Во всем виновато шампанское

Сейчас я знал, что любой проблеск гордости будет уничтожен.

― Как он сегодня? ― спросил я Джеймса, санитара, который чаще всего работал с дедушкой.

― Лучше. ― Его ответ быстро сменился гримасой, которая заставила меня поморщиться вместе с ним, представляя, что произошло. ― Два дня назад ― не очень.

― Что случилось?

― У меня были семейные дела, а у Ашера был выходной, ― объяснил он, имея в виду другого санитара, который помогал ему. ― Так что с ним работала Джейн.

― Черт, ― простонал я, проводя рукой по лицу.

― Он э-э... это был не самый удачный день для нее.

Он потер затылок, словно одно только воспоминание об этом вернуло напряжение. Я могу это понять.

― Что он сделал?

― Вы же знаете, что это не его вина. Его мозг... он... он теперь другой.

Я оценил попытку Джеймса уйти от ответа и попытку сгладить произошедшее.

― Знаю. Но от этого не легче.

― От этого никому не становится легче. Наблюдать за угасанием чьего-то разума тяжело, а наблюдать, как он в процессе становится совершенно другим человеком, невозможно. Если вы когда-нибудь захотите поговорить...

Он не закончил фразу, как всегда, ожидая, что я приму его предложение. Как всегда, я покачала головой.

― Что он сделал?

― Он накинулся на нее. Вышел из себя.

― Господи.

― Он погнался за ней, когда она выбежала из комнаты.

― Ох, черт.

― Ага. Она в порядке, и Чарли извинялся много раз. Заказал цветы и шоколад, склоняет голову, словно побитая собака, всякий раз, когда она появляется рядом.

Я закрыл глаза, ожидая, что на поверхность выйдет гнев, как происходило каждый раз, когда узнавал о влиянии деменции на его поведение. Вместо этого я испытывал боль.

Я больше не мог мстить. У меня не было жены, ради которой мог бы держаться.

Нет, я остался с тем, с чем есть, и мне осталось только смириться, и это причиняло боль. Теперь я остался со знанием того, что у меня было все. Я знал, что, если заберу компанию Лоренцо, это не вылечит дедушку, но я надеялся, что это... не знаю. Облегчит груз, давящий на меня. Возможно, с этим было бы легче справиться ― понять и принять. Вместо этого я все еще был зол и хотел, чтобы все это исчезло. Я злился, что теряю его, он ускользает сквозь пальцы, словно песок.

Возможно, это моя карма. Я терял людей, которых любил.

― Спасибо, Джеймс, ― сказал я, отгоняя меланхолию в сторону.

Дедушка уже достаточно себя наказал; ему не нужно, чтобы я смотрел на него с разочарованием.

― Привет, дедушка, ― сказал я, входя в комнату.

― Привет... эм... черт.

― Ни...

― Николас. Вот. Я постоянно проговариваю твое имя.

― Я делаю то же самое, ― сказал я, но мы оба знали, что я не испытываю трудности с запоминанием имен. У меня был острый ум ― такой же, как и у него раньше.

Он неловко рассмеялся, прежде чем взглянуть на меня. Склонив голову набок, нахмурил седые брови.

― Что случилось, Николас?

Опустившись в кресло напротив его дивана, я выдохнул, откинувшись назад, словно сдувающийся воздушный шарик.

― На прошлой неделе я купил «Mariano Shipping».

Как я и представлял, в его глазах промелькнула искра гордости, после чего он разжал губы и покачал головой. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но прежде, чем он это сделал, я признался во всем ― сорвал, словно пластырь.

― И Вера узнала об этом в ночь нашего возвращения ― мы столкнулись с ее отцом в холле. Она не разговаривает со мной с тех пор, как ушла.

Он закрыл глаза и медленно покачал головой. Это напомнило мне ту ночь, когда я разбил машину, мне было пятнадцать лет. Я хотел, чтобы он накричал на меня. Хотел чего угодно, только не разочарования. Как и тогда, я опустил голову и уставился на свои сомкнутые ладони.

