Сбиться с ритма

ГЛАВА 28

РАЙДЕР

— Ты наелась? — Мои глаза широко распахнуты при виде двух порций цыпленка с апельсиновой цедрой, с которыми Джейд быстро расправилась.

— Я действительно была голодна. — Она сложила руки на животе, ссутулившись на диване рядом со мной.

— Хочешь пива? — Я беру пустые контейнеры, чтобы отнести на кухню.

— Нет. Спасибо. Я буду воду.

— Уверена?

Она ковыряет этикетку на бутылке с водой.

— Да.

— У меня есть вино.

— Нет, спасибо, не нужно.

Я беру пиво для себя и присоединяюсь к ней на Г-образном диване. Ее спина подперта подушками, а ноги приподняты, а я опускаюсь на диван, прямо у ее ног.

— С чего ты хочешь начать?

Она садится так высоко, как только может, с приподнятой лодыжкой.

— Ты уже знаешь, что я была медсестрой в Массачусетсе. Я встречалась с врачом, который сказал мне, что развелся. Он никогда не проявлял публичной привязанности, потому что не хотел, чтобы люди в больнице знали, что он встречается так скоро после развода. — Она качает головой. — Это должно было насторожить меня. Мы проводили все наше время в моей квартире или в моем районе. Я была слишком глупа, чтобы понять, что происходит на самом деле.

— Ты не глупая. Тебя просто обвел вокруг пальца тот, кто знал, что делает. Ты не можешь винить себя за то, что поверила ему.

— Может быть. — Ее взгляд останавливается на закате за окном позади меня. — После смерти моего брата мама так и не оправилась от своего горя. Не имея денег, чтобы отправить кого-либо из нас в колледж, она всегда поощряла армию, поэтому чувствовала себя виноватой. Вскоре после его похорон она начала жаловаться на боли в спине и подсела на отпускаемые по рецепту обезболивающие. — Джейд задумчиво покусывает нижнюю губу. — В глубине души я всегда знала, что боль в спине — это действительно эмоциональная боль. Ей хотелось оцепенеть. Я ее не виню. В любом случае, она не могла работать, поэтому я посылала ей деньги. Она не хотела, чтобы мой другой брат знал, в каком она состоянии. В конце концов врачи перестали продлевать ей рецепт. Я упомянула об этом своему парню, доктору, подумав, что, может быть, он мог бы выписать таблетки, просто чтобы помочь ей, пока она не вернется на работу. На самом деле он никогда не говорил «да», но сказал, что у него в столе лежит заранее подписанные бланки. Я воспользовалась этим, заполнила несколько и отправила ей. Четыре недели спустя я узнала, что у нее передозировка.

— И ты чувствуешь себя ответственной за ее смерть. — Это объяснило бы, почему она так мало думает о себе. — Но это не так. Ты ведь это знаешь, верно?

— Знаю. Я имею в виду, на каком-то уровне, конечно, знаю. Но не могу отделаться от мысли, что мама все еще была бы жива, если бы не я. Я была так расстроена, когда узнала об этом, что заявилась в дом своего бывшего. Он стоял в дверях, целуя свою жену, и было ясно, что они не развелись. Когда он увидел меня, наши глаза встретились, и в них не было узнавания. Он посмотрел на меня так, словно никогда в жизни меня не видел.

— Господи…

— Затем он сказал своей жене позвонить в полицию. «Скажи им, что у нас на пороге черная женщина». — Она невесело смеется. — Я превратилась из женщины, которую он любил, в черную женщину? Как только его жена вошла внутрь, чтобы позвонить в полицию, он бросился ко мне и сказал: «Если ты разрушишь мой брак, я сдам тебя за кражу и выписывание рецептов».

— И он это сделал?

— Нет. Он сказал, что, если я сдам свою лицензию медсестры, он сделает вид, что этого никогда не было. В тот момент, думая, что я убила свою собственную маму…

— Джейд.

— Я с радостью отдала ее. Я не заслуживала быть медсестрой. Потом уволилась с работы, а они продолжали звонить мне, чтобы я приехала за мамой, иначе ее похоронили бы на какой-нибудь грязной стоянке вместе с остальными невостребованными мертвецами в Лос-Анджелесе. Я взяла те небольшие деньги, которые у меня остались после того, как я содержала себя и маму за счет своей зарплаты. Я продала все, что могла, взяла только то, что могла унести, и на следующий день села в автобус, отправляющийся в Лос-Анджелес из Роли. Мне пришлось попотеть, чтобы добраться туда вовремя, и я так устала. Мне нужно было убить два часа до отхода автобуса, и я заснула. Когда проснулась, моей сумки не было. Мне некому было позвонить, не было телефона, которым можно было бы воспользоваться, поэтому я ходила из приюта в приют, путешествуя автостопом так далеко, как только могла, пока…

— Пока не столкнулась с нами.

— Да.

Я потираю лоб, стараясь быть осторожным со швами.

— Это очень печально.

— Это еще не все.

Мой желудок сжимается от серьезности в ее голосе.

— Ты спросил, почему я сбежала из больницы? — Ее голос срывается от эмоций.

— Да.

— Когда доктор вошел, чтобы поговорить со мной во второй раз…

Киваю, вспоминая, как сильно я не хотел оставлять ее, когда он попросил меня оставить их наедине.

Ее лицо бледнеет, а плечи распрямляются, как будто она ожидает приближающегося удара.

— Он сказал, что я беременна.

