Жена на продажу, таверна на сдачу

И эта личность надрывно кричала — беги-и-и! Но бежать было некуда.

— Паршивец! — задыхаясь от ярости, выдохнул папаша Якобс. Его всклокоченные седые бакенбарды стояли дыбом от ярости. — Ты что, думал, я не замечу, что ты потратил дров вдвое больше?! Поленницу хорошо видно из моего окна!

— Но сударь, — твердо вступилась я за мальчишку, — вот же дрова!

И я указала на кучу поленьев, что оставили лесорубы. Карл их аккуратно перенес в тепло, поближе к горячей печи, чтоб до вечера они просохли.

Папаша Якобс перевел злобный взгляд на меня и осклабился.

— Дурная девчонка! — проговорил он радостно. — Ты, верно, дурнее этого недоноска, раз не понимаешь, что это — плата за завтрак? И ее слишком мало, чтобы покрыть мои убытки! Здесь должно быть вдвое больше дров, понимаешь, идиотка?! Вы тут устроили адово пламя, пожгли кучу топлива, и сработали мне в убыток!

— Но это не так! — горячо выкрикнул Карл. Он расправил плечи, бросил метлу и запустил руку в карман. — Смотрите, батюшка! За завтрак, сверх дров, нам дали много денег!

Он выгреб все медяки, и протянул их отцу на раскрытой ладони.

— Смотрите! — повторил он радостно. — Это втрое больше того, чем мы потратили! Это окупит и дрова, и крупу, и…

Но его радостную речь прервала звонкая и безжалостная оплеуха.

Старик, словно змея, кинулся вперед. Он выхватил эти несчастные гроши из руки мальчишки и ударил его. Да так, что Карл вскрикнул и покатился по полу.

— За что бьёте!? — закричала я, кинувшись к рыдающему Карлу.

И тоже получила затрещину, да такую, что в ушах зазвенело.

— За что?! — прошептала я, обнаружив, что сижу в куче золы, а лицо мое пылает и ноет от боли.

— Как вы посмели! — проревел папаша Якобс, жадными руками перебирая медяки так, словно это алмазы чистейшей воды. — Вы!.. Вы обворовали меня!.. Вы забрались ко мне в комнату и украли мои деньги! И у вас наглости хватает говорить, что вы заработали их!..

— Но мы их заработали! — заводясь, выкрикнула я.

— Замолчи, гадкая девчонка! — задушено просипел папаша Якобс, потрясая пальцем у моего носа. — Замолчи! Вы украли! Нет, это не он, — папаша с презрением глянул на собственного сына и ткнул его в бок тяжелым башмаком. — У этого ничтожества не хватило б ума и наглости. Это ты, мерзкая девчонка!

— Я?!

— Ты, ты! На базаре о тебе говорили много всякой гадости, — Якобс мерзко захихикал. — Ты думала, я не слышал?! Грязная воровка! Да я тебя в печи запру и испеку до румяной корочки!

— Что?!

— До смерти засеку! — шипел этот садист, надвигаясь на меня. Его красная рожа так и тряслась от злости. — Ты что, думаешь, я просто так потратил пару серебряных?! Это ты меня кормить должна, а не наоборот! Думала поживиться в моих карманах?! Думала, тебе сойдет с рук твое воровство?!

Он ухватил нож со стола и ткнул им в мою сторону.

— Я вам сейчас пальцы отрублю! — прорычал он. — Чтоб не смели трогать моих денег!

— Мы не крали, — рыдал Карл. Его радость улетучилась, и у меня сердце сжалось от боли — сколько ж отчаяния было в его плаче! — Вы же заперлись на замок, отец… Как бы мы вошли?!

Этот аргумент отрезвил размахивающего кулаками папашу Якобса.

Не знаю, что там у него за замок, но, видимо, хозяин таверны думал, что таким двум недотепам его отпереть не под силу.

— Хм, хм, — пробормотал он, поглаживая небритый щетинистый подбородок. — В самом деле… Хм, хм…

Он еще раз глянул на медяки в его руке, понимая, что они действительно заработаны. И заработок действительно хорош.

Откинул нож на стол и поскреб в плешивой голове.

— Заработали?! Столько?!

Я перевела дух. Наверное, я ожидала еще и того, что хозяин извинится. Ну, хотя б скажет, что погорячился спрсонья. Но не тут-то было!

