По осколкам нашей любви

Он поставил пиво, полностью сфокусировавшись на мне.

— Я хочу, чтобы ты знала, что та наша ночь была самой лучшей в моей жизни.

Я застыла от шокирующего признания, и только злость быстро оживила меня.

— Даже не смей пытаться заговаривать мне зубы милыми разговорчиками и красивыми словами. Мне просто нужна правда, Марко.

Черты лица ожесточились.

— Это правда. Ты можешь злиться на меня, сколько влезет, но не надо ставить под сомнение то, что я скажу тебе сегодня, потому что я никогда тебе не лгал.

— Насколько мне известно.

— Нет, ты прекрасно знаешь, что я не врал тебе, Ханна. Ни разу.

— Что ж, если эта ночь была такой потрясной, почему так вышло, что после всего ты вылетел оттуда так быстро? Как так вышло, что ты оставил меня лежать в этой грязной квартире, чувствуя себя использованной и полностью ничтожной?

Ощущая боль от заданного вопроса, Марко резко провел рукой по лицу.

Я ждала.

— Я ненавидел себя за то, что поступил так с тобой, — прошептал он. — Извини.

Сердце так колотилось о грудь, что даже было больно.

— Почему же?

Поняв вопрос, он вновь откинулся, сжимая челюсть.

— Ты была Ханной. Была этой замечательной девочкой, которая заставляла меня смеяться и смотрела на меня, будто я чего-то стою, да и с каждым годом ты становилась все красивее.

От таких слов сердце перевернулось в груди.

— Ты была слишком хороша для меня. Я понял это с первого раза, как проводил тебя. Безупречная от головы до кончиков пальцев. Не для меня.

— Я не понимаю.

Марко тяжело вздохнул.

— Я говорил тебе, что не ладил с дедом и дядей. И я это имел в виду в буквальном смысле. С того момента, как я начал ходить, Нонно убеждал меня, что я — бесполезный шлак. Он говорил мне, что я — ничто и никогда не буду чего-то стоить. То, что я был, как мать и отец, и, прикасаясь к чей-то жизни, я разрушал ее. Эти убеждения проникли в глубь меня.

Я ничего не могла с собой поделать. Даже после всего пройденного, я чувствовала боль и была зла на его деда, когда Марко произнес такие вещи.

— Он ведет себя, как злобный старый ублюдок.

Из уст Марко вырвался смешок.

— Ты бы была права. Но он — единственный пример отца, который я знал. Поэтому, несмотря на попытки Нонны смягчить темперамент деда, я верил ему. Это так засело внутри, что я почти пытался ему это доказать. Я вырос с одним ребенком по соседству. Отчим тоже считал его уродом. Мы были друзьями по большей части из-за ненависти к своим родственникам. Как только мы стали старше, Джамал стал вытворять всякие дурацкие вещи, типа вламываться к людям в дом, воровать вещи, заниматься вандализмом и все такое дерьмо, и я ходил за компанию. Когда нам исполнилось почти шестнадцать, его завербовали в банду.

Я раскрыла глаза от удивления.

— В банду?

— В банду. — Глаза Марко потемнели от воспоминаний. — Он рассказал мне кое-что из того, что его заставили сделать, и это разозлило меня, но в то же время я подумал, как это реально выбесит Нонно, если я впутаюсь в эту хрень. Думаю, единственное, что остановило меня присоединиться, это Нонна и остальная семья. Так я думал. Но однажды вечером мы зависали с Джамалом и еще парочкой парней из группы, что пытались убедить меня присоединиться. Они подкараулили соседскую девчонку, которая нравилась Джамалу. — Его взгляд скользнул от меня к левому плечу, отчего я поняла, что он воссоздал в голове тот случай. — Я не хотел верить… что они собирались изнасиловать ее, но он стал трогать ее; она плакала, а он не… — Глаза снова вернулись ко мне, уже озлобленные. — Я накинулся на него, а она убежала. Но его друзья взялись за меня… трое против одного. Думаю, если бы Джамал не уговорил их остановиться, то они бы убили меня. Потом я очутился в больнице и рассказал бабушке с дедушкой, что произошло. Тогда они и позвонили дяде Джио и как-то убедили его и тетю Гэбби забрать меня к себе в Великобританию. Они нашли маму и заставили ее подписать бумаги, и к тому времени, как мне стукнуло шестнадцать, все было готово, и я очутился в Шотландии.

