столь высокие башни. А в башнях жилые только верхние этажи. В нижних этажах некогда располагались заводские цеха и прочие производственные помещения, но теперь все производство перенесено под землю, где Низшие построили целый поземный город, радуясь возможности вернуться в привычную среду обитания. А башни потихоньку пустеют. Низшие, не связанные личной службой, уходят под землю, Высшие — потихоньку разъезжаются по стране, основывая и заселяя другие города, быть может, не настолько красивые, но куда больше пригодные для жизни…

— Я и сам давно уже не живу в Илианэсэ, — признался мне Лоу, — хотя мне по–прежнему принадлежит дом, доставшийся от родителей. Он не такой высокий, как этот, и стоит поближе к окраине, и Бездна из него не видна…

— А из этого дома — видна?

— С крыши. И из некоторых окон. А нам сейчас деревья загораживают. Она вон там, слева, — Лоу махнул рукой, но кроме группы могучих деревьев, росших на соседней платформе, я и впрямь ничего не увидела.

— А зачем было строить такие высокие башни? И поднимать наверх сады? Этим деревьям было б куда комфортнее на земле. Мне даже представить страшно, как они размещают в этих платформах свои корни, они ж должны быть просто огромными!

— С деревьями приходится договариваться, — улыбнулся Лоу. А башни возводили не от хорошей жизни. Илианэсэ — это первый город, построенный после Великой Катастрофы. Земля тогда была для нас ядовита, да и Бездна слишком часто смертью одаривала. Вот и пытались подняться выше. Хотелось жить, маленькая. Банально хотелось жить.

— Но тогда… Зачем же вы строили на самом краю? Ведь ваши земли огромны — надо было просто уйти от Бездны как можно дальше.

— Уйти? — он невесело усмехнулся. — Многие до сих пор не в силах отсюда уйти, хоть прошло уже столько лет, и столько надежд уже обманулось. А тогда… Все казалось, что Бездна сейчас успокоится, и отдаст нам… многое и многих. Но этого не случилось, и я не верю, что вообще случится, но тогда — в это верили все. А многие и до сих пор в это верят. Вместо того, чтобы начать уже просто жить. Здесь и сейчас. И на тех условиях, что поставили Боги.

— Лоу, а что… что должна была отдать вам Бездна? Во что они верили?

— Потерянный рай, я полагаю, — вампир хмыкнул и обернулся ко мне. И продолжил уже серьезно. — А ведь все это относится сейчас и к тебе, Лариса. Быть может, твоя память вернется. Быть может, нет. Но, в любом случае, не вздумай жалеть, о том, что было. Прошлое нельзя изменить, диктовать мирозданью свои законы едва ли получится. Надо жить так, как это возможно в сложившихся обстоятельствах. Глядя только вперед.

Я не совсем понимала, что он имеет в виду. Видимо, это читалось на моем лице.

— Ты человек, а жить придется в стране вампиров, — пояснил мне Лоу. — И даже с моей помощью и покровительством Анхена это будет непросто. Не вздумай тратить силы на жалость к себе. Трать их на преодоление трудностей.

— Но разве у меня есть трудности? Я сижу сейчас здесь, с тобой, и мне хорошо.

— Хорошо — это замечательно, Ларочка, но этого немножечко мало, — задумчиво протянул Лоу, рассеянно вглядываясь вдаль. Взял, не глядя, мою ладошку, поднес к лицу, провел кончиками моих пальцев по своим губам, даже поцеловал их пару раз в процессе. Но, хотя мне и не было неприятно, это была не ласка. Поскольку он не ставил целью вызвать во мне какую–то реакцию. Просто задумался.

Блеснул в лучах солнца камень на его перстне. Этот перстень будил во мне какие–то смутные воспоминания, что–то болезненное начинало шевелиться в душе. Поэтому, каждый раз, взглянув случайно на его колечко, я отводила глаза и старалась не думать об этом. Не видеть этого перстня. Не помнить.

