Фрау Маман

7

Его губы нежные, осторожные. Он слегка ими прихватывал, то нижнюю, то верхнюю ее губу, смакуя, знакомясь. Едва почувствовал робкий ответ, вдавил своим телом Миру в стену, сминая губы, проникая в рот языком, правильно, идеально, вылизывая уголки ее рта, поочередно прикусывая губы, в момент разжигая мучительно сладко и тягуче, и тут же срываясь в необузданную стихию, подчиняя себе безоговорочно, вырывая ее стон на каждое касание. Руки обнимали горячо, голодно, оглаживали каждый изгиб, сжимали до боли ее тело, но следом возвращали нежность, периодически сжимая в кулаках тонкую ткань сорочки.

С трудом оторвавшись от Мирославы, он прижал ее к себе, одной рукой обняв за талию, и запустив пальцы другой руки в волосы на ее затылке, едва заметно касаясь виска губами.

— Останови меня, Слава… — рваное дыхание, напряженные мышцы, руки, не контролирующие свою силу, черные глаза, блестящие в свете Луны, и тихий шепот.

— Не хочу, — не соображающая ничего Мира прижималась теснее, оглаживая его спину ладонями, наслаждаясь, получив то, о чем мечтала долго, что рвало ее душу долгими ночами.

— Моя девочка… — выдохнул ей в макушку Костя, улыбаясь, но следом взял себя в руки и отцепил от себя, произнося уже четким, ровным голосом: — Иди домой.

Через пару минут, ежась от неизвестно откуда взятого холода в летнюю ночь, она смотрела на красные габариты удаляющегося автомобиля. А еще через короткое время рыдала на коленях Фрау Маман, сбивчиво объясняя, как она безнадежно влюблена, а он женится на другой, и жизнь не мила, а Ирка на сеновале с Ромашкой скорее всего трахаются. На последнем сообщении она испуганно уставилась на маман и икнула.

— Гера! — заорала веселая женщина, перебудив весь дом, и соседей заодно. — Гер! Наша серая мышь страдает! Счастье-то какое!

— Мам! — Иванова захлебывалась обидой.

— Что, едрить вашу мать, за семейство! — выругался дед Василий, вываливаясь из дома в майке, широких «семейниках» по колено и с папиросой, которую тут же подкурил. — Герка, я тебе Ритку на перевоспитание отдал, а она как родилась стервью, так и осталась.

— Пап! — кинулась Мирослава к отцу, в поисках сострадания, едва тот появился.

— Пострадай, красавица наша, — приласкал отец страдалицу. — Пострадай. Мы с мамой теперь спокойны.

— Пап, вы издеваетесь, да? — размазывая сопли по лицу, спросила Мира, не понимая логики родителей.

— Папа Гера просто рад, что дрель не понадобится, — заржала Фрау Маман.

— Моя семья — психи, — обречённо прошептала, вздохнув, несчастная дочь. — Причем тут дрель, мам?!

— А как еще тебя лишать девственности через пару лет? — резонно выдала Маргарита Васильевна и, выдернув папиросу из рук выматерившегося деда, сделала затяжку, выпустив с наслаждением дым. Закашлялась и вернула обратно. — Пап, что за самосад ты куришь?!

— Я иду спать! — со злостью на шуточки выдала Мира и пошла в объятья бабушки, которая тут же подолом своего длинного халата вытерла ей лицо, приговаривая: «Приползет еще, окаянный», — чем окончательно довела внучку.

С той ночи у сарая Костю никто не видел, уехал и не появлялся. Ромашка лишь пожимал плечами на все вопросы Иры, успокаивая, что Бес вернется.

Через три дня приехали родители Иры вместе с будущей невесткой. Бабушке Лизе, девушка сразу не понравилась, высокомерная, дескать, все ждет, что ей на подносах все таскать будут, к труду неприученная, да к тому же истеричка. Отец Кости — Виктор Степанович Горин, мужчина статный, серьезный, но не без юмора. Мама Иры — Наталья Егоровна Горина (Ира-то по отцу — Василькова) женщина тихая, спокойная, воспитанная в лучших традициях деревни.

