Просто соседи

Я поднимаю руку вверх.

— Пожалуйста, не называй меня больше своим новым сексуальным партнером.

— Тогда, как бы ты хотел, чтобы я обращалась к тебе? Мой дружок? Мой соседский член?

Я начинаю перечислять имена на пальцах.

— Парень, который доставляет тебе лучшие оргазмы. Твой любимый член. Парень, с которым ты вроде как встречаешься, но не хочешь в этом признаться. Называй Кента своим сексуальным партнером сколько угодно — твоим неадекватным сексуальным партнером — но только не меня.

Она закатывает глаза.

— Не будь таким грубым.

— Не защищай чурбана, и я не буду.

— Он был единственным парнем, который разговаривал со мной после того, что ты сделал, знаешь ли.

Я смотрю на нее.

— Ого. А ты знаешь, что он ни разу не заступился за тебя в раздевалке? На самом деле, не хочу тебя обидеть, но он много шутил на твой счет. Очень много.

Она отмахивается от моей информации.

— Он был глупым школьником. Мы начали встречаться только после колледжа.

— Он может быть глупым школьником, а я гребаным Сатаной?

— Слухи начались из-за тебя. — Она фиксирует свой взгляд на мне, но не злится, как обычно, когда мы говорим об этом. На ее лице ясно читается обида, но теперь на нем появился тонкий слой понимания. Она опускает свои стены, доверяет мне и, наконец, дает мне шанс объясниться. — Ты мог бы все изменить и не дать своим друзьям и девушке сделать мою жизнь несчастной.

Я втягиваю щеки.

— Ты бы не стала со мной разговаривать!

— С чего бы? — огрызается она. — Это ты меня выставил дурой!

Я снова и снова качаю головой.

— Я никогда тебя не подставлял. Это чушь собачья.

Она фыркает.

— Да ладно. Мы целуемся, а потом, бум, появляется твоя банда друзей-мудаков, чтобы сделать унизительные фотографии меня. Раньше я считала тебя потрясающим парнем. Я даже не могу объяснить, как я была взволнована, когда ты пригласил меня на танцы. Это были мои первые танцы, и они превратились в настоящий ад — из-за тебя, Кайл. Я была настолько глупа, что поверила, что нравлюсь тебе.

Вау. Что?

Я смотрю на нее и отказываюсь продолжать наш разговор, пока ее глаза не встретятся с моими. Ее глаза печальны. Понятно, что этот разговор причиняет ей боль, но я рад, что мы наконец-то все обсудили. Когда я отвечаю, в горле у меня сжимается комок. Хотя я не смог помешать им найти нас, она права в том, что я мог бы попытаться остановить их дразнилки. Хлоя причинила мне боль, а я позволил своему глупому мужскому эго встать на пути осознания того, что мог бы заступиться за нее.

— Хлоя, — мягко говорю я, — я бы никогда не пригласил тебя на танцы, если бы ты мне не нравилась.

Она усмехается, пытаясь скрыть обиду.

— Ты пригласил меня в шутку, ради прикола.

Я вздрогнул. Она думает, что это был розыгрыш?

— Хлоя, клянусь тебе, мое приглашение на танцы не было шуткой. Должен ли я был пригласить тебя на поле? Нет. Я хотел поцеловать тебя, и в моих подростковых глазах это звучало лучше, может быть, даже романтичнее, чем в каком-нибудь чулане или спальне на вечеринке, куда мои друзья водили своих спутниц. Я не приводил тебя туда, чтобы устроить шоу для школы. Они также сфотографировали меня со спущенными штанами.

— Что заставило девочек хотеть тебя еще больше, — вклинилась она.

Стыд заполняет меня. Это правда.

— Зачем мне было устраивать тебе розыгрыш? Я мог бы взять с собой кого угодно.

Она вскидывает руки вверх.

— О, ничего себе, ребята. Давайте поприветствуем эго Кайла в разговоре.

