Сад чёрной розы

* * *

В палате интенсивной терапии пришлось провести ещё три дня. Всё это время бабушка от меня не отходила. Солана, убедившись, что её помощь больше не потребуется, сердечно простилась с нами и вернулась домой. А за стеклянной стеной палаты теперь постоянно дежурил Алан.

Ко мне его всё ещё не пускали, даже по коридору спортсмен бродил в маске. Общались мы по телефону, разделяемые толстым стеклом.

Первый мой вопрос был, разумеется, о том, что тревожило больше всего: где Игрок и экстрасенс, что случилось после выстрела?

Алан о минувших событиях говорил неохотно, слишком болезненный след они оставили.

Я плохо помнила бесконтактное противостояние с Игорем Васильевичем. Знаю лишь, что оно выкачало из меня все силы, эмоции, энергию, зато позволило опустить руку ниже — к груди. В результате пуля прошла по касательной, всего лишь рассекла кожу, мышцы и задела пару рёбер.

Но, в конечном счете, нас всех спас… Игрок. По словам Войнича, когда я упала, он неожиданно появился за спиной экстрасенса и вонзил в него нож. Наверное, слышал вынужденную «исповедь» и сделал соответствующие выводы.

Потом Пикалов просто исчез. Алану было не до него, он с трудом мог шевелиться, а я истекала кровью. Благо, телефон был при нём, и скорая приехала вовремя. Меня доставили в больницу Лесогорска, где мы сейчас и находились.

Конференция Звягинцевых не состоялась. Накануне кто-то подложил в автомобиль Николая взрывное устройство, оно сработало, когда учёный открыл дверцу. Не сложно догадаться, кто это сделал — Игрок продолжил искоренять зло в своём стиле.

Безутешный отец слёг с сердечным приступом. Григорий попытался добраться и до него. Проник в больницу, чтобы закончить начатое, но охранник, заподозрив неладное, успел вызвать полицию. Игрок сопротивлялся, открыл огонь и был тяжело ранен. Он умер, не приходя в сознание.

Убийства в Лесогорске связали с ним без труда. Старания Игоря Васильевича не пропали зря — доказательную базу он собрал действительно весомую.

С Аланом пару раз беседовали уже знакомые нам московские специалисты из отдела по особо опасным преступлениям. Он поведал (разумеется, опустив некоторые детали) как Игрок похитил бабушку и заманил нас в ловушку. Зачем? Да кто же разберёт что у озабоченного убийцы на уме?! Думаю, окончательно убедила их запись в медицинской карте Пикалова о полученных во время армейской службы ранениях. Травму бронхов дополняла контузия головного мозга, «заработанная» в результате взрыва мины. Она вполне могла привести к вспышкам агрессии и навязчивым идеям. Экстрасенс в рассказах Войнича был представлен случайным прохожим, услышавшим крики и попытавшимся нам помочь. Меня пока не трогали.

СМИ уделяли Лесогорскому серийнику много внимания, но в передачах и репортажах он фигурировал в основном в качестве убийцы талантливого учёного, почти избавившего мир от рака. О трагедии шестнадцатилетней давности никто не вспоминал. И профессор Звягинцев, надеюсь, тоже не вспомнит.

Его состояние всё ещё оставалось тяжёлым, но прогнозы медиков были благоприятными. Все последние новости из жизни известного врача по просьбе Алана отслеживал Глеб. Спортсмен опасался, что Звягинцев подошлёт к нам нового «сторожевого пса», я его страхов не разделяла. Профессору уже глубоко за семьдесят, сердце слабое, сына только что похоронил. Вряд ли он будет строить нам козни. Скорее всего, Андрей Сергеевич даже не посвящён в последние выяснившиеся подробности, ведь его посланник узнал кто я только в логове Игрока.

Ко мне каждый день приезжала Даша с цветами, апельсинами и последними новостями. Самая последняя: её бывший, отсидев пятнадцать суток, присмирел и девушке больше не досаждал. Гадалка ни о чём не расспрашивала и ни в чём не упрекала, просто радовалась, что я жива. Общаться с ней, ощущать её заботу и искреннее тёплое отношение — было удовольствием. Солана права — это дорогого стоит! Когда-нибудь я обязательно расскажу подруге свою историю и точно знаю — Даша не отвернётся, не осудит, поймёт и поддержит.

Несколько раз навещал Эд с корзинами фруктов и кучей извинений. Несмотря на объяснения Алана, детектив так и не понял, почему вдруг уехал, оставив нас в опасности. Он чувствовал себя виноватым и искренне раскаивался.

Даже Громов однажды позвонил. Сначала я испугалась — вспомнил! Но нет, «оборотень» просто пожелал выздоравливать в несвойственной ему вежливой манере. Это, мягко говоря, удивило, вызвав сомнения: уж не «стёрла» ли я ему случайно чего-нибудь лишнего?!