Я люблю тебя НАВСЕГДА

— Я очень этому рада, — ответила, улыбаясь, Даша.

Из дневника:

«Герман, ты взял мое сердце, расколол его на миллион мелких осколков, а взамен дал … частичку себя. Мой маленький голубоглазый сыночек…

Герман, это так несправедливо… Нечестно постоянно напоминать о себе. Ты уехал, вычеркнув меня из своей жизни. Но твои образы окружают меня и днем, и ночью. Не дают забыться ни на секунду… Ромчик. Марк. Генрих. Они постоянное твое напоминание… Зачем так жестоко я влюбилась?.. Вокруг меня море любящих и заботливых мужчин, а мне нужен только один. Ты, Герман… Я люблю только тебя и не перестану любить НИКОГДА…»

Рождение сына очень изменило Дашу. Она с каким-то остервенением относилась к малышу, не прекращая безумно любить Глеба. Только дети. Только ее мальчики. Только они ее волновали. Весь остальной мир подождет.

Генрих смирился с этим. Он довольствовался тем, что ему разрешили заботиться о племяннике. Ромка не был его целью. Он решил попытаться добиться Дашки. Он хотел быть рядом с ней.

Дашка пересмотрела всю свою работу. Уходить в отпуск по уходу за ребенком не захотела, сказав, что это роскошь для одинокой мамаши. Принимать финансовую поддержку от Генриха отказалась, аргументируя это тем, что даже от Германа она бы это не приняла.

— Дарья, нельзя быть такой упертой. Тебе же будет тяжело, — пытался уговорить ее Генрих.

— Я знала на что шла.

Вот и весь разговор. Она уволилась из школы, но осталась работать в Управлении образования. Зарплата маленькая, но работа стабильная и времени отнимала не много. Всего каких-то двадцать часов в неделю. Туда она бегала пока спал Ромчик, а за ним присматривал Глеб с одной из бабушек.

Но работу Даша себе нашла. Она устроилась еще в пару фирм юристом по договорному праву, проверяла договора, готовила документы в суды, но делала это удаленно. Выкручивалась, как могла. Хотя могла бы этого не делать. Финансово стеснена она не была. Живя с Германом, она практически не тратила свою зарплату, все перечисляя на счет в банке.

Вовремя узнав о возможном дефолте, перевела все в доллары и на разные счета в разных банках. Спасибо Борису Яковлевичу и Герману, они ее учили всему. Теперь она могла жить на проценты.

Из дневника:

«Как я давно не была дома. Целых два года. Родители приезжали ко мне регулярно, а вот мне с малышом в прошлом году съездить в Питер не удалось. Зато сейчас мы приехали на все лето. Будем жить на даче. Мальчишкам здесь будет хорошо.

Перелет Ромашка перенес прекрасно. Еще бы… он все время был на руках у Марка. Марк так нежно относится к младшему брату. Возможно это сказывается воспитание, а может быть чувство вины за отца перед малышом.

Рейс был ночной. Во время посадки поспать Ромке не удавалось, он вертел головой в разные стороны. А в самолете усталость и ночь взяли свое, мой малыш уснул на руках у Марка. Так и летел всю дорогу.

Тетки на соседних сиденьях перешёптывались: «Надо же, какой папаша молодой. И что такие молодые в таких находят?». «В таких», наверное, они меня имели в виду.

Марк то с братом возится. А вот что Генрих во мне нашел?.. Провожая нас в аэропорту, очень хотел приехать к нам в Питер, но я не разрешила. Потом очень сложно мамуле будет это все объяснить».

В самолете, после того, как уснул Ромчик, Даша хотела взять сына на руки, дав возможность Марку отдохнуть.

— Нет, Даша, я не устал. Он такой славный. Обидно, что видимся редко. Неужели я таким же был? Даже не верится.

— Все детки славные. Глебушка таким же был, — задумчиво ответила Даша, аккуратно потрепав спящего рядом Глеба по голове и поправила плед.