Он еще раз ткнул Карла в бок ботинком, пребольно, так, что несчастный снова жалобно вскрикнул и зашелся в рыданиях, а мне влепил еще одну пощечину, да так, что в голове колокола зазвенели!

— Мелкий выродок! — прошипел папаша Якобс с ненавистью. — Завтра чтоб вдвое больше этого было, понял?!

И он неспешно и тяжело поднялся по лестнице и снова исчез в своей комнате.

Когда за отцом закрылась дверь, Карл дал волю чувствам.

Он разревелся пуще прежнего, так, что у меня чуть сердце не разорвалось от жалости.

— За что?! — горько причитал мальчишка, утирая мокрые щеки. — За что он меня так не любит?! Почему я такой дурак, что собственный отец меня ненавидит?!

Тут и у меня слезы брызнули из глаз. Сил не было видеть, как страдает это доброе маленькое несчастное существо!

Я обняла его, прижала его к себе, и он доверчиво уткнулся мне в плечо, выплакивая свое горе.

— Ты не дурак, — сказала я уверенно, баюкая и утешая его. — И не любит он не тебя за то, что ты лучше него, а не потому, что ты дурак! Ты… ты очень хороший и добрый, Карл. Не надо винить себя за то, что он тебя не любит. Ты в том не виноват. Просто люди бывают… злые. Без причины.

— Но-но-но, — от слез Карл начал заикаться. — Но я так хотел бы, чтоб он меня любил! И хоть изредка ласково смотрел на меня! Разве я много прошу?!

— Разумеется, нет, — утешила я его. — Это совсем немного.

— Завтра он засечет меня до смерти, — прошептал Карл обреченно. — Денег не будет, и я…

— Будут, — твердо ответила ему я. — Все у нас будет! Уж я постараюсь!

Он недоверчиво глянул на меня.

— Ну что? Ты и сегодня не верил, что нам заплатят, — сказала я твердо.

— Не верил, — всхлипнул он, успокаиваясь.

— Ну вот утри свои слезы, — сказала я ему. — Все у нас будет хорошо!

Я говорила эти слова утешения и ободрения, а у самой поджилки тряслись.

Не-не-не-не, мне тут не нравится! Как бы выбраться отсюда поскорее, пока папаша Якобс не спустил с меня шкуру?!

Глава 4. Волшебный шкафчик

Карл быстро утешился.

Точнее, плакать перестал, утер слезы, и снова взялся за метлу, шмыгая носом и время от времени тяжело вздыхая. Сердце-то его как было разбито, так и осталось…

А у меня мозг закипал. Мысли метались в поисках выхода.

Нет, тут долго жить невозможно!

— Карл, а как мне выкупить свободу у твоего отца?

Паренек посмотрел на меня самым несчастным взглядом, на какой только был способен.

— И ты меня покинуть хочешь, — с тяжким вздохом произнес он. — Никому я не нужен и не дорог…

— Нет, нет, что ты! — с жаром воскликнула я. — Я тебя не оставлю, обещаю! Даже если я уйду отсюда, я… я… тебя с собой заберу!

Карл грустно улыбнулся.

— Да на что я тебе, — сказал он уже веселее. Мое желание его освободить от папаши показалось ему забавным. — Бестолковый, еще и делать ничего не умею… Но спасибо за твою теплоту.

— Нет, нет, нет, я не пошутила! — я даже ногой топнула. — Я была бы рада твой помощи и поддержке, если б стала свободной и смогла бы… ну, например, свое дело открыть! Вдвоем у нас вышло бы быстрее и лучше. И кто сказал тебе, что ты бесполезный? Папаша твой? Да он же едет на твоем горбу! Ну, не умеешь ты готовить — так тебя никто и не обучал. Зато остальное ты умеешь.

Карл расцвел от моих немудреных похвал, спрятал смущенно глаза.

— Ты исполнительный, не ленивый. На тебя положиться можно! Это дорогого стоит. Так что не слушай папашу, слушай меня. Твои услуги очень дорого стоят. Ты мог бы и сам наняться к кому угодно. Притом не за тумаки, а за деньги. Кстати, почему ты этого не делаешь?

Мальчишка пожал плечами.

