(Не) твоя, или Свадьба вслепую

Ткнула парня в бок.

− С женой, − поправила я его.

На мужа я не смотрела. Видела лишь перед собой, как Ксения Аристарховна разговаривает с нами, также вынимает из обычных старых сковородок свежие круглые буханки белого хлеба. Вдохнула запах, который будоражил все рецепторы. Тут же вспомнились слова из стихотворения про хлеб: «Он пахнет пашней и грозой, Землей и утренней росой, Полями, медом, ветерком, Парным коровьим молоком; В нем – тонкий аромат лесной; Он пахнет раннею весной, Травой душистой, небом, стогом, – Хлеб пахнет жизнью, пахнет Богом…» Стояли перед всем классом и рассказывали заученные наизусть строки… Автора, к сожалению, не вспомнила…

− Можно краюшку? – само собой вырвалось из меня.

Видимо, бабушка оценила мои горящие и голодные глаза, что без лишних вопросов протянула мне горячий круглый хлеб вместе с вышитым полотенцем. Ну все ели грызли корочку свежего хлеба, не только я…

− Не спеши, сперва нужно пройтись водой, − пожилая женщина моими руками положила хлеб на стол, затем взяла эмалированную миску с водой, намочила в нём ладони и «погладила» хлеб. После накрыла полотенцем. – Подождём пару минут и можно будет пробовать.

− А зачем это? – мне стало любопытно. Впервые видела такое.

− Чтобы корка меньше крошилась потом, да и мякиш после умывания не будет таким уж и сухим, − объяснила мне Ксения Аристарховна.

Дальше она предложила сделать это мне на остальных буханках, трепетно показывая каждое движение, будто мы совершали какое-то таинство. Пока мы «обмывали» весь хлеб, мужчины покинули нас. К тому моменту, когда мы закончили и весь хлеб нежился под полотенцем, со двора был слышен периодичный глухой стук.

Тук! Тук! Тук! Словно кто-то, задумавшись, палкой стучал по дереву, будто на барабане играл. Ксения Аристарховна убирала посуду, когда как я подошла к окну и выглянула наружу. Открывшаяся моему взору картина поражала. Валентин стоял возле открытой двери сарая и вовсю махал топором. Дед был рядом, но был занят своим делом.

Мои глаза упёрлись в своего мужа. Он работал сглажено, не торопясь. Одной рукой ставил чурбак для колки на объёмный пенек перед собой, в другой держал колун. Затем хватался за орудие двумя руками, поднимал его над головой и опускал вниз. Образовавшиеся поленья разлетались в сторону. Валентин же брался за следующий чурбак. Он снял себя верхнюю одежду и был в одной футболке. И это в холодную осень!

Я продолжала следить за сосредоточенным лицом мужа. Я и не догадывалась, что Валентин умеет такие вещи, как рубка дров. Хотя, чему я удивляюсь, если он сам восстановил машину почти что с нуля. Значит, ему впору выиграть конкурс очумелые ручки и занять первое место. От таких мыслей невольно улыбнулась. Так и представила перед глазами, как он демонстрирует свои умения.

− Любуешься? – рядом со мной возле окна встала баба Ксения, как обращался к ней Валентин. – А он хорош! Правда?

Я молча кивнула. Это тебе не за полуголыми мужчинами в клубе наблюдать. Здесь мощь, сила, притяжение, воссоединение с природой. Вон как мускулы играют под футболкой, когда он напрягается, поднимая колун. Да и без невооруженного глаза видно, что Валентин в отличной форме. «И не доходяга!» − мысленно возразила я Ваське. Видела бы она его сейчас…

− Не стой столбом. Иди к нему, вон, кваском своего суженого угости. Поди умаялся, у него небось в горле уже пересохло, − захлопотала женщина и подала мне глиняный кувшин, накрытый вышитой салфеткой, и кружку. – Вон, платок мой теплый накинь на себя.

И сама же укрыла им мои плечи. Яркий, расписной, с бахромой. Такие обычно завязывают на масленицу, чтобы покрасоваться и привлечь внимание противоположного пола. Женщина открыла передо мной дверь. Не хватало только подтолкнуть меня в спину.