— Даша, а почему ты отказываешь Генриху? Он тебя любит и готов взять тебя в жены.

— Марк, ты специально сейчас такой разговор завёл, точно зная, что выгонять тебя некуда, и треснуть не смогу, Ромку на руках держишь, — улыбнулась Дашка.

— Даша, я серьезно. Ведь папа может не вернуться к тебе, хотя и любит очень сильно.

— Вот и я его люблю, поэтому другого мужчины рядом со мной не будет.

— Можно я папе скажу, что у него в России растет прекрасный сын?

— Только попробуй. Я хочу, чтобы он вернулся ко мне. Понимаешь? А вернувшись ко мне, получил еще и сына, — Даша сказала это очень тихо, но Марк услышал и понял все.

Предчувствие…

Дашка была счастлива, имея таких двух мальчишек. Они были всей ее жизнью, она жила ими. Но рядом всегда находился Генрих, три раза в год приезжал Марк. Ромка рос, Глебушка во всем помогал маме. Все было хорошо, но…

Но Даша интуитивно готовилась к худшему. Почему? Даже себе Даша объяснить не могла. Было предчувствие. Бабушка ей всегда говорила, что предчувствие — язык ангела, который не следует игнорировать. Вот она и прислушивалась к своим догадкам, обращала внимание на свою интуицию, не прогоняла случайные мысли, озарения или идеи. Уважала эти подсказки, искала в них лучший совет.

Из дневника:

«Появилось какое-то новое чувство тревоги. Даже объяснить и описать не смогу…

Душа болит… Прямо на части разрывается… Что-то такое гложет, но, что именно — не понятно… Просто какая-то странная боль вперемешку с холодом, пустотой и тоской…

Могильный холод, пустота и одиночество вокруг…

Уже несколько раз просыпалась от этого леденящего душу страха…»

И предчувствие ее не обмануло, не подвело. Рушиться все начало постепенно.

Летом в Екатеринбург переехали Наташка с Андреем. У них дочка поступила в университет, и ребята решили переехать к ней. Притом это был родной город Наташки, и она мечтала туда вернуться, но Андрей раньше не соглашался, а сейчас предложил сам. Так Дашка лишилась лучшей подруги, от которой у нее не было секрета.

Осенью не стало сначала соседок бабушки Мани, а затем и самой бабушки Маши, они ушли одна за другой. Дарья к бабушке так привыкла за эти годы, считала ее своей родной бабушкой. Постоянно бегала к ней в гости уже живя в квартире. Последний вздох тоже приняла, сидя у больничной койки.

Через пару месяцев слегла Лия. Борис Яковлевич сразу сдал. Дашке казалось, что у них одна жизнь на двоих и друг без друга они не смогут. Лию положили в больницу, обследовали, но диагноз был неутешительным. Онкология, четвертая стадия. После курса химиотерапии Лие Марковне стало лучше. Ее выписали домой, но все знали, что это ненадолго.

Генрих

Наступил новый год. Генрих уговорил Дашку сходить в ресторан.

— Дашка, пошли. Тебе нужно отдохнуть и развеяться. Притом, когда ты еще себе это сможешь позволить? Сейчас мальчишки под присмотром мамы. Это же вообще шикарно.

Он и раньше приглашал ее в ресторан, но Даша всегда говорила, что не может оставить детей одних, какой это отдых, если мозг постоянно в напряжении.

Сегодня Даша согласилась. Хватит, уже прошло больше трех лет, как уехал Герман. Сколько можно…

Новый год встретили у Бориса Яковлевича и Лии Марковны. Мамуля с мальчишками осталась ночевать у них. Даша обещала их забрать на следующий день, когда проснется после ресторана.

Это был их первый выход с Генрихом в свет городского общества, которое она покинула, как только из ее жизни исчез Герман, хотя она продолжала общаться со всеми их общими знакомыми. Отношения с ними у нее не особо изменились, но к себе близко она никого не подпускала. Просто знакомые и точка.

