По ту сторону Бездны[СИ]

— Ну перестань, все, тихо, — укачиваю ее, как младенца. — Я встречала вампиров в Стране Людей. Не только Анхена. Разных. И видела, как они себя там ведут. Они холодные. Сдержанные. Ни на кого не бросаются. Да, они людей и хотят, и берут. Но не всех подряд. Они выбирают. И тех, кого выбирают, вовсе не обязательно убивают. Очень многие просто любят. Заботятся. Вот Дэла например. Или Анхен. Он своих девочек никогда…

— А кого они убивают взамен?

— Что? — услышать из ее уст свои собственные слова и практически собственные интонации было неожиданно. Очень.

— Да, конечно, ты не знаешь, тебе не рассказывали, — она не понимает причину изумления. — А мне вот — во всей полноте. Могу просветить. Конечно, они сдержанные. И выбирают. И холодность изображать пытаются. Так этому учат годами. А хотят они все равно всех. Абсолютно всех. Даже тех, кого не выбирают. Кого презирают и отталкивают. Отсюда и холодность, и высокомерие. Они ненавидят собственную слабость. Неистребимую жажду не только крови, но и плоти своих жертв. И рано или поздно они срываются. Все — срываются. И выходят на улицу, и хватают первого встречного, и убивают в остервенении — не ради еды, не ради секса — ненавидя себя за эту жажду и людей — за то, что эту жажду вызывают.

— Одного–двух в год, — киваю я. — Да, светлейший авэнэ рассказывал.

— Что? — теперь безмерно удивляется она.

— И показывал. Горло он перерезает, не вынимая… — скатываться совсем уж на пошлости не хотелось, договаривать не стала. Снова все это вспомнилось, и стало так… гадко, горько. Вот сижу я тут, вампирку молодую утешаю. Что она со всем справится и станет хорошей. А она не станет, это она еще пока, по молодости, а потом… Да обе мы знаем. Будет соблазнять, убивать и не морщиться. Что ей люди? Чужой народ. Я же вон с Анхеном живу. Люблю его даже. А Елена была человеком. Как я… Я и про Лоу не могу плохо думать. Он мне жизнь спас, рассудок, поддержал, выходил. А Лиза была для меня всем. А он убил и не заметил…

— Ну вот, еще и тебя огорчила, — Рин решительно вытерла последние слезы и встала, решительно же протягивая мне руку, — идем, покажу тебе путь на храм.

— Храм? — за руку я ухватилась, не задумываясь. И встала с ней рядом.

— Да нет, не тот, не аниарский. Наш.

Смотрю на нее, не понимая. Храмы множатся, как грибы.

— Да он и не храм на самом деле. Просто мы так придумали, когда играли. Вон, смотри, видишь ту скалу? Она здесь самая высокая, от земли — 90 метров с лишним. А уж если считать от Ионэсэ…

— Давай не будем, высоко, верю. И что с той скалой?

— Мы придумали, что это — остов древнего храма великанов. И раз лев спит слишком долго — то должен быть и другой путь. Например, надо суметь подняться на храм.

— И в чем проблема? Или вы в детстве не летаете? Вы летать, вообще, когда начинаете?

— Да когда и ходить. Не в этом дело. Тут нельзя летать. Нужно только пешком.

— Это еще почему?

— Ну, просто. Придумали мы так. Так ты пойдешь со мной? Или устала?

Пытаюсь прикинуть расстояние. По прямой километра два–три, но это по прямой. Бесконечные подъемы и спуски путь, конечно, увеличат, но…

— Ты правда думаешь, что раз я человек, то мне столько не пройти? Люди проходят и больше. Гораздо.

— Да не обижайся, я ж просто спрашиваю. Вот пройдешь — так буду знать точно. Идем, покажу, где спуститься. Тут не сложно. На мой взгляд.

На мой взгляд, тоже оказалось не сложно. Подъем был явно круче. А спуститься удалось без приключений. Затем нас ждало путешествие через бурелом, чавканье по заболоченной низине, затем опять подъем на сопку ничуть не ниже той, с которой мы спускались.

— А эта пирамида чем была? — тыкаю в направлении скалы справа. Тоже громадная. Но близко мы к ней не подходим. — Ну, как вы придумали.

