Фрау Маман

2

Только на следующий год, когда девочки заканчивали школу, Ирка решилась рассказать Ивановой, по какой причине ее сослали в деревню.

Подтащив старый полусгнивший ящик к дереву, Мирослава приготовилась к подвигу. Собирать побитые ветром ранетки с земли в заброшенном саду не хотелось, а в кронах деревьев манили своими аппетитными боками самые крупные и спелые плоды. Детская наивность.

— Ир, — позвала Иванова, пробуя встать на шаткую конструкцию, — подстрахуй меня.

— От подстрахуя слышу, — засмеялась та, но подошла и позволила облокотиться на свое плечо. — Славунтич, блядь, если ты ноги переломаешь, я тебя убью.

— Не ссы — прорвемся, — издала смешок, похожий на хрюканье, Мирослава.

Не прорвались. Едва Иванова перенесла свой вес на ящик, как тот затрещал, и она повалилась вниз, утаскивая за собой Ирку.

— Говорила же! — ругалась подруга, морщась от боли в плече, но не торопясь вставать.

— Кажется, я копчик отбила, — смеялась Мира, потирая ушибленное место.

— И все-таки мы дуры, — констатировала с умным видом страховавшая, взяла рядом лежащее на земле яблочко, протерла о футболку и откусила. — Сладкое…

— Расскажешь, за что тебя сослали? — Иванова положила голову на живот подруги и выхватила у нее из руки остаток недоеденной ранетки.

— Помнишь, я говорила тебе, что у меня есть брат? Сводный. Мне три года исполнилось, когда наши предки сошлись. Жили, как все. У предков вечная работа и погоня за баблом, как у всех взрослых. Бес мне родителей заменил в полной мере. Сопли подтирал, дерьмо убирал, сказки читал, кормил, развлекал. А был-то всего на шесть лет старше, прикинь? — Ира погрузилась в свои мысли, задумчиво перебирая волосы Миры. — Танцует он, как бог, конечно. Девки слюни пускали, когда видели… Так получилось, что запал он на мою одноклассницу. Лесю Егорову. Паскудная тварь. Ненавижу! Сама ему на хуй прыгала, шлюха малолетняя. Но он не трогал. Правильный. Ждал.

На минуту подруга затихла, будто сил набиралась. Мирослава молчала, только подбирала ранетки вокруг, очищала о себя и хрустела, протягивая половину подруге.

— Я тоже хороша. Не сразу поняла, чего она добивается. В подружки мне набилась, а там уже крутила задом, как могла. Латина нервно курит в сторонке. Фух, блядь. Отстойно все это. Короче, пришел как-то Бес пьяный в хлам. И как назло, Леся у меня с ночевкой осталась. Не знала я, что он домой вернется. Обычно, когда у них сабантуи, он у друганов зависал. А тут… Не знаю, какая нечистая сила, или наоборот провидение свыше, разбудила меня той ночью. Услышала копошение в комнате брата, Леськи рядом нет. Смекнула быстро. Ворвалась, как дикий мамонт, — тихо засмеялась Ира, откусив протянутый плод, — Бес в отключке, а она полуголая о него трется и фоткает это. Прикинь?! У меня башню сорвало… Я ее за патлы ее белобрысые выволокла, телефон о стену разбила и… отпинала. Сильно. Бес на ее визги выскочил, меня оттащил. А потом утешал овцу, в больницу повез. Дебил.

— Почему? — спокойно спросила Мирослава, меняя положение на другой бок.

— А ты как думаешь? — не спешила отвечать подруга, но напряглась.

— Думаю, ты боялась за брата. Она несовершеннолетняя, а он взрослый. Если у нее хватило ума делать фото, значит, помыслы роились совсем не безобидные. Могла отправить кому-нибудь. Чисто похвастаться. Ты защищала того, кого любишь, — села и выпрямилась, глядя в глаза Ирке.

— Ты точно моя вторая половинка души, — усмехнулась подруга и, усевшись рядом, обняла Миру за шею. — Только другие все поняли иначе. Даже Бес.

