Мечты о морозе

Целью была я. Это была моя мать. Один из её Элиты пытался убить меня. Именно об этом пытался предупредить меня Аквин. Вина и злость пронзают мой желудок, скребут его. Его убийство было моей виной. Я разозлила мать и она хотела, чтобы я заплатила самую высокую цену. Это сработало невзирая ни на что, я бы предпочла быть мёртвой, чем жить с его кровью на моих руках. Я заслуживаю это чувство за то, что сделала с ним. Слёзы выступают у меня на глазах.

Когда следующим утром свет костра освещает вход в пещеру, я думаю о выражении лица Кедрика, когда он умер. Его трепетный взгляд и то, как он превратился в страх, когда он задыхался. Слёзы, угрожающие вырваться наружу, уходят, я чувствую, как внутри меня разгорается безумная ярость. Злость берёт верх, часть её направлена на Кедрика за то, что он оставил меня здесь одну.

Я нащупываю стрелу сбоку в кармане, куда я переместила её вчера утром. Я вытягиваю её медленными движениями, чтобы не привлекать внимание разгоряченных делегатов.

Я смотрю на оружие, которое оборвало жизнь Кедрика. На секунду у меня перехватывает дыхание, я не понимаю, что я вижу. Дерево, к которому крепится оперение, не Каура.

Мой разум пытается постичь, что эта стрела говорит мне. Я задерживаю дыхание.

Дерево Каура — единственный вид древесины в Осолисе. Ещё есть фруктовые деревья, но их никогда не используют для заготовки древесины. Они слишком ценны и подлежат строгому учёту. Это оперение не от стрелы Солати.

Моя рука, держащая конец древка, дрожит. Я смотрю на него, и моё зрение окрашивается красным. Я кладу стрелу обратно в карман и пристально смотрю на дыру в стене, к которой я стою лицом. Я предположила, что моя мать пыталась убить меня, но эта стрела доказывает обратное. Остаётся только один вариант. Единственным возможным местом, откуда могло взяться это дерево, был Гласиум, а все Брумы, которые могли выпустить стрелу, в данный момент находились в этой пещере. Существовало только две карты. Одна была у моей матери, другая — у делегатов. Никто другой не мог пройти через Оскалу. Убийца был со мной в этой пещере.

Моя клятва яростна и искренна. Я узнаю, кто убил Кедрика, и вырву из них жизнь.

На следующий день исчезают остатки дыма.

— Спасибо, блять, за это! — орёт делегат позади меня.

Я вздрагиваю от его речи, но остальные просто смеются. Сегодня они снова начали говорить, их скорбное молчание после убийства Кедрика было нарушено.

Тот же человек продолжает говорить:

— Я чертовски рад, что выбрался из этого дыма.

По-правде говоря, я не помню имен всех делегатов. Я имела дело только с Малиром, Роном и Аднаном, хотя я помню, что Кедрик несколько раз упоминал Санджея. Я также помню Блейна, потому что мне не нравилось, как он постоянно жаловался.

— Я чертовски рад покинуть этот ад, который они называют миром, — говорит Блейн.

Я сужаю глаза, глядя на его затылок, с отвращением разглядывая его всклокоченные чёрные волосы. Гнев стал моим спутником с тех пор, как я поняла, что один из делегатов — убийца. Мне нужен лишь малейший намёк на подтверждение, прежде чем я нападу.

— Я чертовски рад, что направляюсь домой к Фионе, — говорит Санджей.

Я поднимаю брови, когда они продолжают вставлять свои комментарии. Аднан, тихий неприметный человек, который любит создавать вещи, посылает мне взгляд. Я пожимаю плечами, и один уголок его губ поднимается. Мои губы совсем не двигаются в ответ. Я думаю, что они могли забыть, как улыбаться.

Сегодня делегаты ведут себя иначе. Поза Малира напряжена, и несколько мужчин украдкой бросают на меня скрытые взгляды, лёгкий поворот головы выдаёт их. Их вчерашняя ссора, произошедшая шепотом, так и осталась неразрешенной, и очевидно, что причина разногласий кроется во мне.