— Зал собраний. Великаны собирались там, чтоб решать вопросы управления городом. Но потом правитель решил царствовать один, и разрушил зал.

— А потом решил, что и боги ему не указ, и разрушил храм, — поддакиваю я.

— Нет, это боги все разрушили, — не соглашается Рин. — Боги злы.

— А правитель?.. — и где тут логика?

— А правитель, как и коэр, продался богам и предал свой народ, — убежденно произносит Рин, и понятно, не о городе великанов она толкует. И придумала не сама.

— Но в чем виновен Коэр? Не этот, всамделишный. За что вы все его так ненавидите?

— Но ведь это он открыл портал.

— Какой портал, Рин? Я про вампиров говорю сейчас, не про придуманные сказки.

— Так и я не про сказки. Когда погибал наш мир — наш родной мир — Коэр сумел отыскать Перекресток Миров, и открыть портал. Сюда. На Перекрестке — двери в тысячу миров, но он открыл — эту. Только эту. А этот мир нас не принял, он извратил нашу сущность, превратив нас в монстров, лишил нас магии, будущего, всего…

— Но он же вас спас! Ты же сама сказала, ваш мир погибал, и все, кто не прошел, погибли. Если бы не он, вас бы не было. Ты бы даже не родилась… Погоди, — смысл ее слов только–только стал доходить, — ваш родной мир — не этот? Вы, что же, пришельцы? Вы — не отсюда? Вы просто пришли, захватили… Реку вам не так назвали… окончание не удобное…

Ну конечно! Они же намекали. Тот мир. Второе солнце. Ноги не держали. Присела.

— Лар, ты что, Лара! — пугается Рин. — Ну прости, я думала, ты знала. Ну это всем известно.

— Мне нет. Мне как–то забыли… Нет, он намекал, он все время намекал, но как он любит, что ничего и не поймешь…И про Перекресток Миров… он ведь рассказывал… он в Бездне, да? И этот ваш портал… который настоящий, он тоже там? Только… вы спуститься обратно не можете, там смерть, даже для вас… Видно, из вашего мира за вами пришла… И Бездна… там просто река текла, вот как здешняя, а вы со своим порталом… раскололи все к дракосу, чуть землю не угробили… И продолжаете гробить… продолжали… Он сломался, да? Ваш портал… А вам сюда не надо, вам дальше… еще какой–нибудь мир осчастливить…

— Лара, Лара, Ларочка, ну тихо, все, хватит. Ну не пугай меня, я не знаю, как людей успокаивать, у меня опыта нет. Ну ты же все знаешь, ты и сама все знаешь, чего ты так расстроилась?

— Так я что, права?

— Ну да. А что? Это общеизвестное, этому в школе учат.

— В нашей — нет.

— Ну да, прости, конечно, там у вас легенды. Я их читала, но не вникала пока, какой–то бред…

— Тебе бред, а я всю жизнь верила, что это правда. Ладно, ничего, — встаю на ноги. — Идем в ваш храм. Так что с Коэром? За что проклятья? Вы ему памятник должны были. Еще при жизни. Куда смог — вывел, он же не бог, да и время, небось, поджимало. Все лучше, чем просто смерть.

— Да. Конечно. Вот только одна деталь. Порталом не прошел ни один ребенок. Все умерли в процессе.

— Мне говорили, один ребенок все же выжил, — неуверенно перебиваю, вспомнив один из рассказов Анхена.

— Да, — соглашается Рин. Неприятным таким тоном. — Один выжил. Догадайся, чей.

Смотрю на нее, и не могу поверить. Лоу? Мой Лоу? Седовласый мальчик. А мне все казалось, что они серебряные… А он седой. С детства.

— Он предал нас. Нас всех, ради сына. Выторговал у богов его жизнь. И за это ему открылись не все двери, а эта. Только эта. А здесь для нас нет жизни. Только смерть. Та, что несем мы и та, что идет за нами. Боги посмеялись над старым коэром, и сам он умер, проклятый всеми, и сын его вырос злобным бездарным уродом…

— Ты его видела?