Задумалась о другом. Почему я живу именно здесь? Почему мне придется жить здесь? Что делает человеческая девочка в городе вампиров?

— Лоу, — решилась спросить я, — а почему я не живу среди людей? Я помню, я раньше жила…

— А это ты сама однажды вспомнишь и мне расскажешь. А то до меня дошли только смутные слухи, причем все они разнятся, не знаю, каким и верить, — очнулся от своих раздумий вампир, но не поспешил прийти мне на помощь. — Пойдем, — он поднялся и потянул меня за собой, — покажу тебе дорогу в твою комнату. Не лезть же нам обратно через окно. В этом доме есть прекрасные двери.

Чтобы добраться до этих дверей, нам пришлось перейти по шаткому мостику на другую платформу, пройти ее насквозь лабиринтом петляющих тропок, затем, по висящей над пропастью лесенке, спуститься на очередную платформу, просто утопающую в цветах…

Мы не спешили. Это была долгая, очень долгая прогулка. Но кончилась и она. И Лоу ушел, сославшись на дела, а я вновь оказалась одна в своей комнате. И я честно поела — кроме сока мне принесли и немного мелко нарезанных фруктов, и даже вздремнула, набираясь сил. А дальше что? С уходом Лоу из моей жизни уходил и смысл, и мне оставалось только ждать, когда мой заботливый друг вновь найдет для меня время.

Так прошел этот день и начался следующий. Я не знала, придет ли он с утра или к обеду. Просто знала, что придет. И ждала. Никто не запирал меня в комнате, да и Лоу, пока мы вчера шли из сада через дом, намекал, что я могла бы и осмотреться, я здесь не пленница и вольна бродить, где вздумается. Бродить не хотелось. Хотелось, чтоб он пришел.

Я влезла с ногами на подоконник, и сидела там, телом еще в доме, душой — где–то в зелени цветущего сада, глядя, как легкий ветерок чуть колышет тонкие ветви плакучих берез. Плакучие ивы — это я помнила. А вот плакучие березы — кажется, встретила только здесь. Или это мне только кажется?

Весь мир вокруг меня был какой–то призрачный, кажущийся, зыбкий. И куда меня занесло? Между небом и землей, между жизнью и смертью. Заточили в высокой башне, словно сказочную принцессу. И вроде башня не заперта, а куда бежать?

И вроде даже прекрасный принц в наличии, и утешает, и развлекает. Да вот спасать не торопится. А хозяин у нас тогда кто? Бессмертный Кощей?.. А вот интересно, Кощей Бессмертный был вампиром? По сказкам — вроде нет, а по продолжительности жизни — выходит, что да. Надо будет спросить у Лоу. Когда он придет. Он ведь придет. Скоро.

Он пришел. Я так задумалась, что пропустила его приход. Просто в какой–то миг я подняла глаза — а он стоит, прислонившись плечом к стене, и смотрит на меня своими внимательными серыми глазами.

— Привет, — улыбнулся он мне.

— Привет, — ответила я почему–то шепотом, не в силах оторвать от него взгляда. Что–то было в этих серых глазах, таких внимательных, ласковых, глубоких, что хотелось смотреть и смотреть. Тепло, что он дарил моей озябшей душе? Свет, что он проливал в мой заблудившийся во мраке разум? С ним мне хотелось быть живой. С ним мне было не страшно быть живой.

Он аккуратно сдвинул мои ноги и присел со мной рядом на подоконник. Взял мою руку и тихонько поцеловал ладошку. А потом переплел мои пальцы со своими, и, не отпуская, заговорил. Как–то очень просто и проникновенно, я даже не сразу поняла, что это стихи:

— Позволь мне быть лучом твоей звезды,

Позволь мне стать зарей твоей надежды,

Позволь дарить красивые мечты

И зачеркнуть все то, что было прежде.

Позволь любить твой беззащитный взгляд,

Позволь поймать твой вздох смущенно–томный,

Позволь завлечь тебя в цветущий сад

Моих желаний, дерзких и нескромных…

— Разве ты можешь быть дерзким? — не выдержала я. Меня немного смущали эти стихи, это его признание… даже не в любви, нет. Но в чем–то очень близком к этому, чему и слов не подобрать.

