Они стучат дважды

Глава 17. Трое из ларца

Тишина, накатившая на квартиру Александры, оглушала.

Она перекрикивала шум трамваев за окном и выкрики продавцов о скидках на шаверму, оставалась пыльным привкусом на языке и висла на ресницах сочащимися слезами. Кухня душила опустившейся на город жарой. Она выжигала кожу и правила асфальт.

Как и сердце Александры.

Единственная аптечка в доме Александры Звягинцевой была перерыта несколько раз, бутылёк с остатками йода уныло покоился на краю стола, пока заботливые руки хозяйки квартиры аккуратно промакивали раны сочащиеся кровью, сукровицей и непонятной жидкостью черного цвета. Феликс морщился, и с каждым движением его раны расползались все больше; их края уродливыми лоскутами висели, обрамляя глубокие багровые ущелья, хрящ желтел сквозь разорванную кожу носа, а губы едва дёргались в улыбке Гуинплена[7].

— Не понимаю, что с твоими ранами не так.

— Кажется, моя регенерация делает только хуже.

Феликс нервно усмехнулся. Жирная капля крови со лба скатилась на бровь, ненадолго задержалась на ней и упала на ресницы, склеивая их. Пальцы Александры, быстро свернувшие новый кусок бинта, осторожно смахнули ее с глаза Феликса, задев одну из ран. Послышалось недовольное шипение, и вампир отпрянул от Звягинцевой, скрипнув ножками стула по полу. Феликс дышал тяжело, надрывно и стискивал зубы, так что даже Александре было слышно, как они скрипят друг о друга. Несколько раз он громко рычал на неё, прикусывая губу заострившимися клыками, но тут же делал глубокие вдохи и успокаивался.

Александра хотела помочь ему.

Но не знала как.

Все, что она помнила из медицины, было плодами их бурной работы со Стасом. Йод, водка и лейкопластырь — Вознесенский лечил так любую рану, будь то лёгкая царапина от листа бумаги или же прорезанный оборотнем бок. Александра усмехнулась: удивительно, что он не пользовался подорожником и слюной.

Еще раз опрокинув на бинт стопку водки, Звягинцева посмотрела на Феликса, глубоко вздохнула и приложила повязку к его лбу. Сломленный нечеловеческий вопль пронёсся по квартире, заставив Александру содрогнуться. Внутри все замерло, сердце подскочило кверху, как на американских горках. Наверно, именно это слышат люди перед своей смертью. Кожа на голове Звягинцевой неприятно зашевелилась, словно луковицы пытались выбраться из своих маленьких лунок и сбежать подальше. Однажды Александра читала про банши: говорили, что их крик — последнее, что слышат люди. Феликс на банши не был похож, но его корчащееся в агонии лицо еще долго будет являться Александре во снах.

Паркет за спиной Звягинцевой скрипнул, и она обернулась. Замершее над обрывом сердце рухнуло — Дима стоял в дверях, опершись о косяк и сложив на груди руки, как это обычно делал Стас. Александра моргнула. Минутное наваждение, казалось, исчезло. Перед ней стоял Дима. Не Стас. И все же было что-то слишком знакомое и болезненное в движениях его головы, в том, как он перекрестил ноги, упершись носком одной из них в пол; в том, как он вальяжно опирался на дверной косяк.

Он был копией своего брата. Пусть и абсолютно непохожей.

— Что, — Феликс хрипло кашлянул, прикрыв рот кулаком — звук получился низкий и глухой, — не думал, что мне тоже может быть больно? Бессмертные неуязвимые вампиры. Такие бывают только в кино. Жизнь более прозаичная штука. Кожа не сияет на солнышке, аки бриллианты королевской короны, да и волосы не укладываются с помощью особого вампирского геля, добавляющего сто очков к метросексуальности. — Он попытался усмехнуться; его раны, едва затянувшись, снова разошлись, хлынув на воротник рубашки. — Увы, любая тварь смертна. Нужно только найти к ней правильный подход.