― Ты пытался с ней поговорить?

Мои глаза забегали туда-сюда, я поморщился, вспомнив о единственном сообщении, которое отправил с просьбой поговорить ― и на которое она не ответила.

― Нет.

Он тихо рассмеялся, и я снова вздрогнул. Наступила тишина, и я трусливо опустил голову. Николас Найтли Раш, генеральный директор «K. Rush Shipping», альфа-самец, господствующий в судоходной отрасли, больше не сидел на диване. Нет, Нико, мятежный подросток, сидел напротив дедушки, испытывая чувство стыда.

― Ты знаешь, что твоя бабушка сыграла большую роль в компании, чем все думают. Возможно, она и не работала в компании, но она была моим личным советом директоров. Я обращался к ней практически по всем вопросам, и она знала все тонкости и нюансы потому, что была моей женой и постигала все по мере взросления. Но так было не всегда.

Мне сложно себе представить, что так было не всегда. Эта женщина носила жемчуг и всегда была на высоте, ее уверенность в себе была подобна ауре, которая следовала за ней повсюду, заставляя людей обращать на нее внимание. Она воспитала мою маму, вложив в нее те же качества. Отец был достаточно сильным человеком, но я перенял силу от двух женщин, воспитавших меня.

― Парень, ― начал он, смеясь. ― Я принял деловое решение, которое она советовала не принимать. Сделка была слишком хороша, чтобы отказаться от нее, даже если при этом пострадает несколько человек. Это бизнес. Но Диана? Ух, парень. Она говорила не делать этого, но я все равно сделал. Убедил себя, что знаю лучше ― что она не разбирается в этом. Но затем она спросила меня напрямую, и я не мог сказать ей ничего подобного в лицо, поэтому солгал. Николас, когда твоя бабушка узнала, она не стала ругаться. Мы были женаты всего год, и она спокойно дала мне понять, что брак во лжи ― не брак, собрала вещи и ушла.

― Она бросила тебя?

Мои брови взлетели к линии роста волос. Я был свидетелем того, как бабушка и дедушка ссорились множество раз — я также наблюдал за тем, как они прощали друг друга, но никогда не видел, чтобы бабушка по-настоящему злилась. Никогда не видел между ними ничего, кроме любви.

― Ага. Из-за гордости я не преследовал ее целых три дня, но это произошло только потому, что я боялся, что она не вернется. Тогда были другие времена, и я рассудил, что, если нужен ей, она вернется ко мне. Затем я решил, что если она не вернется, то, должно быть, безумна, и со временем придет в себя. На третий день мой запал пропал, и я пошел к ней. Она открыла дверь с высоко поднятой головой, словно королева. Я извинился, а она спросила, за что. Скажу честно, это был не тот ответ, которого я ожидал. Она не бросилась в мои объятия, как я надеялся.

Я рассмеялся и не мог не представить, Веру, выглядящую точно так же ― с гордо поднятой головой.

― Что она сделала?

― Ну, когда я ответил, что сожалею о том, что солгал, она сказала, что этого недостаточно. Она не могла жить с преступником и мошенником. Бизнес бизнесом, но ей нужен муж, которому не чужды человечность и сострадание. Хлопнула дверью и не открывала ее в течение недели.

― Что ты сделал, чтобы вернуть ее?

Я сел на край дивана, с нетерпением ожидая ответа. Возможно, он подскажет, что делать. Возможно, у него были ответы, как не потерять Веру.

― Сначала я разозлился и снова напился. Потом подумал о том, что она сказала. Не только когда пришел к ней, но и раньше, когда она советовала не соглашаться на сделку. Нехотя признал, что она была права. И если бы я в это не верил, то не стал бы врать. Сделка была дерьмовым ходом ― я не хотел для нашей компании такого, и избегал смотреть правде в глаза ― она заставила меня взглянуть на себя со стороны, и увидеть человека, который проворачивает сомнительные сделки ради дополнительного дохода. Поэтому я солгал ей, усугубив проблему. Как только столкнулся с правдой, принялся все исправлять.