— Я могу быть разным, — спокойно отозвался Лоу. — Я умею быть тем, кто нужен сейчас.

И продолжил, так же спокойно, словно я его и не перебивала:

— Позволь мне выпить горечь с губ твоих,

Взамен отдав волнительную сладость.

Позволь делить с тобою на двоих

И боль утрат и обретений радость.

— А… это чьи стихи? — спросила я, чтобы спросить хоть что–то, когда он замолчал.

— Мои, — улыбнулся он. — Тебе. В подарок.

— Спасибо, — как–то совсем он меня засмущал. — А… ты даришь стихи всем знакомым девам?

— Нет. Только тем, кто тревожит мою душу, — он легко спрыгнул с подоконника и, склонившись, очень нежно меня поцеловал. Нет, не в губы, как обещал в своих стихах. Просто в щечку. И это было приятно и трогательно.

— Идем, — позвал он меня. — У меня есть для тебя еще один подарок. Гораздо интереснее.

И он увел меня в сад. Не через окно, как вчера. Через дверь. Наверно, хотел, чтоб я привыкала ходить по этому дому. А дом казался мне большим, пустым и страшным. И для выхода в сад я предпочла бы окно.

А по саду он провел меня совсем другой дорогой.

— Это тропинка мечты, — сказал он мне.

И там были каменные ступени, уводящие с цветущего луга под сень деревьев, и мохнатые сиреневые кисти невиданных мной прежде растений, колышущиеся над нашими головами. А через внезапно перерезавший тропу ручей предлагалось перебираться по листам кувшинок. Было страшно, но пришлось поверить, что они не настоящие и подо мной не утонут. А потом был переход на соседнюю платформу, а она была метрах в пяти от нашей, и значительно выше. И вместо лесенки туда вели небольшие пенечки, свободно висящие в воздухе без всякой видимой опоры. И перила там тоже не были предусмотрены!

— Я не пойду! — попробовала возмутиться. — Я не вампир, я летать не умею!

— Да тут лететь не высоко, — засмеялся Лоу. — Метра три, а там страховочная пленка. Мы ведь с тобой не совсем на улице. На этой высоте довольно холодно и ветрено, не всем растениям подходит. Поэтому сады помещены внутрь прозрачного кокона, в котором поддерживается необходимый микроклимат. Так что здесь везде — ни упасть, ни спрыгнуть. Пленка упругая, как батут, приземление будет быстрым и мягким.

— А ты… ну вообще вы все — эту пленку видите?

— Ощущаем. Вид она нам не портит. Идем же, Лара, не бойся. Ты ведь хочешь увидеть мой подарок?

Подарок увидеть хотелось, а вот чтоб он считал меня трусихой — нет. Я вздохнула — и пошла. Он шел за мной следом, и я знала, что он меня подхватит, упасть не даст, даже на пресловутую пленку. Но все равно было страшновато. Сердце замирало, но… я поняла, что я это могу, что мне это нравится.

— И какой сумасшедший все это придумал? — все же поинтересовалась я, когда мы оба оказались на твердой земле.

— Ну, малышка, ты не справедлива, — вот вроде и изображал возмущение, а сам улыбался. — Когда создавался этот сад, в доме росли маленькие дети. Ну, или, точнее, маленькая девочка, я все же не был уже ребенком. А был тогда уже достаточно взрослым, чтобы помогать творить этот сад — мир сказок и приключений для маленькой осиротевшей принцессы. Ясмина очень тосковала по матери, а мы пытались ее развлечь. Порой за ночь создавали какой–то новый уголок сада, или преобразовывали старый, и придумывали туда запутанную дорогу. Путь обозначали колокольчиками. Первый вешали под самым окном ее спальни, второй дальше, затем еще дальше. И она просыпалась, и бежала за колокольчиками, разыскивая дорогу к новому чуду. А в конце ее обязательно ждал сюрприз.