Удивлять бабушка Иры стала с первого дня приезда гостей, а тут еще, как назло, Мирослава с Ирой не успели слинять вовремя, собрав небольшую сумку с вещами.

— В моем доме внук не будет спать со своей бабой! — заявила бабушка Лиза, уперев руки в бока.

— Мама, не начинай. Сейчас время такое, люди без брака живут вместе, — успокаивала Наталья Егоровна, пока муж обрывал клубнику в палисаднике со спокойным видом.

— Я все сказала! Пущай идут к Митьке Прошкину, у того смолоду никакого стыда не водилося, а у себя не позволю, — упрямилась старуха.

— Мы им постелем на разных кроватях, — предложила мама Иры.

— У меня тут не казарма, — гневно сверкнув глазами, возразила баба Лиза. — У меня вона еще две детины, которым спальное место надо.

Хотела Ира возразить, но увидев лицо бабушки— заткнулась, обреченно кивая в подтверждение слов.

— Хотя, погодь. Я вам с Витюшей постелю в спальне дальней, девкам в маленькой комнате, барышне вашей приезжей в зале, на диване, а Костенька на летней кухне поживет, — рассовала старушка всех по местам со всей серьезностью.

— Ба! — взмолилась Ира. — А как мы будем чаи гонять ночами?

— Ты хоть не бубни! Вас ночами не сыщешь, обжимаетесь по кустам со всеми подряд, — плюнула, махнула рукой и пошла по своим делам, оставив всех стоять в недоумении.

— Ирочка, нам бы поговорить, не убегай никуда, — тихо сказала Наталья Степановна, тронув дочь за плечо. — Вить, забери из багажника сумку с продуктами.

— Встряли, бля, — скривилась Ира, сильнее сжимая руку подруги. — Ты меня не бросай тут, ладно?

— И не думала, — улыбнулась Мира, ответно сжав родную вспотевшую ладонь. — Иди пообщайся, а я на огород, помогу бабушке Лизе. Разнервничалась она сильно. Если приедет твой брат, сразу беги ко мне, и свалим околицей.

— Заметано, — чмокнув в губы Мирославу, Ира пошла общаться с родителями.

Разговор с ними затянулся на добрых два часа, у Миры спина почти отвалилась стоять в раскорячку над сорняками, а бабе Лизе хоть бы хны, орудует тяпкой и бурчит себе под нос, склоняя на все лады дочь свою непутевую и время срамное.

— Мирка, — позвала баба Лиза, взяв передышку и опершись на тяпку двумя руками, предварительно стерев концом платка пот с лица. — Дело у меня к вам есть.

— Все, что угодно, — опустив задницу между грядок, Иванова радовалась передышке.

— Не смейте уходить от меня. Не чужие же. Да и спокойнее мне с вами, хоть и непутевые вы. Со свету меня сживут… эти гости. Что только Костик нашел в этой?..

— Так мы и не уходим, баб Лиз, — улыбнулась Иванова, подставляя ребро ладони ко лбу, чтоб прикрыть глаза от солнца.

— Вот и славно. Места всем хватит. Завтра засветло тесто на пироги поставлю, будем ляпать, — наконец успокоилась старушка, мечтательно посматривая в сторону дороги.

— Ба, мы же мешать будем, — вмешалась подошедшая Ира. — В пять утра не каждый готов слушать нашу возню.

— А это не наша забота, Ириша, — выдала бабушка, ухмыльнувшись. — Кому не нравится — скатертью дорожка. Не удерживаю. Хотят оставаться, пусть живут по нашим законам. Не позволю измываться очередной раз.

— Ни хрена не поняла, — покачала головой внучка и подала руку Мире, помогая подняться.

— А тебе и без надобности. Шумите с утра пошибче, да и днем веселитесь от души, — дала указания баба Лиза и, водрузив тяпку на плечо, пошла к дому. — И чтоб все пропололи сегодня, а то на улицу не пущу!

— Вот так встряли, — протянула Иванова, глядя вслед старушке, которая никогда раньше не выказывала решительность и многословность.

— Может, ей сказать, что тебе тут не в кайф из-за Беса? — предложила подруга, потирая переносицу и думая, как слинять подальше.

