Я, Яромир Гулливер

10. Яромиров Холм

Яромир чувствовал, что ему оставалось прожить последний малый отрезок, за который он должен додумать и дотворить свою жизнь, найти ответ на главный вопрос — зачем он был выпущен в этот мир. Зачем он тут был. Зачем был наделен талантом видеть, созидать и чувствовать, что должен он совершить напоследок, чтобы исполнить волю Творца перед тем, как явиться на его суд, предъявив добытый земной опыт.

Он познал, как нескончаемые в веках распри разносят в прах каждое мгновение нашей жизни. Разорванная и искаженная история, её лукавые умолчания и подмены, словно разрезанная артерия, по которой кровь не поступает в орган, и поэтому он чахнет, затем отмирает. И только художники, поэты, музыканты, да бескорыстные подвижники были способны соединять времена, вносить примирение во враждующие эпохи, возвещать начало новой истории.

Однажды, набравшись достаточных сил, ему остро захотелось, как когда-то в молодости, вновь побывать под Изборском. Был наслышан о возведенном там энтузиастами в поле Священном Холме. Он решил всыпать в него и горсть земли с могилы своей матери.

С ней они прожили вместе долгую жизнь. Мама была с ним всегда, чтобы с ним не случалось. Первая, почти в младенчестве, новогодняя елка, такой неожиданный её запах в их скромном жилище. К веткам Мария подвешивала на нитках недорогие конфеты. Она работала всю жизнь превозмогая болезни, нужду и одиночество. Вскармливая его, заслоняла от бед, стараясь передать ему свое обожание природы и русского искусства, наполнить таинством родовых преданий и семейных заветов. Когда она состарилась и не могла оставаться одна он перевёз ее к себе в своё жилище и в Центр. Он видел, как с каждым днём она угасает, как слабеют ее движения, путается ум. Вечерами садился у ее изголовья и они молча подолгу смотрели друг на друга словно прощались. Хотели запомнить один другого в этой жизни, чтобы потом в жизни иной встретиться и узнать друг друга. Только она оказалась в его судьбе единственно преданной женщиной. Она превосходила его, была мудрей и духовно богаче, была прозорливой ведуньей, рассказавшей притчу его жизни, которую будто знала наперед, владела тайным ключом к пониманию его судьбы, отомкнула этим ключом его жизнь и теперь когда её жизнь завершалась, поворачивала этот ключ в обратную сторону, замыкая их совместный путь.

Священный Холм куда он высыпет горсть этой земли казался тем местом, той вершиной, тем средоточием, куда сходились силовые линии русской и всемирной истории. Здесь, в чистом поле у Изборска, где покоятся останки русских воинов и ополченцев всех времён, на груду замшелых камней он снесет драгоценную горсть.

Эти теплые камни, издающие едва различимые звуки явятся постаментом для тысяч подобных горстей с его родины. Он верил, будто здесь на Холме совершиться чудо, которое напитает вековечные чаяния, бессмертную мечту, божественное предназначение. Вернет веру и непочатые силы, расколдует от тяжких помрачений и унылых печалей, устремит на встречу с небывалыми добром и красотой.

Рядом через поле находится Труворово городище, у подножья которого разлилось Городищенское озеро, а из горы бьют Словенские ключи. Все холмы в округе усыпаны ромашками, колокольчиками и земляникой. Туда, пробираясь по озерам и речкам в заповеданные языческие времена, причалил свой челн Трувор, брат князя Рюрика. Напился из этих ключей, понял — останется здесь навсегда. Сел на княжение в Изборске. Яромир с трудом пробирался по полю сквозь остистые жесткие травы, колючие цепкие бурьяны. Добрался до каменной груды. Земля разбуженная его шагами пахла полынью и чабрецом, а близкие валуны источали остатки дневного тепла и ни на что не похожие каменные запахи. Он пришел к алтарю и принес свой дар. Угодно ли принесенное Господу, не напрасно ли прожил жизнь?

— Что я принес на алтарь — думал Яромир — живую любовь и веру или пустой мертвый прах?

Еще, подумалось ему, что подобные Холмы должны стоять по всей нашей многострадальной земле. Каждый — в зоне видимости других, словно вышки сотовой связи. Мы обязаны слышать сигналы их пульсаций, постоянно быть на «связи», никогда не оказываясь «вне зоны доступа». Это сигналы нашего созидательного прошлого — указатели божественных смыслов, компас ориентиров настоящего и устремленности в будущее. Вначале эти Холмы могут возникнуть даже просто, как идея. Со временем обретут явь.

— Где заложить его в Новгороде, чьими образами и именами наполнить? — задумался Полистьев.

Яромир часто перечитывал «Слово о полку Игореве». Любил этот текст, в разных переводах находил что-то новое. Обратил внимание, что автор «Слова» ничего не говоря о себе, постоянно обращается к Бояну, то споря, то сверяясь с ним. Тот не только пел, но и вещал, взлетая душой в облака. Ввысь. Он мог заглядывать как в прошлое, так и в будущее. При этом его взлетания, движение мысли не отклонялись от тропы Трояна. Этот неявный персонаж являлся символом триединства мира в практике древней солнечно-календарной магии. Века «Трояне язычества» в те времена уже затухали вместе с выбывающими Посвященными, певцами и хранителями. Память о них — это единственное что оставалось о том прекрасном справедливом мироустройстве. Имя Бояна от «буй», буянить отражает неслучайность состояний этого певца его психический настрой, характерный именно для волхва-шамана. Умению приподниматься над землей, взлетать и, глядя сверху, вещать, предвидеть, пророчествовать.