Я грызу яблоко в качестве ужина. Я смотрю на него, пока жую, вспоминая улыбку Кедрика, когда я рассказала ему о своём яблочном бунте. Я подхожу к краю платформы и со всей силы бросаю яблоко. Пытаясь сдержать себя, я двигаюсь к стене, игнорируя широко раскрытые глаза, направленные в мою сторону. Я сажусь, прислоняясь спиной к самому гладкому участку скалы, который только могу найти. Он всё ещё слишком острый, я наклоняюсь вперёд и упираюсь локтями в колени.

Малир прочищает горло. Остальные делегаты в ожидании смотрят на него.

— Татума… — начинает он.

Блейн прерывает Малира.

— Почему тебя нашли на мёртвом теле нашего Принца?

Около половины делегатов напряглись, то ли от его грубости, то ли в предвкушении, не знаю. Другая половина в согласии кивает.

Я бы подумала о том, чтобы ответить на вопрос Малира, но моя недавно сдерживаемая ярость вырывается на первый план из-за намёков Блейна. Я сжимаю кулаки, а в голове мелькают мысли о том, как приятно было ударить дядю Кассия. Но затем приторный вкус яблок останавливает эти мысли. Я вспоминаю Кедрика. Я должна найти его убийцу. Если я потеряю самообладание, убийца может получить предупреждение о моих подозрениях. Если это так, я могу никогда его не найти. Я проглатываю гнев и пожимаю плечами, отворачиваясь от них, глядя в темноту пещеры.

Блейн поворачивается к другим делегатам, раскрывая руки в драматическом жесте.

— Всё, что мы получаем, пожимание плечами, — говорит он, копируя мой жест. — Наш Принц был убит в ходе мирной миссии, а Татума Осолиса просто пожимает плечами.

Он снова поворачивается ко мне.

— Говорю вам, она не горюет по-настоящему. Чёрт, может быть, это она убила его.

Я резко поворачиваю к нему голову. Я знаю, что не смогу контролировать эту вспышку ярости.

Малир спасает жизнь Блейна следующими словами:

— И после этого она осталась и держала его руку? — говорит он с серьёзным лицом. — Не будь дураком.

Блейн бросает взгляд на Малира, затем сглаживает своё выражение лица, оглядываясь на меня.

— Это не имеет значения. В любом случае она будет передана Королю Джовану через несколько недель.

Проходит много времени, прежде чем его комментарий проникает сквозь облако гнева вокруг меня. И затем озаряет меня. Мой разум был настолько затуманен, я была настолько поглощена своим горем и гневом, что даже не задумывалась об этом. Я была марионеткой, которую они вели за собой. Конечно, я понимала, что мы идём в Гласиум. Я просто не побеспокоилась о том, чтобы спросить «зачем». Теперь я знала, что была заложницей.

Я не даю Блейну удовлетворения, клюнув на приманку и начав расспрашивать о моей судьбе. Но, должно быть, он чувствует мой шок или, возможно, не может упустить возможность покичиться.

— Ты можешь вообразить, какое послание убийство Принца передаст Гласиуму. Теперь ты пленница Гласиума, и как тебя будут использовать: в качестве рычага давления или для правосудия, решать не мне, хотя я знаю, что бы я выбрал, — говорит он, внимательно наблюдая за мной.

От нескольких делегатов исходит одобрительное бормотание.

Его манеры напоминают мою мать. Без сомнений Блейн будет голосовать за мою голову на блюдечке. Его ответ не расстраивает меня, он просто подтверждает то, что я уже и так знала. Мне уже всё равно. Меня не заботит Осолис, меня не заботит возможность стать Татум, и меня, определённо, не заботит, что брат Кедрика сделает со мной. Без Кедрика это всё было бессмысленно.

Я снова пожимаю плечами, потому что знаю, что это раздражает Блейна.

— Тогда, ладно.

Я отворачиваюсь и ложусь на бок, лицом к другой стене пещеры, чувствуя дикое удовольствие от ругательств, которые он отпускает в мой адрес, его самообладание пошатнулось. Осолис или Гласиум, я буду чувствовать пустоту вне зависимости от места, где нахожусь.