― Как? ― буквально взмолился я.

― Я отменил сделку. Отбросил жадность, потребность в победе и выбрал жену. Она не хотела быть замужем за лжецом, который пойдет на все ради победы, я любил ее настолько сильно, что не желал для нее такой жизни. Я не собирался отпускать ее, чтобы она нашла кого-то другого, поэтому изменился сам. Я отказался от сделки и пришел к твоей бабушке со смирением и договором, чтобы доказать, что буду тем мужчиной, который ей нужен. Я поклялся больше никогда не лгать, и только после этого она наконец простила меня.

― Я не могу вернуть компанию Лоренцо, ― заявил я. ― Он практически разорил ее, и, честно говоря, после того, как он обращался с Верой, я не горю желанием отменять сделку. Я собирался передать компанию Веране, но у меня не было возможности сказать ей об этом.

― Иногда нам не предоставляют шансов... мы должны использовать любой момент.

― А если она все же бросит меня. Если она не простит меня, заберет компанию и сбежит.

― Ахх, Николас, ― вздохнул он. ― Поступая правильно, ты не получаешь гарантии, ты делаешь все, чтобы она была счастлива.

Опустив голову, я провел рукой по шее, не довольный предоставленным выбором. Конечно, я хотел, чтобы она была счастлива. Но я хотел, чтобы она была счастлива со мной. Хотел наслаждаться жизнью, изо дня в день делая ее счастливой, ― хотел просыпаться и видеть ее лицо, покрытое веснушками и ямочками.

― Ты любишь ее?

Не потрудившись поднять глаза, я кивнул.

― А как же ― «мы едва нравимся друг другу?»

На этот раз я поднял голову и посмотрел на него застывшим взглядом. В его голосе слышалось ― «я же тебе говорил».

― Хочешь, чтобы я сказал, что ты был прав?

― Никогда не повредит.

Я застонал, а он, наклонившись вперед, погладил меня по плечу.

― Я понял это в тот момент, когда ты рассказал о ней. Увидел, когда произносили клятвы, но вы оба очень упрямы, и я знал, что вам предстоит долгий путь. Я надеялся, что ты смиришься и поймешь, что любишь ее больше, чем свою месть.

― Очевидно, ты слишком сильно веришь в меня.

― Правда? Думаю, ты сам во всем разберешься.

― Что мне делать?

― Ох, Николас, ― сказал он, смеясь. ― Тебе тридцать пять лет, и ты все еще приходишь ко мне за советом ― даже несмотря на мой полуразрушенным разум.

― Ты по-прежнему самый умный человек, которого я знаю.

Боль не позволила его улыбке достичь глаз, он осознавал, что с каждым днем становилось все хуже и хуже.

― Так или иначе, есть вещи, которые мы должны решать сами. Это учит нас не повторять ошибок.

― Дедушка...

― Ты самый умный человек, которого я знаю. Ты во всем разберешься.

Я хотел надавить еще, но пришел Джеймс и дал понять, что время вышло. У дедушки по расписанию терапия и ужин.

― Перестань думать о себе, Николас. Поставь себя на ее место и подумай, что ты можешь сделать для нее, не думая о себе. Отбрось гордость и будь уязвим, даже если это причинит тебе боль. В противном случае ничего не получится.

Эти слова преследовали меня всю дорогу домой. Я думал об этом всю ночь, выпив бутылку бурбона. Из-за этого я взял телефон и отправил сообщение, которое набирал и удалял множество раз.

Я: Прости.

Я напечатал еще как минимум десять.

Я скучаю по тебе.

Я все испортил.

Позвони мне.

Можно я позвоню тебе?

Я скучаю по твоему телу.

Перестань быть такой упрямой.