— Я сказал это не для того, чтобы похвастаться, а для того, чтобы заявить о себе. Ты мне искренне понравилась. Ты меня заинтриговала. Ты была умна и чертовски красива, и твоя личность была искренней. Ты никогда ни о ком не сказала плохого слова, и ты упорно трудилась ради всего, что у тебя есть. — Я напряженно выдохнул. — Бесило ли меня, когда ты даже не позволила мне объясниться? Да. Меня разозлило, когда ты дала мне пощечину на глазах у моих друзей? Да. Так что я решил: к черту. Если она не хочет иметь со мной ничего общего, значит, так тому и быть.

— Ты позволил им превратить мою жизнь в ад, — процедила она.

Я устраиваюсь так, чтобы сидеть напротив нее, когда замечаю, что по ее щекам текут слезы. Черт. Я не хочу, чтобы она плакала, особенно в моей постели.

Она пытается отвести взгляд и спрятать опухшее лицо и слезы, но я не позволяю ей этого сделать. Ее глаза метнулись к двери ванной, а затем в коридор, ища план побега, чтобы я не увидел ее без доспехов.

— Черт, — шиплю я, обхватывая ее лицо руками. — Пожалуйста, не плачь. Мне очень жаль. Скажи мне, что я могу сделать, чтобы стало лучше. Хочешь, чтобы я дал объявление в газету? Надеть футболку с письмом с извинениями?

Она фыркает, но больше не пытается отстраниться. Однако я все еще не добился зрительного контакта.

— Это не имеет значения. С этим покончено.

Я гримасничаю и смягчаю свой тон.

— Если это все еще причиняет тебе боль, тогда это имеет значение. Прости меня, Хлоя. Я был маленьким глупым придурком, который не подумал о том, к чему приведут мои действия. Прости меня.

Она вдыхает несколько успокаивающих вдохов, прежде чем выпустить нервный смешок.

— Спасибо. Даже если мы не можем вернуться в прошлое, я рада, что мы поговорили об этом. Это было давно запланировано, и я должна была прийти к тебе с этим. А еще тебе следовало набраться смелости и сделать объявление или даже выпустить дурацкую рекламу, урод.

— Если это имеет значение, я расстался с Бекки Биндс после того, как она написала «шлюха» на твоем шкафчике. О, и я ударил Дэниела Мура за то, что он спросил меня, не замолвлю ли я за него словечко, чтобы он залез в твои трусики.

— Вау, теперь это имеет смысл. Хотя я ценю эту попытку, и твои намерения, возможно, были чисты, ты порвал с ней, заставив ее ненавидеть меня еще больше.

— Черт, это точно не помогло мне, не так ли?

Она кивает.

— Я все еще могу дать объявление сейчас, знаешь? — Я тянусь вперед и беру свой телефон с тумбочки. — Давай я позвоню Мелани и узнаю, кто отвечает за рекламу в «Блу Бич Регистер». Я попрошу их подготовить что-нибудь. — Я поднимаю телефон вверх. — Как ты думаешь, мы можем поместить это в газете на этой неделе?

Она выхватывает у меня телефон.

— О Боже, нет! Я пошутила! — Она показывает на меня. — Клянусь Богом, если завтра в газете появится что-нибудь с моим именем, я тебя убью. Я вижу, как Мелани подло позволяет тебе это сделать.

— Значит, теперь ты меня больше не ненавидишь? — Я пытаюсь сделать вид невинности, на который только способен.

— Не важно, как я отношусь к тебе сейчас, я всегда буду ненавидеть тебя за это. — Улыбка играет на ее губах, и она сжимает два пальца вместе, закрывая один глаз. — Теперь немного меньше.

Я обхватываю ее за талию и притягиваю к себе.

— Позволь мне вытрахать из тебя всю ненависть, и ты сможешь поработать над тем, чтобы полюбить меня.

Мы оба вздрагиваем от моих слов.

О, черт.

Это было худшее, что можно было сказать.

У меня есть к ней чувства, но я не могу ее полюбить.

Мы едва знаем друг друга.

Я никогда не был влюблен в девушку.

В старших классах я думал, что влюблялся несколько раз, но опять же, я был тупым, блять, подростком.

Я делаю вид, что эти слова никогда не слетали с моих губ, и целую ее, надеясь, что мой член поможет ей забыть их.