— Нет. Все, что ни делается… — задумчиво призналась Мирослава.

— Ладно. Есть идея, — Ира встрепенулась и стала выдергивать траву с грядок. — А пока, давай быстрее исправительные работы выполним и сбежим.

— О чем говорили с родителями?

— Извинения, покаяния и бла-бла-бла. Можно подумать, я на них в обиде. Может и была, но уже все прошло. Понимаю все: зачем и почему, — отмахнулась Ира. — Сказали, что могу вернуться домой в любое время. Не хотели, чтоб я в колонию загремела из-за своей несдержанности. Только мне теперь и не надо, сама понимаешь.

— Может, помочь? — с деланным добродушием вклинилась в разговор Леся Егорова. Мирослава отметила красоту девушки — как с обложки модельных журналов. Ангел, хоть и с червоточиной.

— Ага, — скривилась Ира. — На хуй иди и не заблудись.

— Помоги, — Мира притянула подругу к себе и слегка пихнула, останавливая грубость. — Надо прополоть грядки.

— А перчатки есть? — поглядывая на свои холеные ноготки, спросила гостья.

— А костюм химзащиты тебе не выписать? — процедила Василькова.

— Нет, но можешь спросить у бабушки Лизы, — любезничала Иванова.

— Ир, вот что ты ершишься? Мы скоро породнимся, давай мириться, — скрестив руки на груди, Леся склонила голову набок. — Оставим все в прошлом. Я сильно поплатилась за свою решительность. Благодаря тебе у меня теперь детей не будет.

Сказанные слова напряжением повисли в воздухе. Всем своим существом Мирослава ощущала, как напряжена Ира, и это не злость, а признание своей неправоты, греха, который сломал жизнь другому человеку. Обняв подругу за плечи, она передавала мысленно той свои силы и поддержку, без осуждения и жалости.

— Я не знала. Прости, — не пряча глаза, Ира сдалась.

— Не стоило тогда меня останавливать, — интонация, с которой продолжился диалог со стороны Егоровой, Мире не понравилась. «Ноль» обреченности или сожаления, скорее наоборот, насмешка и превосходство. — Костя все равно со мной, только теперь ему надо очень постараться, чтоб сделать меня счастливой.

На этом разговор закончился, а невеста Горина, забыв о своем желании оказать помощь, удалилась к новоиспеченным родственникам в дом.

Мирослава и Ира стояли у раскрытых ворот гаража и смотрели на старенький голубой «Запорожец», когда-то принадлежавший мужу бабы Лизы. Несмотря на время, он выглядел ухоженным и забавным в сравнении с современными машинами. По стенам кирпичного гаража заботливо смонтированы деревянные стеллажи, заполненные различными деталями и слоем пыли, старые вещи валялись в углу, а у бокового входа стоял пятидесятилитровый алюминиевый бидон, накрытый старыми шубами и одеялами.

— Ты серьезно? — с сомнением и опаской в голосе спросила Мирослава.

— Ага. Не смотри, что он старый, бегает — будь здоров! Его постоянно выгуливает Матвей Егорович, старый друг деда, — облизнулась Ира, почесав поясницу. — Твоя задача сцедить бражку в банку, а моя — приготовить агрегат к путешествию. Повеселимся, епть!

— Я за банкой…

— Ебнулась? Как стемнеет. Повяжет участковый, если увидит, а после девяти он спит, как медведь, пушкой не поднимешь, — остановила Ира подругу.

— Ну, так бражку надо по светлому слить, а не в темноте потом копаться, — рассудила Мирослава и щелкнула Иру по лбу.

Звук заведенного мотора старенького автомобиля в вечерней тишине прибавил ошалелого предвкушения сидящим внутри подругам. Трехлитровая банка со сладко пахнувшей малиной и вишней жидкостью была закрыта капроновой крышкой с дырками у одного бока и прижималась к груди сидящей на пассажирском сиденье Мирославы. Посмотрев до ужаса безумными глазами на подругу, Ира положила руку на коробку передач, выдавила сцепление, врубила первую скорость и… машина заглохла.