Я, Яромир Гулливер

8. Межстоличная провинция на грани 19–20 веков. Канун третьей Гражданской

Зацвела майская сирень, её куртины покрылись благоуханными гроздями некого божественного дара. Дворище наполнилось истомой тепла и ожидания счастья. В эти сиреневые дни будто из глубин души Яромира всегда всплывало ожидание чуда. С годами это чувство не исчезало, приобретая всё новые оттенки. Ожидание чуда не покидало его и в обычные дни, в эти же, казалось, — чудо вот-вот явится, внезапно и без стука. Надежды на возвращение Ольги у Полистьева не исчезали, казалось, она могла бы открыть его дверь в любую минуту. Он желал этого, вспомнил, что прошло ровно девять лет как она впервые нашла его здесь.

Последний год обитания в гриднице этой башни давался ему с трудом. Зимой застудил там поясницу, поднимая тяжелые вёдра и дрова, «сорвал» спину. Однажды пришлось одолжить костыли. Работы в Музее продвигались. Выполненные им с Владом Решетниковым уникальные экспонаты заняли свои места в постоянной экспозиции. Правда, заметил, что на информационных указателях к этим экспонатам их имен, как исполнителей художников-реставраторов отмечено не было. (Что удивительно, — имён этих Мастеров, ныне уже признанных, «заслуженных и почётных» также нет). Но, что-то стало меняться, незримо происходить в той, казалось, уже уставшей, «правильной» советской стране. Хлопоча в одном из властных кабинетов, Яромиру намекнули на возможность получения им жилья. Позже предложили несколько вариантов на выбор. Ему захотелось где-нибудь неподалёку с Дворищем. Он свыкся с этим районом Торговой стороны, полюбил его несуетный внутренний, будто потаенный мир. Вечерами прохаживался по его тихим опустевшим улицам, вглядывался в окна первых этажей двухэтажных построек, наблюдал незамысловатую жизнь обитателей, радовался детским голосам. Почти каждый дом тут имел дореволюционную историю, своих ушедших в вечность владельцев. Как не по-доброму большинству из них пришлось с своё время «уйти». На некоторых домах появились скромные таблички ГИОП, вроде — «дом купца имярек, 19 век, памятник регионального значения, охраняется государством». Упоминание владельца, еще и как купца, да так публично было внове. Зачем это, неужели возвращается утраченная некогда гордость за достойных предков? С одной стороны это радовало, но с другой порождало вопросы. Ведь, такое «признание» — это вроде явки с повинной — думал Яромир. Почему собственность не возвращена? Теперь, конечно, наследникам-потомкам. Как можно сдавать в аренду или продавать, выставлять на торги чужую, по-сути, украденную собственность? Почему не принят закон о Реституции? Ведь, он торжественно принимался одним из первых во всех без исключения странах, стряхнувших прах «коммунизма». Сколько бед принёс стране тот кровавый зигзаг её истории, запаливший и раздувший в стране, уже третью разрушительную Гражданскую войну — снова «брат на брата». Полистьеву вдруг захотелось перенестись в этот провинциальный город еще той России, побывать там накануне разрушительного катаклизма 1917 года. Захотелось увидеть его граждан, понять уклад их жизни, прикоснуться к душам, чаяниям и радостям горожан. Кого просить, думал он, кто смог бы провести меня тут? Однажды белой ночью его просьба была услышана. Прогуливаясь, Яромир ощутил прикосновение теплой ладони к своему плечу.