— А твой дедушка? Он не думал, что ты поступил героически, спасши при этом девушку?

Марко сказал с издевкой:

— Героически? Нет. Он назвал меня никчемным, глупым, неотесанным куском дерьма. Сказал, что отцовская кровь всегда дает о себе знать.

Моя собственная кровь сейчас закипела.

— Твой дед — самый настоящий мудак.

— Мой дед мертв.

Я напряглась.

— Что?

Он вздохнул, снова нагнувшись вперед.

— Утром после того, как мы переспали, Нонна позвонила нам сказать, что Нонно умер от сердечного приступа. Я улетел обратно в Чикаго в тот же вечер с дядей и тетей.

— Поэтому ты уехал из Шотландии?

— Да. Джио с Гэбби уехали обратно, но я вернулся лишь через год, потому что хотел убедиться, что Нонна в порядке и я… Мне трудно было принять тот факт, что никогда не сближусь с дедом. Никогда не извинюсь и не получу хоть какое-то признание, которое ждал от него. Я старался найти покой в душе, но не смог, поэтому и решил вернуться обратно.

Я сжала вилку рядом с тарелкой.

— Я все понимаю, Марко, мне жаль, что он внушал это тебе, жаль. Правда. Но это не объясняет, почему ты оставил меня после секса и моих слов, что люблю тебя. Это не объясняет, почему ты не пытался встретиться со мной, когда вернулся из Америки.

Внезапно меня поглотил напряженный взгляд Марко. Голос звучал даже грубее обычного, когда он ответил:

— Я оставил тебя, потому что думал, что не заслуживаю прикасаться к тебе. Чувствовал себя эгоистичным ублюдком за то, что забрал у тебя девственность потому что… чувствовал себя ничем, ведь дед говорил мне, что я — ничто, отброс, не заслуживающий касаться тебя, не говоря уже о том, что ты мне дала. Но от того, как меня затянуло, и как сильно я тебя хотел, забыл обо всем… пока ты не сказала, что любишь меня.

Я ощутила холод, вспоминая все в деталях.

— Когда мы встретились… вначале ситуация с Дженкс напомнила мне Джамала и девушку. Не важно было, знал я тебя или нет. Я был там, видел происходящее дерьмо и знал, что из себя представляет Дженкс, поэтому не собирался стоять в стороне и позволить случиться этому с тобой. Я проводил тебя до дома, потому что не хотел, чтобы он маячил рядом с тобой. Я стоял за школьными воротами снаружи, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, потому что, проводив тебя домой в тот раз, подумал, что ты заслуживаешь кого-то, кто бы приглядывал за тобой. Ты была забавной, умной, доброй девчонкой и смотрела на меня так, как никто другой. Будто я мог сказать что-то интересное, и ты хотела услышать об этом. Ощущения намного лучше, чем ты можешь себе представить. Я захотел почувствовать их вновь и ужасно нуждался в них, где бы ты не была. Даже начал надеяться, что ты пропустишь автобус. И позволил кое-чему случиться, хоть и не должен был. Позволил нам сблизиться. Я не хотел, чтобы ты любила меня, Ханна, потому что испугался, что причиню тебе боль, и, да, знаю, звучит сейчас, как полная хрень, ведь я причинил, оставив тебя, но на тот момент думал, что делал тебе одолжение.

— Одолжение? — захохотала я. — Я думала, что влюбилась в тебя. Позволила себе быть открытой во всем, а ты отмахнулся от меня, будто не можешь вынести моего присутствия. Ты разбил мне сердце.

Марко сжал руки в кулаки, ставя на них подбородок.