— Кого? Сына коэра? Вот оно мне надо…

— Вот желаю тебе его встретить. И когда ты влюбишься в него без памяти, а он даже забудет спросить, как тебя зовут, покидая наутро…

— С чего мне в него влюбляться?

— Потому что он красив, Рин. Сказочно красив, тебя обманули твои старухи.

— Ты человек, тебе все вампиры красивы.

— Не льсти вампирам. Не все. А уж таких, как он, я и близко никогда не встречала. И он самый добрый, заботливый, нежный. И он пишет стихи и выводит души из мрака. И может заставить цветы цвести. Вот ты можешь?

— Что?

— Заставить цветок выпустить хоть один бутон? И раскрыть его?

— Лар, успокойся, никто из Новых это не может.

— А он может.

— А он Древний.

— А он — не бездарен!

— Мне казалось, ты любишь авэнэ, — не выдерживает моего напора Рин.

— Люблю. Но зрение от этого не теряю. И память. К сожалению. Скоро уже твой храм? Идем–идем…

— Да если бы. Ты то сидишь, то падаешь.

Остаток пути проходим в молчании. Мне есть, о чем подумать, а Рин… кто там знает, что думает Рин…

— Ну вот, — произносит она, когда мы, наконец, добираемся. — А здесь правило было такое: надо забраться наверх. Самому, без машин и полетов. Пешком, как люди. Здесь, на самом деле, много путей, есть совсем легкие, даже младенец заберется. А есть и те, где и вампиру тяжело, если без крыльев. И надо найти самый сложный, нехоженый. И забраться. И не сорваться, не полететь. Только ногами, руками. И потом — провести там ночь. Встретить рассвет. И тогда — боги услышат.

— Зачем вам? Боги ж злые.

— Ну, Лар, это все же игра. А в игре добро побеждает. И боги слышат. И исполняют. Потому что им надоело нас мучить. Ну мечтали мы так. Вот вы в детстве что, разве не мечтали?

— Ну, мечтали, конечно. О всяком. Кто о прекрасных вампирах. Кто о летающих машинах. Мне хотелось весь мир увидеть… Вот, почти сбылось, — невесело улыбаюсь. — А теперь так домой хочется. К маме. И ничего больше не нужно, и ничего за это не жалко… — мысленно встряхиваюсь. Ну вот еще, не хватало расплакаться. — А ты, Рин? О чем мечтала? Зачем тебе было — туда, «в храм»? Да еще столь сложным способом?

Мнется.

— Ты смеяться будешь.

— Да не буду. Я разве смеялась?

— Ну… я хотела стать человеком.

— Че–го?

— А чего? Если уж нельзя уйти, если жить здесь, то хоть нормально. Без крови, без жажды. Без безумия. И солнце чтоб не сжигало. Я разве много прошу? Просто жить.

— И за это ты готова отдать и способность летать, и возможность повелевать… Но Рин, если бы ты была человеком, ты б уже старая была. Умирала, а не на скалы лазила.

— Но ведь я бы уже жизнь прожила. Училась, женилась, работала, путешествовала. Дети б у меня были, много. Внуки, даже, наверно, правнуки… А я ведь и не жила еще. У меня только детство и было.

— 80 лет на детство — не многовато?

— Откуда? Всего тринадцать. А потом — половое созревание и жажда. И ты уже не живешь, выживаешь в бесконечной борьбе за собственный разум. Тебя взаперти держат, в буквальном смысле, потому как от малейшего дуновения разум теряешь. На своих бросаешься, не то, что на людей. И чтоб научиться это контролировать… хоть как–то контролировать, уходят десятилетия… Ладно, мы будем подниматься или?..

— Будем мы подниматься. Где, покажешь? Или это я сама должна искать?

— Нет, со мной. Игры играми, а ты ведь и взаправду разбиться можешь.

Мы поднимались… скорее долго, чем трудно. Пару раз я, правда, срывалась, но Рин подхватывала, не то, что пораниться, испугаться не успевала. Ближе к вершине стало действительно сложно, но вдвоем мы справились. Вползли. Рин сразу на ноги вскочила, а я еще на четвереньках немного… постояла. Не потому, что страшно, я высоты никогда не боялась, просто ноги гудели так, что казалось, стоит мне встать — и они обратно сложатся, не выдержав моего веса.