Кот одобрительно мяукнул с подоконника, посмотрев на Александру своими янтарными глазами. Интересно, где сейчас был Джеймс? Она и сама не поняла, почему именно сейчас вспомнила об этом человеке: были ли виной тому глаза кота, так похожи на карамельные глаза Джеймса, или же тот факт, что в самый нужный момент он бесследно исчез, не оставив даже зацепки, где его искать?

— Не волнуйся, Шур, — Феликс вытянул рук, с заботой дотрагиваясь ладонью до щеки Александры, — моему очаровательному личику эти шрамы только кстати. Да и они затянутся через пару лет. Просто будет тяжелей, чем обычно.

Дима раздражённо выдохнул, снова привлекая к себе внимание.

— Это фосфор.

— Что? — несколько непонимающе переспросил Феликс.

Александра подвинула стул: теперь она сидела боком к Диме и видела их обоих. Вознесенский недовольно закатил глаза, но тут же повёл плечами возвращая лицу спокойное выражении, поймав предупреждающий взгляд Александры.

— Элемент химический. Фосфор.

— Это мы и без тебя знаем, Менделеев, — теперь уже раздражённо бросил Феликс. — Ближе к делу.

— Твои раны. Они похожи на раны от фосфора. Еще этот зелёный свет и запах[8]. Вы не почувствовали?..

— Что от него пахнет так, словно он перечитал сказок про вампиров? — оборвал его Феликс и наконец смог ехидно усмехнуться. — Конечно, почувствовали. У меня едва глаза слезиться не начали от этого смрада.

— Поэтому у вас ничего и не получается. Вы не можете обработать эти раны обычным йодом. Видишь, какие они глубокие? — Дима подошёл к столу и, наклонившись вперёд, в воздухе повторил пальцами дорожки ран на лице Феликса. — Здесь не только повреждения кожи. А его регенерация усиливает эти разрывы. Чем больше он пытается восстановиться, тем хуже становится.

— И что ты предлагаешь? — Александра выдохнула, откладывая в сторону окровавленный квадратик бинта.

Дима промолчал. Он вылетел из кухни и зашуршал своим рюкзаком из прихожей. Александра с Феликсом только скептично переглянулись.

Вампир в первый раз за все время потянулся рукой до лица. Его пальцы замерли в нескольких сантиметрах от ран, словно он не мог решить, стоит дотрагиваться до них или нет. Спустя несколько мгновений сомнений они с хлюпающим липким звуком прижались к ранам. Феликс хмурился, сжимал зубы и осторожно изучал свои увечья. Сначала вверх через бровь, почти до самой кромки волос. Потом вниз через нос и край губы. Следующий — точно такой же, от скулы, через губы и к подбородку. Третий порез был меньше: он задел только часть щеки и подбородок, раскрываясь концами кожи, как неисправная молния. Когда же Феликс отнял пальцы от лица, к их кончикам протянулись жирные чёрные ниточки, показавшиеся Александре знакомыми. Кажется, она уже видела их. Но где?

Вернулся Вознесенский минуты через два, вертя в руках небольшой пузырёк с насыщенно синей жидкостью. Он смерил Феликса безразличным взглядом: Александра давно не видел такого выражения на лице Димы, — подтащил к столу еще один стул и присел, тут же отвинтив крышку. В близи жидкость оказалась еще ярче, а кусок бинта, который Вознесенский смочил ею, тут же окрасился в синий. Подавшись вперёд, Дима попытался приложить бинт к одной из ран Феликса, но тот только недовольно поморщился и отклонился назад. И чем сильнее рука Димы тянулась к нему, тем сильнее вампир выгибался над спинкой стула.

Дима сдался через несколько секунд.

— Будет просто замечательно, если ты не будешь дёргаться, — он глубоко вздохнул, почесав нос, который теперь тоже был синим. — Иначе я не смогу обработать твои раны, и ты так и продолжишь страдать от боли.

— Отравить меня вздумал? — Феликс с недоверием покосился на цветастый бинт, но все же немного выпрямился.