— Но такова воля моей покойной матушки, — ответил он. — Она хотела, чтобы я всегда тут жил.

Так-так.

А это попахивает тем, что таверну-то мать завещала не мужу, не папаше Якобсу, а именно Карлу! Поэтому папаша и не гонит сына отсюда.

— Это была ее таверна?

— Да.

Так-так-так…

— И писать мама твоя умела? Наверняка завещание оставила?

Карл пожал плечами.

— Наверное.

— Но ты его не видел?

— Отец сказал, что оно не для меня написано.

Так-так-так!

Побег отменяется. По крайней мере, до тех пор, пока не найду подтверждение моим догадкам.

Но вот от папаши Якобса избавиться нужно. Если дом и принадлежит Карлу, то купил-то меня папаша. И если он уйдет, то утащит меня за веревку, как козу. Так что сначала свобода, а потом справедливость, равенство и братство!

— Так как мне освободиться?

— Об этом лучше у него самого спросить, — ответил Карл неуверенно. — Я слышал, что можно выкупить самого себя за ту плату, что назначит хозяин. Но я же не знаю, сколько денег он с тебя попросит.

— Что-то рановато на свободу захотела!

Я так и подпрыгнула. Что за манера у этого папаши Якобса — подкрадываться незаметно и говорить подлым змеиным голосом!

Если б метла была не у Карла, ау меня, я б с воплем шарахнула ею подкравшегося хозяина. От неожиданности. А так просто нервно вздрогнула.

Папаша Якобс был доволен.

Кажется, он доел остатки чечевичной похлебки. Его щетинистая физиономия была испачкана оранжево-желтым, словно он ел, опустив лицо в миску. Как свин.

Он чавкал и пальцем отирал остатки супа со стенок миски. А потом отправлял их в рот. Фу.

— Любой человек жаждет вернуть утраченную свободу, — как можно тверже произнесла я, смело глядя на папашу Якобса.

— Я взял тебя не для того, чтоб выпустить волной пташкой в свет! — сердито ответил он, отирая грязную руку об живот. — Ты видишь, что здесь все в упадке? Женской руки тут не хватает! Нужно все отмыть, привести в порядок!

— Отмою, —не моргнув глазом, ответила я.

— Но это еще не все! — желчно продолжил старикашка. — Помимо уборки еще готовка… Ты, стало быть, хорошая стряпуха?

— Лучшая в городе, мастер Якобс, — не моргнув глазом ответила я.

— Значит, деньги не украла, а заработала, гхм, — похоже, паранойя Якобса поутихла. Он отведал моего супа и поверил, что заработать я и вправду могу. — Значит, так. Хочешь на свободу усвистать? Изволь! Кроме ежедневной работы здесь верни мне потраченное на тебя на торгах — пару серебряных. Да содержание твое, еще пару, да кров над головой, да… словом, дюжина серебра!

У меня в глазах потемнело. Дюжина серебряных! Это где ж их взять!

— Ну, еще перемыть тут все, перечистить, — продолжал папаша Якобс. — Ну, чего встала? Быстрее исполнишь все, быстрее освободишься! За работу давай принимайся, лентяйка!

Он обернулся к Карлу, покопался в кармане грязных штанов и вынул пару монеток.

— Живо тащи мне самогону! — рявкнул он на сына, кинув ему деньги. — Да смотрите мне! Ужин погано приготовите — шкуру спущу с обоих!

И, шаркая ногами, побрел в свою комнату.

Вот же жадный старикашка! Уборка, готовка, и прочие услуги

Двенадцать серебряшек, двенадцать! Откуда столько взять?!

Положа руку на сердце, это было чересчур много.

На десять серебряных можно было купить маленький, но приличный домик. На оставшиеся два — корову или пару молочных коз. Молоко продавать, уже с голода не помрешь.

Откуда бы мне, несчастной служанке, столько денег взять?!

И утащить у папаши Якобса не получится. Он прекрасно считал. Он знал, сколько лесорубов к нам заходит, мог посчитать, сколько они денег оставят. Да еще и дрова… по дровам тоже мог определить, сколько гостей заходило.

Вот как тут заработать?!

— Не грусти, — робко ободрил меня Карл. — Я тут подумал… Ты права. Если я устроюсь к кому-то работать, ну, например, на ночь, то мы сможем набрать нужную сумму.