ДЖЕЙД

Когда я сообщила Райдеру новость о том, что беременна, я ожидала замешательства. Может быть, разочарования. Полагаю, я даже могла бы понять гнев.

Единственной реакцией, которую я не ожидала, это счастья.

В ту секунду, когда эти слова слетели с моих губ, глаза Райдера расширились от удивления, словно я делилась с ним секретом жизни. Затем его губы медленно приподнялись, и теперь он смотрит на меня так, словно я сосуд для какого-то святого существа, посланного спасти мир.

— Ты беременна. — Не вопрос, скорее, он пробует слова на своем языке, давая им время осмыслиться. — Мы всегда предохранялись, не то чтобы я жалуюсь. Я знаю, что такие вещи случаются, но… беременна. — Его улыбка становится шире.

Мой желудок опускается до кончиков пальцев ног.

— Рай…

— Я не думал, что готов быть отцом, но я справляюсь. Нет, я более чем уверен, что у меня хорошо получиться. Отлично справлюсь с этим. — Он бросается на меня, стараясь не зацепить мою поврежденную лодыжку. Обнимает меня и целует, нежно и с такой заботой, что у меня на глазах выступают слезы. — Не плачь, детка. У нас будет ребенок, и мы будем семьей…

— Он не твой. — Теперь я действительно плачу.

Счастье сползает с его совершенного лица, заставляя уголки его рта опуститься. Внезапно дернувшись, он почти оказывается в дальнем конце дивана.

— Не мой?

Я сажусь прямо, желая схватить его и притянуть обратно в свои объятия.

— Теперь ты видишь! Я говорила тебе. Ты мне не поверил, но я тебе говорила!

Его глаза стекленеют, как будто он борется со слезами.

— Что ты мне говорила?

— Что я тебе не подхожу. Я убила свою собственную маму. — Я задыхаюсь от собственных слез. — Я беременна ребенком от женатого мужчины!

Райдер выглядит разбитым, а его глаза продолжают наполняться влагой, и я несу за это ответственность.

— Такие вещи просто случаются со мной. Я имею в виду, что не хочу причинять людям боль, но, кажется, куда бы ни пошла, я оставляю разрушение позади.

Его взгляд останавливается на моем животе.

— Как долго… — Он сглатывает. — Какой срок?

Мое сердце замирает.

— Доктор сказал, десять недель.

— Что ты собираешься делать?

— Я не знаю.

Райдер откидывается на спинку дивана, ноги раздвинуты, плечи опущены, и он смотрит в никуда. Тишина тянется между нами, кажется, целую вечность.

— Я хочу, чтобы ты знал, если бы моя жизнь была другой, и я была достойна такого мужчины, как ты, то не воспринимала бы тебя как должное. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, на равных, я бы полюбила тебя. И я бы чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире, если бы получила твою любовь в ответ.

Мужчина продолжает смотреть на пустую стену в другом конце комнаты. По выражению его лица не понятно, услышал ли он хоть слово из того, что я сказала.

— Райдер?

Он моргает, затем переводит свои наполненные слезами глаза на меня.

— Я собираюсь лечь спать.

Киваю, не доверяя своему голосу.

Он встает с дивана и направляется к лестнице, как будто на нем свинцовые ботинки. Я сдерживаю рыдания, отказываясь плакать перед человеком, который проявил ко мне больше понимания и сострадания, чем кто-либо другой. Поднявшись на три ступеньки, положив руку на перила, Райдер поворачивается и смотрит на меня.

Задерживаю дыхание, ожидая, что он скажет мне уйти к утру или, что еще хуже, потребует, чтобы я ушла немедленно. Меньшего я и не ожидаю. Я заслужила это. Его глаза слегка прищуриваются, и я напрягаюсь.

— Ты идешь со мной?

— Ты хочешь… Я имею в виду… меня?

Он наклоняет голову, сжав свои идеальные губы.

— Да.

Комок в моем горле увеличивается, а дыхание вырывается из груди, когда я спрашиваю:

— Ты уверен?

Выражение его лица смягчается.

— Давай, тебе понадобится помощь, чтобы подняться по лестнице.

— Я могу спать здесь, внизу…

— Нет. — Он качает головой. — Я хочу, чтобы ты была в моей постели.

У меня на кончике языка вертится: «Но как насчет всего, что я тебе только что сказала? Ты что, не понимаешь? Ты не хочешь меня! Ты можешь найти намного лучше!» Но я прикусываю язык, потому что хочу… Нет, мне необходимо быть рядом с ним. Всего на одну ночь.

Я хватаю костыль и, прихрамывая, иду к ступенькам. Он забирает его и наклоняется, чтобы закинуть мою руку себе на плечо. Я не могу оторвать взгляд от его лица, разбитого лба, порезов и царапин на челюсти и шее, когда он поддерживает меня, направляя на второй этаж своего дома.

Мы не разговариваем, пока он подводит меня к своей кровати, откидывает толстое одеяло и следует за мной, когда я забираюсь внутрь. Мои глаза горят, и я смахиваю слезы со щек, прежде чем положить голову на его подушку. Простыни пахнут им — пряно и слегка сладковато. Его большое тело прижимается ко мне сзади, его рука обнимает меня за талию, и я задыхаюсь, когда Райдер кладет ладонь мне на низ живота.

Новые слезы подступают к моим глазам и собираются на ресницах.

Я накрываю его руку своей и цепляюсь за тепло его крепкой поддержки, зная, что это будет последний раз, когда Райдер прижмет меня к себе.

К утру он придет в себя.