Музыка и хорошее вино помогли Даше расслабиться. Она танцевала с Генри и даже начала отвечать на его улыбки улыбкой, но все это очень сдержанно и аккуратно, ничто в ее поведении ничего ему не обещало. Но, Генрих не торопил события, он учился ждать. С ней он учился ждать, будь на Дашкином месте другая, давно бы была в постели с ним. Обычно он был нетерпелив и требователен.

После ресторана, уже под утро, Генрих проводил Дашу домой. В прихожей он поймал ее руку и привлек к себе.

— Дашка, будь моей. Женой. Любовницей. Кем скажешь… Только будь моей… Не могу больше без тебя… — тихо, но властно, прошептал он.

Он почувствовал, как сразу изменилась Дарья, как замерла, боясь пошевелиться.

— Могу быть только подругой или сестренкой, извини, — прошептала она в ответ.

Она стояла, прижавшись спиной к стене, боясь пошевелиться и поднять на него глаза. Нет, она не боялась Генриха. Она боялась себя. За эти три года она не смогла забыть Германа, не смогла отпустить его образ из своего сердца. Она мысленно часто разговаривала с ним. А Генрих так напоминал брата, особенно в полумраке прихожей. Он не разрешил включить верхний свет.

Даша, разговаривая с Генрихом, очень боялась назвать его именем брата. Оно уже несколько раз слетала с ее уст… Это было позволительно в начале, но сейчас… По истечению столького времени и сделанного для нее и мальчишек Генрихом, это было недопустимо. Она это понимала. В разговоре она себя контролировала, а в постели контролировать не сможет. Она это знала. Поэтому — нет.

Генрих стоял напротив ее, упираясь руками в стену над ее плечами. Он не прикасался к ней столько времени, но дальше выдержать этого не мог. Генрих наклонился и попытался поймать ее губы своими губами.

Дашка не шелохнулась, не отвернула голову, но и не поцеловала в ответ. Она хотела и боялась этого одновременно. Она просто разрешила Генриху дотронуться до себя губами. Он это понял. Ему этого было недостаточно. Он прорычал и с силой впечатал в стену кулак, так, что содрогнулась вся стена. Но эта хрупкая и беззащитная женщина не шелохнулась.

— Извини, Генри, не могу, — тихо прошептала Даша и беззвучно заплакала.

Ее слезы он увидел впервые с того вечера, когда узнал, что она беременна. Эта сильная женщина снова стала слабой и беззащитной, он снова бережной прижал ее к себе.

— Тише, Дашенька, тише. Извини. Нет, так нет. Но я не перестану любить тебя.

Он сказал это тихо и спокойно, но Дашка услышала в его голосе обреченность.

Через несколько дней Даша попыталась вернуться к этому разговору, но Генрих ее остановил:

— Ничего не нужно объяснять, Даш. Я все понял. Друзья, так друзья. Но любить тебя, ты мне запретить не сможешь. Это не в твоей власти и даже не в моей.

И снова все осталось как прежде, он приезжал на выходные, помогал с детьми, продолжал заботиться о них.

В марте он снова попытался вернуться к этой теме. Они сидели на диване. Мальчишки уже спали. Генрих не ушел к себе. Он иногда оставался ночевать у нее в квартире, здесь на диване.

Фильм закончился, Дашка достала комплект постельного белья для Генри.

— Дальше сам или мне помочь?

— Помочь…

Он разобрал диван, она помогла управиться с наволочкой и уже хотела уйти к себе, как Генри преградил ей путь.

— Дашка, услышь меня… Не могу без тебя… Я не знаю, как мой старший брат справлялся со своими тараканами. Я так не умею. Я …

Он настойчиво поцеловал ее, не смотря на ее слабое сопротивление. Прижал к стене, понимая, что до дивана сегодня не дойдет. Он целовал и ласкал ее тело, но ответа не было.

— Генрих, не надо. Ты нравишься мне, ты мне дорог, но люблю я его, живу им. До сих пор… Я боюсь назвать тебя его именем… Это неправильно, — прошептала она между поцелуями.