— Знаю, — прошептал он в ответ. — Я никогда так сильно не сожалел ни о чем в жизни. Я вел себя херово и глупо, и если бы мог изменить все, вернувшись в то время, то сделал бы это.

— Совсем все? — спросила я на удивление себе.

Его взгляд опустился на мои губы, а затем снова вернулся к глазам.

— Нет, — ответил он низким и хриплым голосом. — Только тот момент, когда я ушел от тебя.

— Если все образумилось, почему не вернулся ко мне, когда приехал в Шотландию?

— Потому что ничего не образумилось. Ничего волшебного не произошло после смерти Нонно, Ханна. Я все еще чувствовал себя никчемным очень долгое время.

— И когда же перестал? И почему?

Марко опустил взгляд и немного покачал головой.

— Не знаю. Ничего не было. Я рос, усердно работал и начал ценить в себе что-то. Как-то понемногу, день за днем, я достиг самоуважения. Добился его, доказывая, что тот ублюдок ошибался.

— Рада за тебя, что ты обрел себя, — призналась я ему честно. — Но это все еще ничего не говорит мне, почему ты не пришел после.

— Потому что к тому времени прошли года, Ханна. Я не знал, что ты скажешь, и не знал, смогу ли выдержать твой взгляд, если ты посмотришь на меня, как на пустое место, после долгих лет поиска тех чувств, которые ты мне дарила.

— До свадьбы?

— До свадьбы, — согласился он с огоньком в глазах. — Для меня было шоком встретить тебя там, но увидеть снова… Боже, я думал, что знал, как скучал по тебе до того, как столкнулся вновь. Знаю, я силой заставил тебя поговорить со мной, и мне жаль, если напугал тебя… но ты не смотрела на меня, будто я был ничтожеством тогда на свадьбе. Ты выглядела взбешенной, но от этого у меня не возникло в голове старое ужасное чувство. И с уходом этого страха мне нужен был шанс извиниться, и я был готов сделать все, чтобы заполучить его.

Что-то внутри меня, что я хотела отчаянно игнорировать, усилилось от его признания.

— И теперь, когда ты все объяснил мне… чего хочешь от меня?

— Прощения, — ответил он искренне. И эта искренность быстро рассеялась от напряженности на его лице. Этот взгляд заполнил всю комнату, пока он не стал сдавливать меня. — И второй шанс узнать тебя.

Я сузила глаза и старалась игнорировать ответную реакцию тела на Марко.

— В каком смысле?

— Не только, как друзья, если ты об этом думаешь.

Я дернулась от его нахального ответа.

— Ты даже не собираешься притворяться, что хочешь быть просто друзьями, поэтому в лоб просишь о большем?

Марко взглянул на меня с полной решимостью.

— Я не собираюсь скрывать, что хочу узнать, кто ты сейчас. Также не собираюсь скрывать того факта, что ты, как я думаю, все еще самая классная, чертовски красивая женщина, которую я когда-либо видел, или то, что я помню твой вкус, от которого до сих пор становлюсь твердым.

Я не могла дышать.

— Ханна? — Он нахмурился в ответ на мое молчание.

Я взяла пиво и сделала длинный глоток, пытаясь собраться.

— Ханна?

Я столкнулась с ним взглядом.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала?

— Хочу услышать «Марко, я прощаю тебя, и да, хочу узнать тебя поближе».

— Не знаю, смогу ли, — прошептала я.

В течение минуты, пока думала, он ничего не говорил, но потом внезапно поднялся. Я наклонила назад голову, осторожно наблюдая за тем, как Марко обошел вокруг стола, идя в мою сторону. Я втянула воздух, когда он наклонился, его жар ударил по мне, я вновь почувствовала запах одеколона и не могла подавить дрожь, пробежавшуюся вниз по позвоночнику, когда Марко прижался губами к моей щеке. Глаза округлились от удивления; я пялилась на него, пока он не выпрямился и не сказал:

— Я дам тебе два дня подумать над этим.