Фрау Маман

12

На торжественных посиделках Мирослава присутствовать отказалась. Категорически. На пасеку они тоже не поехали, потому что Ромашка на все ревностные излияния Иры только ржал и говорил, что на свадьбу без нее не собирается, а уж какая-то там баба его и вовсе не интересует, потому что любит он одну единственную, которую очень долго ждал. Оттаяла Василькова и тут же воодушевилась, решив непременно познакомить любимого с приезжей, чтоб нос утереть да удостовериться в верности.

Посиделки устроили во дворе, рядом с летней кухней. Столы вынесли, лавочки соорудили и галдели без умолку. Как говорится, пропивали Константина Горина до позднего вечера, и все бы ничего, ведь смирилась уже Мира, хоть и рыдала все чаще, но последней каплей стало благородство родителей. Первый ее косяк, за долгое время, если не считать письма с угрозами родителям в двенадцать лет, где она обещала жестокие расправы, если ей не подарят братика или сестру.

Прошмыгнув в дом, не желая быть замеченной, чтоб поставить сотовый на зарядку, Мира замерла в сенях, узнав голос папы Геры, Костика и Виктора Степановича.

— … я договорился с Игорем Николаевичем Подлесным, он лучший специалист в области планирования семьи, доктор с ученой степенью. Подъедете к нему через две недели. Если есть шанс, то бесплодие вылечит, — с заботой и профессиональными нотками в голосе говорил папа Гера.

— Жень, спасибо. Даже не знаю, как тебя благодарить, — отозвался отец Кости.

— Вить, для меня лучшая благодарность, если Костенька счастлив будет, — продолжал папа Гера, а у Мирославы от обиды губы затряслись.

— Буду стараться, — отозвался младший Горин, а ей показалось, что в грудь клинок вонзили по самую рукоять, ни вздохнуть, ни выдохнуть.

— Вот и славно, — добавил голос Виктора Степановича.

С красной пеленой на глазах, сквозь расплывающуюся призму слез, выбежала Иванова из дома, хлопнув дверью так, что стекла зазвенели. Контроль и выдержка откланялись, помахав рукой. С перепугу Фрау Маман подскочила и бросилась посмотреть, чуть не опрокинув стол, собеседники из помещения высыпали, только Мирослава ничего не видела, не слышала. Захлестнула жгучая обида, горьким соком полыни растеклась по венам, перекрыла сознание.

— Мирка, ошалела?! — пробасила Фрау Маман, но остановилась в паре шагов, наблюдая, как у дочери руки в кулаки сжимаются, а хрупкое тело дрожит от напряжения.

— Что случилось? — в унисон спросил Виктор Степанович, озадаченно, с волнением в голосе.

— Все в порядке, — лишь папа Гера, казалось, понимал ее состояние. — Идите за стол, а то бросили всех. Мирочка, милая, давай-ка чаю выпьем…

Медленными шагами отступала Мирослава к калитке, готовая разорвать любого, кто двинется ей навстречу. Единственный случай, когда невезение и одиночество возобладали с силой тайфуна, что обрушивается на ничего не подозревающих людей. Не могла она сейчас мыслить здраво, не могла понимать, что говорят. Слепая вера в сказки, справедливость, бесконечную любовь родителей, которые должны быть только на ее стороне — жуткий и мерзкий самообман. Никому она не нужна. Никому не нужны ее чувства и переживания.

— Славунтич… — ошарашенная Ира показалась у летней кухни, всматриваясь, угадывая, ощущая подругу.

Зная, что рядом с единственным родным человеком она не устоит и сорвется окончательно, Мирослава рванула калитку и побежала. Прочь, как можно дальше, как можно быстрее. Центральная дорога, потом поворот налево, вдоль поля, через заброшенный дом в конце деревни, вдоль лесополосы, пока дыхания хватит… Упала на четвереньки и закашлялась, задыхаясь от застрявшей истерики.

— Ебанулась?! — бросилась к ней запыхавшаяся Ира, обняла, завалила на себя, укачивая, успокаивая. — Не делай так, Славунтич. Я чуть кони не двинула от страха за тебя. Чертово приведение… Сама белая, глазища как локаторы…Что случилось?