Его взгляд перебегал с Димы на бинт и обратно, а затем вампир посмотрел на Александру, словно искал в ней поддержку. Звягинцева только пожала плечами, зевнула и сложила на груди руки, наблюдая за тщетными попытками руки Димы дотянуться до Феликса: каждое движение было провальным — Феликс реагировал быстрее, чем Вознесенский мог хоть что-нибудь понять. А ехидная улыбка намекала, что вампир не против подобных игрищ.

— Это всего лишь сульфат меди[9]. — Для наглядности Дима покрутил бинтом пред лицом Феликса и едва не сунул ему его в нос, но вовремя одёрнул руку, заприметив блеснувшие из-за окровавленно-черных губ клыки. — Он не причинит тебе вреда. К тому же ты и так уже мёртв. Хуже не будет.

— А вот это было обидно.

Феликс насупился, но все же позволил Диме прижать синий кусок ткани к своему лицу. Александре оставалось только смотреть на то, как невозмутимый и гордый Феликс позволяет Вознесенскому, старшего брата которого он не переносил, обрабатывать свои раны.

Движения Димы были мягкими и плавными. Совсем не такими, как у Александры: она всегда делала перевязки рвано и быстро, на коленке сворачивая бинт, ничуть не заботясь об его стерильности и спеша побыстрее залатать ранения старшего Вознесенского. Она всегда была небрежной и порой приходилось тащить Стаса к нормальному врачу, мысленно вознося молитвы, чтобы не было сепсиса или чего хуже. Хотя воспитанная дедом Александра знала, что хуже сепсиса, только отец Звягинцевой, «сведший мать в могилу».

Движения Димы были аккуратными и выверенными. Он несколько раз приложил смоченный медью бинт к ранам Феликса, нахмурился, и недовольно мотнул головой. Решив не мешать им, Александра вышла из кухни, и стоило только ей перешагнуть порог, как ноги подкосились крупной дрожью, сделать шаг оказалось невозможно, и она сползла медленно по стенке, зарываясь пальцами в волосы.

Веки чесались изнутри и горели, горький чесночный привкус осел на языке, небе и медленно стекал по горлу мерзкой микстурой, разъедая все, до чего мог дотянуться. Несколько раз Александра громко кашлянула в кулак, прикрыла глаза и откинула голову назад, ударившись затылком о холодную штукатурку. Наверно, стоило все же доделать ремонт в коридоре, когда Феликс поправится.

Александра вздрогнула, резко мотнув головой, — кажется, она не заметила, как задремала. Шея затекла и с хрустом поворачивалась из стороны в сторону. Сидеть на полу стало неприятно больно — казалось, что пятая точка стала такой же плоской, как и паркет, — а согнувшаяся дугой спина ныла.

— Ты где так научился раны обрабатывать? — послышался тихий недоверчивый голос Феликса.

— Брат беспокойный.

— А купорос откуда?

Дима усмехнулся.

— Было у нас одно… дело. — Вознесенский обернулся, услышав, как Александра громко с кряхтением выглядывает из-за дверного косяка. — Не офисное, не волнуйся, Саш. Стас, конечно, порывался подлить остатки Ростиславу, но я остановил. Я все-таки заплатил деньги. Было бы жаль тратить их на кого-то вроде Славы.

Александра пожалела бы денег, даже чтобы нанять киллера, узнай она, что цель Ростислав. Кажется, это был единственный случай в ее жизни, когда человек отталкивал от себя настолько, что не хотелось марать об него свои или же чужие руки. Ответив Диме нервной улыбкой, Александра коротко кивнула и поднялась с нагретого пола.

Когда она подошла, Дима еще раз промакивал раны Феликса — на этот раз бинт был бесцветным, а рядом на столе стояла морковная пачка пищевой соды. Бросив на опустившуюся на стул Александру короткий взгляд, Вознесенский едва дёрнул уголками губ, отложил бинт и хлопнул в ладоши, отряхивая с ним белую пыль.