— Да? — удивилась Иванова, не представляя, как еще можно расценить подобные действия.

— Меня поставили на учет как малолетнюю хулиганку. Потому предки сослали подальше. А Бес сказал, что надо было его будить, а не ногами махать. Он, видите ли, любит ее… Не простил меня.

— Знаешь, я рада, что ты ее отхуярила, — призналась Мира и притянула Ирку к себе поближе, стараясь поддержать, отдать свое тепло. — Жаль, что меня там не было. Помогла бы. Но главное, что я тебя нашла.

— И почему ты не Ромашка? — прыснула довольная подруга. — Отдалась бы сейчас без боя.

— Эй! Малыш, я же лучше собаки! — прогундосила Мира фразу известного мультфильма про Карлсона и заржала на манер Фрау Маман.

Приезды в деревню стали важной составляющей жизни, традицией. Сложнее стало, когда школа осталась позади, и Ирка перестала постоянно жить в деревне. Теперь она училась в Самаре на юриста. Бесконечные звонки на сотовый, SMS и видеосвязь стали нужными ниточками, но хотелось встретиться, обняться, снова шушукаться ночью в кровати, пока дед не пригрозит языки оторвать. А что? Это тоже стало постоянством.

Старики смеялись, что девочки слиплись как сиамские близнецы и спать раздельно не желали. Вот так и слонялись: один день спят у бабушки Лизы — то есть у Иры, а на следующий у стариков Миры. Где проснулись, там и по хозяйству помогают. Опять же, правило выработалось.

Бабушка Лиза жила одна, мужа своего схоронила давно, а новым не обзавелась. Женщина серьезная, громогласная, но очень добрая. Справедливости ради, надо отметить, что подругам у нее тусилось комфортней. Та пропадала целыми днями, так что колонки и громкая музыка на приступочках дома создавали крутую атмосферу с самого утра, а девочки крутили задом в одних трусах и майках, ведь за глухим высоким забором горчичного цвета их совсем не видно.

Подобное веселье можно устраивать и в доме стариков Мирославы, но, как показала практика, без шансов на уединение. Пока подруги, одетые в пижамы, притопывали и прихлопывали в такт орущим попсой колонкам, ощипывая кусты смородины, дед Василий собирал половину села у низкого штакетника, повествуя о нынешней расхлябанной молодежи, тыкая в них пальцем.

Очередная сессия подходила к концу. Иванова с завистью и грустью пересматривала в галерее мобильника фотографии подруги, на которых та вовсю развлекалась в деревне. На кадрах запечатлелись Ромка и другие, до боли знакомые, ребята. Повзрослевшие, возмужавшие, но такие же оболтусы. За четыре с лишним года много воды утекло: по чужим садам лазили; на гороховом поле соль в зад от сторожа ловили; от пчел убегали, когда решили медком у пасечника поживиться; на одном мотоцикле впятером в соседнее село катались; трусы Ромашкины на дне пруда искали — после неудачного ныряния; у деда воровали самогон, который закусывали незрелыми яблоками; в лесополосе дикую смородину ели до поноса; песни на всю округу орали — и много что еще. А главное, что останавливаться не хотелось. Впереди всегда ожидалось что-то интересное.

Вот уже две недели Ирка ныла по телефону, что соскучилась, и если Мира не приедет, то она помрет молодой. Однако стоило позвать подругу к себе, как та отказывалась, вернее, канючила еще сильнее, говоря, что у Славунтича нет совести, а жестокость получила высший уровень. То и дело в разговорах мелькали недосказанная таинственность и хитрое: «Приедешь, я тебе тако-о-о-ое расскажу!»

Мира извелась от ожидания. Если бы сказали, что можно ехать, то стояла бы на низком старте, но маячила еще неделя долбаных экзаменов. Ненависть к обстоятельствам непреодолимой силы разрасталась, как снежный ком.

Душный метрополитен обдавал солянкой запахов, что вызывало тошноту. Дополнительные занятия перед зачетом вымотали все нервы. Бесконечные напоминания о тупости, безответственности и безнравственности подрастающего поколения сыпались едва ли не каждое предложение. Лектор по истории России вообще не щадил своими язвительными высказываниями никого. Бесит.