— Прости, — прошептала обессиленная Мира, прижимаясь теснее, ища утешения. — Сильно… я там… все испортила?

— Нашла, о чем думать, — успокаиваясь, ухмыльнулась подруга. — Последнее, что я слышала, выбегая за тобой, как Фрау Маман заявила, что ты испугалась, потому что она тебе петь приказала.

— Слава Богу, — выдохнула Мира, костеря себя за срыв. Жаль, раньше не побежала, чтоб дурь вылетела с ветром в ушах.

— Так что случилось?

— Нервы сдали. Сама не поняла, как это произошло, — виновато призналась та и потерлась носом о плечо подруги.

— Никогда не думала, что кто-то так сильно может любить Беса, — с грустью призналась Ира. — А теперь, чтоб не пускать лишних домыслов и разговоров, мы вернемся, и ты всем своим видом покажешь, как тебе похуй на весь этот фарс. Поняла?

Сказано — сделано. Улыбалась Мира открыто, шутила легко, даже потанцевала с дедом Василием. Всем своим поведением пыталась загладить вину, и только Костя пил молча и прожигал ее взглядом, заставляя прятать глаза, скрываться за сторонним общением.

— Ну, охуевшее создание, рассказывай, — заперла Фрау Маман свою дочь в сенях дома, пока другие пели заунывные песни.

— Папа… — и выдала все наболевшее Мира, не заботясь о том, как по-детски и глупо выглядит со стороны.

— Oh mein Gott! Пизда тебя родила, Мира, а ты кричишь — мама! Папа Гера альтруист, конечно, и душа у него всех обогреть может, но помогая другим, он не перестает любить тебя, дуру малолетнюю, — шлепнула по лбу непутевого ребенка маман и продолжила поучительные вливания: — Костя нам нечужой. Мы его выбор уважаем, и ты смирись, поняла? Любовь, Мира, это не потрахушки и прогулки под луной. Подумаешь, не оценил твоего щедрого дара! Ну, блядь… увы-увы-увы!

— Знаешь, Фрау Маман, в гестапо ты прослыла бы лучшей, — вздохнула, капитулируя, Мира. Что ни говори, а сглупила она. По совести говоря, сама желала ему счастья, пусть и не с ней.

— Все, пиздуй, веселись, — вытолкнула взашей женщина Мирославу и от дома присоединилась своим басом к «цветущей у ручья калине», подпевая.

Последний раз, перед его отъездом и предстоящей свадьбой, она увидела Костю той же ночью, когда возвращалась одна из клуба, а он сидел на лавочке возле дома, запрокинув голову, опираясь затылком на дощатый глухой забор, разглядывая звезды, вытянув длинные ноги.

— Слава… — позвал он, едва она коснулась ручки калитки. Мира замерла, еле дыша, а он помолчал несколько секунд, будто решался сказать что-то важное, а потом тихо добавил: — Доброй ночи.

Прошло две недели, как разъехались гости бабы Лизы. Через десять дней у младшего Горина свадьба, и Ромашка, как заведенный, выспрашивал всех стариков о традициях и веселых играх. Те же только руками разводили, кряхтели, да и сводили все на количество алкоголя, мол, как все дойдут до нужной кондиции, игры польются, как из рога изобилия. Одна другой краше, непристойнее, такие, что наутро стыдно соседу в глаза смотреть.

С родителями Мирослава помирилась окончательно, папа Гера разволновался сильно, извинялся, хотя и не за что, по сути. Дед Василий отвесил пару подзатыльников и послал убирать в хлеву, откуда Мира и Ириша выбегали каждые пять минут, чтоб свежего воздуха глотнуть, а потом еще дня три нюхали друг друга, морща носы. Вонь, казалось, под кожу проникла, хоть и убеждал Ромашка, что у них коллективные фантомные глюки.

