Сбиться с ритма

— Расслабься, ладно? Мне нужны твои расслабленные руки.

— Ни одна женщина не сможет в таком положении, — бормочу я.

С едва заметным движением бедер он стонет, его губы находят мое ухо.

— Рядом с тобой невозможно быть расслабленным.

Я дрожу от сочетания его теплых слов и растущей жесткости под моей задницей. И благодарна за то, что отвлеклась, когда он сует мне в руку палочку, а затем обхватывает мою кисть своей теплой, большой рукой. Ведя себя так, словно я не более досадная помеха, чем перышко у него на бедре, Райдер начинает играть песню. Его длинные, сильные пальцы сжимаются вокруг моих, когда он ударяет по разным барабанам, как будто они являются продолжением его собственного тела.

Через несколько секунд Крис и Итан присоединяются, и моя улыбка должно быть такая же глупая, какой кажется.

Так вот каково это — играть. У моей мамы никогда не было денег на уроки музыки, и моя государственная школа в Джексонвилле, где я выросла, исключила музыку из своего списка факультативных занятий. Но музыка провела меня через самые мрачные времена в моей жизни, и я всегда задавалась вопросом, каково создавать ее. Теперь я знаю.

В течение следующих нескольких минут мы играем что угодно, от Адель до «Пантеры». Райдер вкладывает мне в руку вторую палочку и использует меня, как какую-то куклу-чревовещателя на барабанах. Я дважды роняю палочку, смеюсь, напрягаюсь и пропускаю несколько ударов, и в конце Райдер обнимает меня за талию, пока я пытаюсь играть сама.

— Намного сложнее, чем кажется. — Я кусаю губы и сосредотачиваюсь на выполнении отдельных действий каждой рукой и каждой ногой.

Он утыкается носом в мой затылок, покрывая мою кожу легкими поцелуями, которые никто другой не может увидеть, и заставляя меня дрожать снова и снова.

В конце концов Крис уходит, чтобы по FaceTime встретиться со своей семьей, и Итан следует за ним, полагаю, чтобы избежать моей ужасной игры. Когда он закрывает за собой дверь, я понимаю, что парень оказывает своему другу неоценимую услугу, или, может быть, Райдеру удалось невербально незаметно потребовать немного уединения, пока я была сосредоточена на своем уроке.

Райдер похлопывает меня по бедру.

— Встань.

Я подчиняюсь, и он поворачивает меня лицом к себе, а затем усаживает обратно к себе на колени верхом. Все еще держа барабанные палочки в руках, я скрещиваю запястья за его шеей.

— Забавно, я представляла нас в таком же положении, когда впервые заглянула сюда.

— Неужели? — Он утыкается лицом мне в шею и проводит губами по чувствительной коже под моим ухом. — Мы должны быть в отеле через… — Он отстраняется и смотрит на ближайшие часы. — Два часа. На этот раз я не откажусь от своей собственной комнаты, чтобы остаться с Итаном. — В его голосе есть мрачное обещание, которое также звучит как предупреждение.

Я выгибаю спину и плотно прижимаюсь своим торсом к его, заставляя его стонать и сжимать мою задницу.

— Так что, думаю, это означает, что мне придется жить в одной комнате с Итаном или Крисом.

Его пальцы болезненно впиваются в нежнейшую плоть моего зада.

— Нет, если только ты не хочешь, чтобы я убил их обоих.

Кто знал, что у белокурого богатого паренька будет собственническая жилка?

Я наклоняю голову, открывая шею, когда он лижет и пробует на вкус мою кожу.

— Это было бы плохо для группы.

— М-м-хмм… — Он прикусывает мою губу, и я тянусь к нему для поцелуя, но он лишает меня этого и расточает внимание на мою челюсть.

— Ты злой, — шепчу я.

— Терпение.

Единственное, что мягче его губ — это его язык, когда он чередует их в бесконечной пытке.

— Полагаю, я могла бы остаться с тобой. Приму удар на себя.

Его большие, сильные руки скользят по моей спине, прижимая меня к нему.

— Единственное, что ты примешь — это я.

Наконец его рот накрывает мой, и я вздыхаю со сладким облегчением, когда его язык проникает в мой рот. Этот поцелуй не наполнен жаром и настойчивостью, как прошлой ночью, это медленное соблазнение, преднамеренное поддразнивание с обещанием грядущего невообразимого экстаза. Я бросаю барабанные палочки Райдеру за спину, чтобы провести руками по его шелковистым волосам, прижимаясь губами к его губам в обжигающем поцелуе, от которого у нас обоих перехватывает дыхание.

Его лоб прижимается к моему, его пульс учащается в такт ударам моего собственного бьющегося сердца.

— Я не могу насытиться тобой.

— У нас была одна ночь, и ты уже получил больше, чем я когда-либо планировала дать.

Он убирает одну руку с моей спины, чтобы обхватить мою челюсть.

— Я не сдамся, пока не получу все.

Я с трудом сглатываю.

— А потом? После того, как ты заберешь все, что я могу дать?

Немного вожделения, которое кружилось в его взгляде, исчезает, и его голубые глаза смотрят на мои.

— Затем я возьму больше.

Я закрываю глаза и качаю головой.

— Райдер.

— Скажи мне, о чем ты думаешь, что заставляет тебя вот так закрываться?

Держу глаза закрытыми, потому что мне невыносимо видеть разочарование, когда я говорю:

— Как только ты все узнаешь, то, возможно, больше не захочешь меня.

— Испытай меня.

Он звучит так уверенно. Я открываю глаза, смотрю в его глаза и спрашиваю:

— И ты поделишься со мной всем о себе? — Я провожу рукой по его плечу, чтобы коснуться сердца, того самого места, где у него на коже написано женское имя — единственный кусочек чернил, который я видела на его теле. Это кто-то настолько важный, что ее имя врезалось в его плоть, и все же Райдер отказывается говорить о ней.

— Не многие знают об этом. — То, как он это говорит, звучит как извинение. Прости, Джейд, но это единственное, чего ты никогда от меня не получишь.

— У тебя татуировка. Ты должен был предположить, что люди будут спрашивать.

— Просто потому, что они спрашивают, не значит, что они узнают.

— Рейчел спрашивала?

— Да.

Его быстрый ответ заставляет меня откинуться назад и моргнуть.

— И ты ей не сказал?

Выражение его лица остается холодным, когда он качает головой.

— Люди делают свои предположения, а я не считаю нужным их исправлять. Единственные люди, которые знают — это моя семья, и они не рассказывают чужих историй.

С этим признанием между нами встает невидимая стена.

— Если тебе позволено, чтобы одна часть оставалась только твоей, разве мне не позволено то же самое?

Он обдумывает это с минуту, его красивые губы слегка кривятся, делая его похожим на мужскую версию своей матери, жесткую, но красивую.

— Хорошо. Это справедливо.

Меня охватывает разочарование. Я надеялась, что ультиматум заставит его признаться в том, что для него значит Рози. Надеялась, что тогда я тоже раскрою все свои секреты, и он все равно захочет быть со мной.

Я еще раз напоминаю себе, что для нас не существует счастливого конца.

Только один неизбежный конец.