Математическая рапсодия

— Тогда… — Тошка насупилась и тяжело задышала. — Я требую судмедэкспертизы… Или как там у вас это называется… И опровержения на этом основании.

— Хорошо, — капитан пододвинул ей чистый лист бумаги и ручку. — Так и пишите. Не знаю, насколько это поможет, но сделаем всё, что в наших силах. ∞

— Значит так, не будем тянуть время. Все знают, о чём речь, — на лице секретаря комитета комсомола явственно читалось желание поскорее развязаться со свалившейся на него неприятной миссией. — Вадим, что можешь сказать в своё оправдание?

Вопрос прозвучал риторически: ну какие тут могут быть оправдания? Очевидно, что решение уже принято — и вовсе не здесь. Осталось лишь официально оформить его, со всеми положенными реверансами и ужимками. Но помирать — так хоть с музыкой.

— Могу сказать, что не понимаю причин вызова меня на ковёр, — губы Вадима сложились в ироничную усмешку. — Устав запрещает комсомольцам дружить с комсомолками?

— Слушай, ну хорош комедию ломать, — с усталостью в голосе отмёл его ёрничание секретарь, — Мы здесь не для того собрались.

— Да? Ну а для чего тогда? Нет, Кир, серьёзно. Именно комедию мы тут сейчас и ломаем. Все дружно. И ты сам прекрасно это знаешь. Ладно, давай поговорим о чём-нибудь более содержательном. Например, о твоих пяти безотказных методах соблазнения первокурсниц, что ты в «Метле» на моём дне рожденья излагал.

Одна из присутствующих девиц непроизвольно хихикнула — но под грозным взглядом председательствующего тут же сделала каменное лицо, и в комнате воцарилась недобрая тишина.

— Мы сейчас тебя обсуждаем, — глаза Кира разве что молнии не метали, — так что потрудись не уводить разговор в сторону. Растление несовершеннолетних — это не устав ВЛКСМ. Это уголовный кодекс.

— Понятно. Хочешь сказать, окажись «пострадавшая сторона» не Антониной, а Антоном, вы бы меня ещё и в гомосексуализме обвинили, для полного комплекта?

— И обвинили бы! Если бы на тебя за это дело завели. Вадька, ну правда, кончай этот балаган. Себе ты в любом случае уже не поможешь.

— Балаган ты устроил. Верю, что не по собственной инициативе, а по указанию «старших товарищей» — но это мало что меняет. И о каком таком «деле» ты говоришь? Я что-то не припоминаю.

— Мы копию заявления получили, — голос Кира звучал уже не столь уверенно. — Будешь отрицать?

— Зачем? О заявлении я слышал. А также о том, что в возбуждении уголовного дела по нему было отказано — за отсутствием состава преступления.

— Так тебя не судят? Почему сразу не сказал? Какого лешего ты нам тут попусту мозги канифолишь?! Нам, что, заняться больше нечем?

— А ты спрашивал? У тебя ж наверняка и резолюция о выгоне уже написана.

— Да пошёл ты к чёрту! Зря только собрались из-за тебя… Кто за то, что мер не требуется?.. Единогласно. Люция, занеси в протокол…

Но эта неожиданная победа не принесла радости. Скорее стало жаль Кира — хорошего приятеля с интернатских ещё времён. Которому наверняка влетит сейчас за то, что «не оправдал доверия»… Да и что эта комсомольская фронда изменит? На деканат впечатление если и произведёт, то лишь как красная тряпка на быка…∞

Не глядя на стоящую в дверях мать, Тошка укладывала в чемодан вещи. Она уже выплакалась и успокоилась, в душе остались лишь пустота и глухая злость.

— Тошенька, ну давай помиримся, я же не зла тебе желала… Не уходи, останься…

Она даже не повернула головы, словно и не услышала её. Эти попытки примирения начались на другой день после того, как Тошка, поборов гордость, швырнула перед ней на стол копию справки от гинеколога. У неё ещё теплилась надежда, что мама признает неправоту, заберёт заявление. Сходит в университет, объяснит, исправит всё… Только мать и не думала ничего этого делать. Не чувствовала за собой никакой вины. Наоборот, сама чуть ли не благодарности ждала за проявленную «заботу». Ну а Вадим… Как по ней, так и слава богу. С глаз долой — из сердца вон…

На сегодня ему было назначено «время „Ч“» — и Лена специально пошла с ним, осталась ждать в коридоре возле деканата, узнать результат…

— Вовка!

Брат явился на зов — по-прежнему замкнутый, непохожий на себя. Никто ей так и не объяснил, что же произошло там, в общежитии у Вадима. Лена сказала только, что всё нормально, и он не будет больше встревать…

— Помоги чемодан застегнуть. До бабушки проводишь?

— Конечно. Прямо сейчас?

— Да. Пошли.

Больше всего ей хотелось попрощаться с Леной — но та так и не вышла в прихожую. Очевидно, решила отсидеться в их с Вовкой комнате, от греха подальше…

— Папа, пока, — кивнула она отцу, подхватив с полу свой портфель. — Заходи в гости. — И впервые за последние несколько дней заговорила с матерью: — За себя я бы тебя простила. Но за то, что Вадима выгнали из аспирантуры, я не прощу тебя никогда.