Во дворе замерла на одном месте. Не спешила сразу подходить к мужу и отвлекать его от работы. Он же старается. Старикам помогает. Но, видимо, мой взгляд на себе он почувствовал. Отложил колун, прислонив его к пеньку, и обернулся в мою сторону. Мне ничего не оставалось, как шагнуть к нему. Валентин встретил меня с улыбкой: обольстительной, обворожительной лукавой, по-мальчишески задорной.

− Красна девица, не дадите ли испить добру молодцу живой водицы? –и голос такой насмешливый.

− А добрый молодец спасет девушку от драконов? – подыграла я ему.

Но почему от драконов-то? Мы же не в придуманном фантазийном мире.

− Ради такой красоты готов сразиться не только с драконом, но и нечистой силой, − протягивая в мою сторону руку, проговорил он.

Налила ему полную кружку кваса.

− Каждый раз так помогаешь? – поинтересовалась я, оглядывая кучу расколотых дров.

− Почему бы и нет? С меня не убудет, а у них хоть немного, но жизнь облегчается. Ты можешь представить деда с колуном в руках? – я отрицательно покачала головой. – Вот и я нет. А мне не в тягость. Вместо силовой тренировки. Деньги на залы тратить не надо. Да и просто приезжать и покатать деда было бы скучно. Своих детей у них нет, рано ушли из жизни…

После слов мужа стало неудобно и дальше расспрашивать про стариков.

− А твой Руслан скоро приедет? – хотелось похвалить мужа, но как-то слова не шли. Да и не хотелось мне перед ним краснеть.

− У него смена до четырех вечера, − сообщил он и вернул мне кружку. – Спасибо вам, красна девица. Очень выручили меня своей живительной влагой, − и отвесил мне поклон.

Я хихикнула. Ну вот не позёр ли? Накрыла кувшин обратно салфеткой и собралась было уйти обратно в дом.

− А красна девица отблагодарит меня после? – Валентин выпрямился и шагнул ко мне.

Мне пришлось задрать голову, чтобы взглянуть ему в глаза.

Он сейчас шутит или говорит серьезно? Может, ему чистый деревенский воздух ударил в голову?

− Ты сперва докажи, что достоин благодарностей, − не растерялась я.

− Как мне идти на подвиги без стимула? – Валентин обнял меня и прижал к себе, приближая своё лицо к моему. – Требую оплату в долг.

И пока я не успела возразить, он накрыл мои губы своими.

Да, не иначе как деревенский воздух действует на нас совсем по-другому. В противном случае не знаю, как объяснить, что я отвечаю ему на поцелуй, тянусь к нему, вставая на носочки. Да ещё и руками чуть не обвила парня, роняя кувшин и обливая парня квасом. Как в фильмах, не хватило только поднимающейся ноги. Думаю, с такими темпами и до него недалеко.

Не знаю, долго ли продлился наш поцелуй, но прервал его Валентин. Уткнулся лбом и учащенно дышал.

− Если мы… если мы сейчас же не остановимся, то… то повергнем старичков в шок, − разговор давался ему с трудом.

Кое-как сумела сделать шаг назад от него. Муж нехотя убрал руки. Были видно и понятно, что в данную минуту он жалеет лишь об одном, что мы находимся здесь, а не дома у него или у меня. Я же под его внимательным взглядом сделала ещё один шаг назад, развернулась и, чуть не уронив из дрожащих рук глиняный кувшин и кружку, направилась в дом. Задержалась в сеняхІ, чтобы выровнять дыхание. Да и не хотелось мне появляться перед Ксенией Аристарховной опухшими от поцелуев губами и раскрасневшимися щеками. Было немного стыдно что ли. Ведь современная молодежь вовсе и не стеснялась показывать свои чувства на публику, лобызаясь друг другом где только можно и нельзя. Я поэтому ждала, пока хоть к лицу вернется нормальный цвет кожи. Когда я краснела, особо ничем не отличалась от вареного рака… И оставалось надеяться на добропорядочность хозяйки дома, что в отличие от меня, она не стала бы смотреть из окна во двор, как и упрекать меня этим…

Равномерный стук колуна тоже пришлось ждать некоторое время. Видимо, и Валентин приходил в себя после поцелуя. Отогнав мысли о нём, вошла в дом. Слишком часто он начал занимать все мои мысли. Не стоит подпускать своего мужа слишком близко. Наш брак фиктивный! Надо бы вспоминать об этом чаще, а то что-то расслабилась с этой поездкой в деревню.

