Я (не)буду твоей

Глава 57

Ванда

Я его прогнала, а как иначе? Разве можно простить то, что не прощают? Он обрек наших детей на смерть, в который раз выбрал не меня, а Амаль. А когда наконец-то узнал, что невеста оказалась такой же второсортной блядью, как и он, на которой места негде ставить, так сразу воспылал ко мне чувствами. Да не смешите мои тапочки! Это может быть все что угодно, но только не любовь.

Вспоминаю, что было и сердце рвется на куски.

На вопрос, когда у него последний раз секс был, он даже растерялся ответить однозначно. Не ожидал, наверное. Правильно, любовь и трах вещи ведь разнополярные, нечего их в одну кучку мешать. Так что ли? Не мужик – мечта!

Там, на поле боя, после того как я все-таки прикончила свою мать, я хотела убить и его. Я могла бы это сделать, но моя рука дрогнула, и я возненавидела Аль-Надира за это еще больше. Он достоин смерти так же, как и наши дети, он должен был умирать, корчась в муках, истекать и харкать кровью! Он обязан был страдать, так же, как и они!

Но я не Сорос. Чем была бы я лучше нее, если бы убила Ра Справедливости? Правильно, ничем.

Поэтому я тогда просто отмахнулась от его лживых слов, рассыпалась на атомы и улетела зализывать свои душевные раны в одиночестве, не забывая мучить Аль-Надира снова и снова. Он выкарабкался, не умер, я не позволила, но и к прежней жизни я ему вернуться не дала. Я планомерно вытягивала его силы и иссушала его тело. Только вот облегчения от этого не испытывала. Я просто делала это на автомате, считая, что он все это заслужил.

И каждый день я корчилась от муки. О, Хаос, зачем нужно было забирать у меня детей? Ведь сейчас я бы не осталась совсем одна в этом мире. У меня было бы два крохотных существа, которых я бы холила и лелеяла. Я подарила бы им столько любви, сколько бы вместили их малюсенькие сердечки. Мои крошки знали бы, что такое материнская забота, в отличие от меня.

После боя я вернулась в свой маленький домик в лесной глуши, заперлась там на все засовы и отгородилась защитным куполом, дабы меня ни одна живая душ не смела тревожить и предалась своей тоске на долгие две недели, пока однажды, не почувствовала чужое присутствие.

Я думала, что это пришел Он. О, как я хотела бы, чтобы это был Он. Я бы еще раз хорошенько прошлась по нему своей разрушительной магией, заставила бы захлебнуться от боли и тоски, показала бы ему всю глубину отчаяния. Но, увидев на лавке Великого, сникла.

Не Он.

- Зачем ты пришел, Кай? - без приветствия перешла я сразу к сути его визита.

- Привет, Ванда, - тепло улыбнулся мне Архонт, но я только сухо кивнула ему в ответ, - я хотел узнать, как у тебя дела? Как поживаешь? Что нового? Может помощь в чем нужна, например, Кила извести? Ты говори, не стесняйся.

- Спасибо, с последним я и сама прекрасно справляюсь, - равнодушно выдала я и отвернулась.

- Значит, на диалог ты не настроена?

Я же только покачала головой и замерла, ожидая что еще захочет сказать мне Великий.

- Я передал Верховным кристалл Эббера, он полностью настроен на тебя и синхронизирован. Ты можешь собрать энергию, рассеянную твоей матерью? – и вновь от меня только утвердительный кивок, - Отлично, спасибо. Слушай, Ванда, тебе не кажется, что вам с Килом пора бы уже поговорить и…

- Уходи, Кай, - почти закричала я, закрывая уши руками, - уходи! Какие могут быть разговоры? Зачем? Наши дети умерли, и я вместе с ними…

И предательская слезинка сорвалась с ресниц.

- Что? – он нахмурился и пристально на меня посмотрел, - Но, Ванда…

Я же не стала больше слушать его, слишком больно, слишком тяжело! И снова бесконечный поток слез, который ни черта не смывает мою скорбь и печаль, а только еще больше разматывает меня перед лицом жестокой реальности.

И тогда я опускалась под воду своей крошечной ванны и кричала, что есть силы, а потом тянула жизненную энергию Аль-Надира еще и еще, но даже это не давало мне облегчения. Я в раздражении выныривала, а затем и вовсе выходила из воды, в бешенстве, рывками вытирала свое мокрое тело, пока не натыкалась на метку, которая своими витиеватыми щупальцами овивала мое тело: шею в районе роста волос, плечи, спускалась по позвоночнику, едва касалась ягодиц. Пометил меня, собака сутулая! И новая волна гнева всколыхнулась в душе. Не выйдет, это всего лишь метка…

Но стоило мне только успокоиться, хоть немного прийти в себя, как утром неведомая сила выдернула меня из постели. Мое сердце суматошно колошматило о ребра, грозясь выломать их к чертям собачьим. И я поняла тогда, кто именно ко мне пришел.

А когда увидела, глазам своим не поверила. Святой Космос, что я сотворила с ним! От былого Килиана Аль-Надира осталось только имя, все. Этот сгорбившийся, высушенный ходячий труп, с торчащими в разные стороны пучками оставшихся на голове волос, никак не мог быть Ра Справедливости. Но он им был.

И он притащил ко мне свою тощую, трусливую задницу? Чтобы, что? Что бы опять заливать о том, как ему плохо, как ему тяжело, как он страдает? Ну так и я решила тогда показать ему, что такое настоящие страдания, что такое адская боль и отвратительное бессилие перед лицом смерти, которая равнодушно забирает твоих детей.

Простым «прости» тут уже не поможешь, Кил. Цветы, ягодки и бесконечные слова, которые для меня ничего не значили – все в топку. Раньше, я за них душу продала бы, а сейчас ими можно было разве что подтереться.

Я ему не верила! И выплеснула свою злобу, свое отчаяние на него так, как могла, отшвырнула как ненужный хлам, ломая кости и разрывая сухожилия. Уходи, Кил, уходи и никогда не возвращайся!

От моего дома тогда, переломанного и без сознания, на грани жизни и смерти, Аль-Надира уносили Великий и Демон смерти. Плевать ли мне было? Плевать! И ночью я плакала вовсе не потому, что мне было жаль его. Не жаль, нисколечко!

А потом потянулись дни, одинокие и беспросветные, серые, унылые и монотонные. И я вновь хотела, чтобы он пришел, чтобы сцедить на него весь свой яд, чтобы наорать, прогнать, растоптать все его тщедушные потуги. Только бы не одной. Мне нужен был козел отпущения, чтобы все-таки высказать ему все, чтобы показать, что меня его предательство не сломило.

И он пришел, и высказался, наплел мне с три короба, мол давно понял, что любит, что то, что он говорил и делал на Ци-Иру не помнит, что он вообще больше двух лет обо мне тихо мечтал, по ночам рыдая в подушку. Ну-ну, ага-ага, да-а-а-а!

Нет, ну вы бы поверили в эту чушь? Ну вот и я не поверила. И я сказала, как есть, все, что накипело. Расставила все точки там, где они давным-давно уже должны были стоять. Не будет, между нами, больше ничего, кроме выжженной пустыни. Что же до метки? Ну, ничего, пусть будет для красоты.

А потом развернулась и ушла, чтобы опять, в ванной, под толщей воды орать во всю глотку от безысходности и тоски.

Одна…