— Я блаженный Фёдор, столько раз ты был тут рядом с местом моего земного Служения, горнего Успения и погребения у храма Георгия. Я знаю тебя, Яромир, вижу насквозь, радуюсь незамутнённости твоей трепетной, души и отзывчивому сердцу. Пойдем со мной, стану твоим поводырем, и нас никто не увидит». Он продолжил: «Я знаю — мы с тобой «одной крови». Ты, ведь, тоже по-своему блаженный, принявший эти тяжелые испытания во имя высокой миссии. Её ты ощущаешь как цель своей жизни, как приношение Всевышнему. Иначе, кто бы вытерпел все это? С твоими талантами художника, упорством и трудолюбием, — мог бы стать востребованным обеспеченным творцом прекрасного, с заказами не было бы отбоя. Но ты выбрал этот путь. Это тоже путь к Богу. Был ли мой путь таким же? Я долго раздумывал, оставшись сиротой. Оказался богат, был хорошо образован. Я мог бы успешно продолжить дело отца и на доходы торговли помогать людям. Но однажды мне показалось, что отказавшись от «материи», став простым нищим, блаженным я стану ближе к Богу, заслужу его доверие и право прямиком, без «секретарей и референтов» просить за слабых, обиженных и обделённых. Я сделал это, выдержал сколько мог живой человек из плоти и крови, — дожди и морозы, летнюю жару, моровые вспышки. Меня возвеличила церковь, канонизировала, возвела в круг православных святых. Но это сделали люди. Признал ли меня таким Бог, я не знаю. Хотел бы верить. Теперь я поручитель пред ним за грешных, заблудших, павших духом, творящих свой мирской подвиг. Тогда меня посчитали покровителем новгородской торговли. Да, я как мог способствовал ей. Капиталы нашего Торга росли, многие купцы становились «заморскими», с правом торговли «за морями», как вы говорите ныне — с правом внешнеэкономической торговой деятельности. Таким был и наш новгородский Садко — «заморский гость». Суть успешной торговли — это дешевле купить, успешней, с выгодой дороже продать. Однако, заметил, что привозимые из-за моря товары куплены там весьма дорого, а наше сырье продается там до обидного дёшево. Вроде демпинга. Почти все свечи европейских храмов изготавливались из русского воска, а, ведь, пасеки были и там. Получалось, что основной источник купеческого дохода это возможность скупать продукцию у наших производителей, конечно крестьян, почти задаром. Может, поэтому наши бедствовали, а в Европе простой люд жил гораздо сытней и краше. Мне это не нравилось, несмотря на немалые купеческие пожертвования церкви. Но я был призван Богом и много сделал для успеха нашего купечества. Помогал им советом, давал прогнозы, отогревал отчаявшиеся души. Нынче об этом никто не помнит, да, и лежу тут в «сырой» земле у храма Георгия на Торгу совсем забытый. Правда, кто-то и вспомнил, просит иногда совета, да ходатайств. А я, к сожалению, не всегда знаю как помочь, мал у меня случился мирской земной опыт. Не знал другого душевного тепла, любви кроме родительской. Жалею теперь. Добросовестно вслушиваюсь в эти просьбы, наполняюсь их трепетом, пытаюсь понять, но пока лишь молчу, мне нечего им сказать, да, боюсь и ошибиться, навредить, направить по ложному пути. Так и с тобой. Мне понравилась твоя Ольга. Знал, что ты любишь её, но просить Всевышнего о её любви к тебе даже нам не дано. Бог наделил каждого из нас чудесным даром — правом личного выбора. Её чувства к тебе — это выбор её сердца, и он неприкосновенен для других, даже святых вроде меня.