Время до вечера мы убивали с бабушкой Ксенией вместе. Сперва она учила меня вышивать гладью, крестиком я ещё умела. После показала, как вязать спицами. Когда же свет от солнца поблек, мы обосновались на кухне: готовили ужин для мужчин. Никто из них в дом так и не заходил, пока мы были заняты женскими делами. Я тоже больше не стала выходить к Валентину, дабы напоить его. Вместо меня угостить квасом парня ходила Ксения Аристарховна.

И когда под окнами я услышала шум машины, чуть не выбежала на улицу. Остановило меня только то, что дед всё ещё не катался на тыковке. И он с нетерпением ждал момента, скорее всего, поэтому в дом и не заходил. Пока этого не случится, мы вряд ли выедем в город. Ведь дед так этого ждал…

Пришлось присесть обратно и ждать, когда меня позовут на выход.

− У-у-у, старый хрыч, смотрите, как бежит, как бежит, − отодвигая занавеску на окне не то ругала, не то улыбалась Ксения Аристарховна. – Пятки только сверкают. Даже ко мне на свидания в молодости так не бегал, как к своей рыжей развалюхе. Даже трость без надобности ему.

Я чуть не рассмеялась. Назвать тыковку на сегодня развалюхой – это то же самое, как черный цвет признать белым. Правда, я не знала, в каком состоянии его забрал Валентин от деда, но тыковка точно была не на ходу. Сейчас же она просто летала, хоть и не имела крыльев. Но я знала, что Ксения Аристарховна ворчит так для виду.

− Вот скажи мне, откуда у него такая любовь к этой машине? – обернулась ко мне Ксения Аристарховна. – Иногда аж ревность берет.

− Большинство мужчин любят машины, не только дед Тихон. В этом нет ничего удивительного. Они же с горшка с ними возятся, − вспомнила, как и папа их чуть ли не коллекционировал, но вовремя перешёл на книги.

Жаль, в его гараже не было ни одной нашей машины, все иностранные. Но мне так и не разрешил заиметь свою машину. Неудивительно, что я за такое короткое время успела прикипеть всем сердцем к тыковке.

− Ну так мы тоже игрались в куклы, но, тем не менее, не имеем же семеро по лавкам, что впору детский садик открыть, − ворчала пожилая женщина.

Я не понимала, делает это она из-за каких-то обид на деда или же так, для вида. Но уточнять не стала. Наверное, все ревнуют своих половинок к кому-то или к чему-то. Мы не идеальны и не роботы, к счастью. Своих чувств не стоит стыдиться. Только вот следовать этому было сложнее.

− Сейчас накатается, а ночью будет страдать, старый пень. Ему бы не машину водить, а лапти плести, − открывая верхний шкафчик и доставая оттуда коробочку с красным крестом, продолжала ворчать бабушка. – А мне всю ночь не спи, переживай за него. Знает же, дурень, что давление у него скачет и сердце шалит, но станет ли он меня слушать. Как только видит свою развалюху, то всё, дед потерянный человек для общества. Он вокруг этой ржавой железки хороводы водить готов.

Я прятала свою улыбку. Всё-таки Ксения Аристарховна ворчала для виду. Невооруженным глазом было видно, что сама она переживала, уже готовила лекарства для деда Тихона. Не в заботе ли о ближнем выражается любовь?

Мы не уходили из кухни. Там и сидели, разговаривая ни о чём. Но бабушка Ксения всё равно временами ругала деда, то и дело поглядывая в окно и причитая. Я не переживала. Знала, что если там Валентин, то всё будет хорошо. Он присмотрит.