В предвкушении свежего воздуха Мирослава поднималась по эскалатору.

Привет, — ухмыляющаяся рожа Константина Горина, он же сосед по дому и обладатель самой крутой тачки во всем квартале, поравнялась с ней, едва она вышла из метро. Наказание, а не человек.

— И тебе не кашлять, — буркнула девушка и ускорила шаг.

— Все еще не сменила гнев на милость, колючка? — усмехнулся тот гадко и свернул к магазину. — Еще увидимся!

Тьфу! За что ей это проклятье? Бегать от Горина стало определенным видом спорта. С первого курса тянулось сие безобразие. Страшнее всего становилось от того, что изначальное внимание этого Казановы привлекла Фрау Маман. Это злило до хруста костей в пальцах.

И началось все так…

Конец ноября. Пребывая в прекрасном настроении, Мира шагала к дому, общаясь с Иркой по сотовому, когда увидела своего родителя рядом с высоким темноволосым парнем. Поначалу Иванова опешила. Засмотрелась. Спортивный, модный, явно уверенный в себе, постоянно улыбающийся Фрау Маман, по-мальчишески лукаво. Глаза как угольки. Черные. Полные губы с плавными очертаниями. Едва заметные ямочки на щеках, чтоб они провалились! Улыбка — Космос. Родинка над губой — закачаешься. Она, грешным делом, думала, что пропала. Оставалось только платочек найти, чтоб слюни подтереть.

— Костик, а это ошибка моей разгульной молодости. Знакомься, — представила женщина свое детище, едва Мира попыталась просочиться в подъезд. — А ну, передвигай копытами сюда, Мирослава.

В день, когда ее застукали за просмотром порно, было не так мучительно больно, как в этот момент.

— Мам, у меня дела, — оставалось каких-то пару шагов до спасения за железной дверью.

— Хочешь, чтоб рассказала, как ты любишь спать? — слова Фрау Маман попали в самое сердце дочери. Настоящий и неприкрытый шантаж вынудил сжать губы и смиренно подойти. Позорно. Понуро. Подчиняясь. Все на букву «пиздец».

В их семье хранилась тайна, которую родители обещали не выдавать никому, в том числе под пытками. Даже если их захватит кубинский наркокартель — они будут держать язык за зубами. Лишь папа сказал, что если пытки примут нелицеприятный оборот, то он будет вынужден перейти на сторону врага и повиниться.

Секретом являлось не что иное, как странность организма Миры: каждую ночь засыпала хорошо и правильно, а вот просыпалась со смачным шлепком по заднице от родителя. А все потому, что пятая точка неизменно покачивалась вздернутой вверх. Короче, просыпалась в позе раком, головой на подушке. Стыдоба. Много раз пыталась себя привязывать и укутывать — бесполезно.

— Давай! Знакомься, — приказал родитель, едва Мира подошла ближе. Выражение лица Константина сменилось на ухмыляющееся и оценивающее, что зародило желание врезать ему по физиономии. Сильно.

— Здрасьте, — буркнула через силу. — Мирослава.

— Константин, — прищур его глаз стал ехидным, а гнев Ивановой на грани фола. — И как же фея любит спать?

— Призывно, — хохотнула Фрау Маман, а ее чаду хотелось впервые заломать эту невозможную родную женщину и запереть на ключ от всего мира.

— Хм, — улыбнулся своей дьявольской улыбкой сосед. — Какие еще таланты?

— Могу отфеячить… Больно. Быстро. Недорого, — выплюнула Мира, одарив его самым убийственным взглядом, и пошла домой.

Первое впечатление моментально улетучилось. Терпеть, да черт с ним, смириться с поведением родителя могла и успешно практиковала, но выносить издевки от посторонних не собиралась. Хамовитых и самовлюбленных самцов девушка не переносила на дух. Во всех сказках коими ее пичкали, все принцы галантные, вежливые, добрые и нежные. Так что сосед не вписывался в образ.