Жизнь налаживалась, хоть душевное состояние Мирославы оставалось ужасным. Нет-нет, а робкая надежда, что все изменится, стучала в сердце, а то, наивное, хотело верить. Очередной раз, отвлекая себя от ненужных мыслей разговорами со всеми подряд, Мира допустила ошибку, которая вылилась для них с Васильковой тремя голодными днями. Ох уж эта Фрау Маман… Ох уж эти разговоры для отвлечения…

— Мам, а зачем ты ходила свиней смотреть к соседке? — перебрав уже все возможные темы для разговора, спросила Мирослава родителя, загорая с Ирой на ватном одеяле в саду. Ягоду ели из глубокой чашки, которую заботливо собирала с утра бабушка.

— А! Слышала, что у свиней не только хвосты крученые. Интересно стало. Надо же потом внукам рассказывать про флору и фауну, — Ирка подавилась малиной, а любопытная скривилась, думая, как теперь выруливать на безопасную почву. — И знаешь что, Мирка? Так и есть. Думаю, тогда мы не уши с хвостами жрали, а…

Не дослушали несчастные все умозаключения женщины, понеслись в ближайшие кусты малины, где чуть свои желудки не оставили. Опять.

— Гера! Тащи лекарства. Все же я крутая Фрау! — заржала маман, а папа Гера развел что-то в воде, отпаивал и приговаривал, что мама пошутила. Ну, помнит она, как на них прошлый раз блюдо подействовало, а тут… Так и лечили родственники от любовного недуга.

За три дня до свадьбы Кости баба Лиза уехала к своей сестре, которая жила в районе. Погостить. Не желая мешать идиллии Ромашки и Иры, Иванова отпросилась на сеновал, да и по дороге можно было еще зацепиться языками с парой гулен полуночных. Лежа на импровизированной кровати, в сладковатом запахе высохшей травы, Мира думала о других Мирах и Галактиках, где все иначе. Наверняка там есть летающие машины, а может и сами люди летают, а еще у них каждый день небо озаряется россыпью салютов, и там, очень далеко, они с Костей точно вместе.

Звук подъехавшего автомобиля пустил сердце Миры в галоп. Узнала бы его среди тысячи, как ей казалось. Поддавшись минутному порыву, не заботясь о том, что за дверью сарая могут быть посторонние, она соскользнула со скирды и вышла на улицу. В чем легла — в том и вышла: футболка растянутая, съехавшая с одного плеча, да любимые «недельки» в альтернативу злостной синтетике. Прикрывшись ладонью от яркого света фар, бивших на нее, застыла, как заяц на дороге. Послышался хлопок закрывающейся дверцы, и в свете замелькал знакомый до боли силуэт.

— Слава, — выдохнул Костя, обнимая ее всем собой, крепко, до хруста костей, прижавшись скулой к виску. — Что же ты со мной делаешь?

— Я… — начала Мира говорить, но все слова потерялись, остались только желания и оголившееся страдание вперемешку с абсурдным чувством счастья.

— Славочка… Слава… — шептал он как мантру, будто боялся потерять самое важное в жизни.

— Я скучала, — не выдержала она и всхлипнула, обнимая его в ответ.

— И я скучал, милая моя… Очень. Подожди пару минут, а лучше давай-ка обратно зайди, я припаркую машину и вернусь, — говорил, а сам все еще не отпускал ее ни на миллиметр от себя. — Черт, и ты опять без штанов, Слава…

Подтолкнув Миру к двери сарая, Горин припарковал автомобиль ближе к забору, чтоб не бросался в глаза, зачем-то сбегал до колонки и, как обещал, вернулся. Глядя на него сверху вниз, сидя на коленях, Мира чувствовала себя запертой в башне принцессой, которую вот-вот спасет прекрасный принц. Не отрывая взгляда, Костя забрался к ней и стянул с себя рубашку через голову, опрокидывая зависшую Миру на спину.

— Костя, ты чего? — она так привыкла к табу в отношении него, что боялась даже предположить что-то подобное… Они же не в другой Галактике, в конце концов.

— Молчи, — приказал он, глядя бездонными глазами в свете тусклой боковой лампы, что висела над входом. Ее Мира всегда оставляла включенной, когда ночевала одна.