Давай начнём с твоей башни. Нынче она увенчана высоким шатром с булавой. Когда-то эту надвратную башню именовали Ярославовой или проездной башней Гостиного двора. Ты, наверное, в своей гриднице чувствуешь мощные земные токи, это не случайно. Много веков назад здесь тоже была башня с Вечевым колоколом, он возвещал о сборе новгородцев на вечевую площадь близ. Но мы перенесёмся в 19 век, тогда на этом месте сохранялись строения, возведенные в царствование Петра I. Назначение этих построек менялось и в 19 веке. Тогда в примыкающих к башне корпусах располагались уездные приходское мужское и женское училище, столярно-токарная мастерская, учебная переплетная, мастерская «рещицкой» и «выпильной» резьбы по изготовлению наличников и декора деревянных строений. Здесь учили работать также по металлу, изготавливали декоративные ограды, водосточные трубы, оголовки печных труб. Лучшие выпускники получали в подарок комплекты рабочих инструментов. Попечителем училища долгое время был городской голова Григорий Сметанин. Он постоянно оказывал материальную поддержку. Ещё одним из замечательных «окормителей» этого училища был инспектор училищ — Иван Павлович Можайский. Он похоронен на кладбище Десятинного монастыря, в советское время территорию кладбища выровняли, могилы снесли. Да, это и не удивительно, старожилы шептали, крестясь, что один из его корпусов — «сестринский» помнит расправы над горожанами, не принявшими большевизм. К счастью, Сметанин, прожив долгую жизнь, до революции не дожил. Иначе оказался бы среди тех обречённых. Его не стало 10 января 1900 года в день его рождения, именин и венчания. Он был церковным старостой Софийского и Николо-дворищенского соборов. На свои средства он отремонтировал церковь Параскевы на торгу. Ты видел её из своих окон каждый день. Сметанин родом из новгородских Крестец, после женитьбы переехал в Новгород и всю мощь своего таланта направлял на развитие города и борьбу с бедностью. Был успешным предпринимателем, директором Городского общественного банка. С его избранием городским головой в городе начались разительные перемены, было устроено электрическое освещение в кремле, открыты бесплатная амбулатория, родильный приют. Главное — городской водопровод. Водозабор и насосная водоподъемная станция были возведены тут неподалёку на берегу рядом с Ярославовом дворищем. В тот год он стал Почетным гражданином города. Вся его новгородская жизнь сопровождалась благотворительностью. Он старался это делать незаметно, почти тайно, скрываясь за своими бескорыстными дарами. Среди них и устроение Хутынского шоссе, и приобретение оборудования для того же городского училища, тут и дом трудолюбия с бесплатными столовой, да ночлежкой. К праздникам Рождества, Благовещения и Пасхи он помогал деньгами сотням городским бедняков. Современники считали его образ путеводной звездой для всех будущих руководителей города образцом бескорыстного преданного служения людям. Похоронен Григорий Сметанин на кладбище Антониева монастыря у Рождественского собора. В советский период место погребения утеряно и забыто, что не удивительно, да, как и его заслуги.

В следующую ночь они продолжили обход этих мест полуторавековой дальности. Оказались среди складов, лавок, развешенных для просушки шкур, рядов деревянных бочек. Гостиный двор, так называли тогда это место. Яромир вспомнил роман Эмиля Золя «Чрево Парижа». Рынок, Торг!

Комплекс сооружений Гостиного двора состоял из торговых, административных зданий, училища, городских присутственных мест (управы). Для управления Гостиным Двором купечество избирало особый наблюдательный совет, ведь, тут было до сотни лавок. В конце 1911 года поднимался вопрос о выделении помещений на 3 и 4-м этажах Воротной башни для размещения коллекции библиотеки и канцелярии Новгородского Общества любителей древности.

Архитектурной доминантой тут был комплекс городских присутственных мест, выходивших на торговую площадь. Здесь заседала Городская дума, а первые этажи занимали торговые лавки. В половине второго этажа размещались помещения Городского общественного банка, рядом примыкала пристройка купеческого клуба. Вблизи располагались ряды «молочной горки». В базарные дни

рядом с воротной башней размещалась «важня» — сенные весы. Тут взвешивали также зерно, муку и масло. В комплекс Гостиного двора входили и ряды торговых лавок между торговой площадью и улицей Большой Михайловской. Яромир видел, как здесь в многочисленных лавках торговали одеждой, пиджаками и брюками, и даже шубами. В центре торговой площади был устроен фонтан с круглым бассейном.