Той ночью я лежу без сна и перебираю все варианты, которые могли бы сохранить Кедрику жизнь. Что, если бы я просто показала ему своё лицо у Аквина? Что, если бы я изначально отказалась снимать вуаль? Каждое «что, если» усиливает мою ярость. Почему одно из немногих, что делало меня счастливой, было так жестоко вырвано у меня?

Такая же картина наблюдается в течение следующих четырнадцати дней. Просыпаться, взбираться, есть, взбираться и спать. Если я сравнивала себя с деревом Каура, то теперь я больше вижу себя в Оскале. Воздух становится темнее. Оранжевое свечение моего мира ушло, я никак не могу понять, в какую сторону мне повернуть, чтобы попасть в Гласиум или Осолис. Со всех сторон нас окружают скалы, я знаю только то, что нужно подниматься и спускаться. Воздух становится всё холоднее. Несколько дней назад, утром, моё дыхание превратилось в облако напротив моего лица. Я всегда с нетерпением ожидала физической нагрузки, чтобы вымотать себя, но теперь я также зависела от неё, чтобы сохранить тепло. Холод создавал новое препятствие для сна, хотя он и так был неспокойным из-за моих постоянных кошмаров. Я знала, что не даю спать другим делегатам.

Так же у меня был шанс изучить делегатов. Единственный гнев, который остался во мне теперь, после двух или более недель в Оскале, стал медленным горением мести. Я начала быть одержимой мыслью о том, кто из делегатов пустил стрелу. Я провела часы, изучая каждого из них. Блейн был бы очевидным вариантом, но именно это заставило меня пренебречь им. Настоящий убийца абсолютно точно не будет вести себя как убийца, хотя не было никаких предположений или разговоров о том, что убийца находится среди них. Было темно, и наконечник стрелы исчез, скорее всего, они не заметили древко стрелы Брумы.

Главный сторонник Блейна, Соул, был моим следующим подозреваемым. Но, при более близком изучении, я решила, что он был бесхребетным. Он не мог противостоять постоянным оскорблениям и приказам Блейна, не говоря уже о том, чтобы найти в себе мужество убить кого-то.

Я иду между Малиром и Роном в начале очереди и принимаю от Аднана флягу.

Тут было три группы. Одна мне нравилась, в ней были те, кто следовал за Малиром. Другая возглавлялась Блейном, а третья группа состояла из тех, кто, казалось, постоянно метался между Малиром и Блейном. Я подумала, было ли так всегда, или это происходило из-за смерти Кедрика. Будучи принцем, он должен был быть лидером.

Никто из делегатов не имел при себе оружия, кроме как по ножу. Это было условием соглашения, что я помнила из своих занятий. Тем не менее, каждый мужчина также нёс большой мешок на своей спине. В нём было бы не сложно скрыть оружие и затем оставить орудие убийства в Осолисе.

Мне стоило больше расспрашивать Кедрика о делегатах, пока он был рядом. Я не знала их положения в Гласиуме, и не могла догадаться, какой мотив у них мог быть. Хотел ли Блейн войны с Осолисом? Моё убийство определённо помогло бы её начать. Я провожу рукой по осыпающемуся камню и пригибаюсь под выступом.

Смерть Кедрика также может привести к началу войны. С его смертью и моим пленением, мы уже стояли на пороге войны. Мысль о том, что придётся переделывать всю тяжёлую мирную работу, проделанную предыдущими правителями за последние сто лет, отрезвляет. На мгновение я вспоминаю о нашей с Кедриком страсти по этому поводу, а затем отгоняю эту мысль.

Я прохожу по верёвочному мосту, который опасно раскачивается из стороны в сторону, заставляя мой желудок вздрагивать. Я смотрю прямо перед собой.

Будет война или нет, я не вернусь в Осолис, пока Брума, который убил Кедрика, не будет уничтожен. Я слишком многим ему обязана, и ещё большим за его жертву.