Исчезли века духовной власти волхвов забывался опыт птицегадания, толкования снов, землеслушания, ворожбы и имя Троян — это еще и ностальгический вздох, восхищенный плач по теряемому невозвратному, но с надеждой, что оно не может не воскреснуть, пусть в новом виде. Великое язычество дотлевало в домашних закутах, в банях, овинах, на лесных полянках, в орнаменте немудреной одежды, символика которого становилась все непонятней, и лишь в самом языке, в песнях и былинах, сказках и поговорках оно было еще достаточно полнокровно и ощутимо. Забывалось и то, что в древности было очевидным. Развитие новой традиции уже в камерном письменном виде шло очень медленно. Статус волхва никак не подменялся статусом летописца или переводчика, толкователя, а сами волхвы, просуществовавшие в крестьянской среде вплоть до 17 века, уже никогда не выходили из «подполья». Яромир догадывался, что творцы и герои отличаются от прочих — это люди прошедшие в неких обстоятельствах внутреннюю перековку, трансформацию души. Курдаков назвал это пересотворением. Как это присходит в реалиях? Пушкин поэтическими средствами провидчески выразил развернутую картину пересотворения плоти для паресотворения духа:

«Перстами легкими как сон

моих зениц коснулся он.

Отверзлись вещие зеницы,

как у испуганной орлицы,

моих ушей коснулся он

и их наполнил шум и звон…

И внял я неба содроганье

и горний ангелов полет,

и гад морских подземный ход,

и дальней розы прозябанье…

И он мне грудь рассек мечом

и сердце трепетное вынул,

и угль пылающий огнем

во грудь отверстную подвинул,

как труп в пустыне я лежал…»

Тут пересотворение завершено по всем шаманским канонам, Призванный готов к действию, к бестрепетному, целенаправленному служению Истине Правде Добру:

«Восстань пророк и виждь и внемли,

исполнись волею моей

и, обходя моря и земли,

глаголом жги сердца людей.»

Момент сложнейшей психофизиологической инициации, этот порог души низвергнутой и восставшей преступили в свое время Будда, Диоген, Христос, тот же автор Слова, Ньютон, Державин, Хлебников, Павел Филонов… Яромир вспомнил тех «инициированных», «пересотворённых» по судьбе и «восставших», — тех кого знал, с кем дружил, чей образ был достоин влиться в мысленно творимый им Холм славы.

Этот свой Холм, прежде всего, он наполнил памятными образами своих друзей. Так случилось, что это выдающееся созвездие, словно специально, сошлось тут в одно время, оказалось в одном провинциальном городе. Художники: Владимир Гребенников, Семён Пустовойтов, Николай Дунин и Георгий Горевой. Писатель Дмитрий Балашов и поэт, исследователь праязыка Евгений Курдаков. Музыкант, создатель нескольких оркестров народных инструментов, переложивший для них всю музыкальную классику, Виктор Бабанов. Архитектор-реставратор Леонид Красноречьев.

Из предтеч новгородской археологии — художник, философ Николай Рерих, знаток древностей, собиратель коллекций и создатель бесплатного частного музея реликвий на первом этаже своего дома — Василий Передольский.

Он родился в 1833 году в Передольском погосте Лужского уезда Петербургской губернии. Сын дъячка. Учась в гимназии, увлекся новгородской историей, затем поступил на юридический факультет Петербургского университета. Большая часть его жизни связана с Новгородом, где он служил присяжным поверенным. Но не избранная им профессия определила его будущую известность. Смыслом его жизни стало собирание и изучение древних памятников Новгорода. Одной из главных заслуг Передольского явилось открытие неолитической стоянки в урочище Коломцы вблизи озера Ильмень при впадении реки Малой Глинки (рукав Мсты) в Волхов.

Известный краевед, собрал огромную коллекцию предметов старины.

В.С. Передольский был одним из создателей и первым председателем основанного в 1894 году Новгородского общества любителей древности. Именно он, проведя самостоятельные раскопки, выяснил, что в Новгороде есть прекрасно сохранившийся культурный слой.

Археология ХХ века привела к открытию уникального исторического источника — берестяных грамот.

Первую коллекцию берестяных грамот он собрал еще в конце XIX века как коллекционер. Найденные или выкупленные у крестьян берестяные грамоты Передольский выставил в первом в городе частном музее, построенном на собственные деньги. Новгородские берестяные грамоты, по его словам, были «письменами предков наших». Однако разобрать что-либо на старых обрывках бересты тогда никто не смог, поэтому историки говорили о мистификации или считали «письмена предков» каракулями безграмотных крестьян. А разыскания Передольского — «русского Шлимана» относили к разряду чудачеств. В советское время эта первая уникальная коллекция берестяных грамот была безвозвратно утеряна, вероятно, намеренно уничтожена. Пришлось начинать всё сначала и «первая» находка-сенсация археологов пришла с полувековым опозданием. Руководил первыми, уже советскими археологическими исследованиями член-корр. АН СССР Артемий Арциховский. Его Полистьев тоже предназначил в свой Холм.

Не забыл Яромир ещё одного светоча Новгорода, тоже из краеугольных «камней» своего Холма. Его, общественного деятеля, историка, краеведа, генеалога, археографа, председателя Новгородского общества любителей древности, первого директора Новгородского губернского архива Михаила Валерьяновича Муравьева, он чтил и помнил всегда. Тот жил ранее рядом с Дворищем, ныне на доме мемориальная доска. Туда несколько раз в день Яромир, проживая в башне, наведывался с двумя вёдрами за водой.