Запас прочности

— А ты, Март, хитрец! Попробовать можно.

Они пошли на палубу и созвали матросов на корму, к рулевой рубке. За штурвалом стоял Пээтер. Ветер дул размеренно, и матросам не надо было заниматься парусами. Вверху невинно голубело небо. Солнце повисло всего в двух саженях над горизонтом.

— Да, летом море грузное, — гляди-ка, волны и в помине нет, — радовался Прийт.

— Я позвал вас сюда… кхм… чтобы объявить, что ни в какой Ботнический пролив мы не пойдем, а навостримся прямо к Таллину, где новая власть собирается записать судно на свое имя, — раздельно и внушительно произнес Аадам. И внимательно оглядел загоревшие лица матросов, задержав взгляд на Андресе.

Но тот с изумлением глядел на шкипера и громко воскликнул:

— Вот это дело! Новая власть — рабочая, а мы кто, в конце концов!..

— Ур-ра, буры! — кричал за штурвалом Пээтер. — У тебя, шкипер, голова все же варит!

Заспанное лицо Прийта расплылось в улыбке.

— И будет у нас на палубе три вахты, и… Придется тогда расширять кубрик на две койки…

План Марта явно трещал по швам.

«Ох, и хитрюга этот Андрес, прохвост он этакий!» — подумал Аадам и решил бить наверняка:

— Эй, Андрес, это ты выпустил дух из мотора?

Вначале смуглое лицо Андреса побледнело, потом залилось густой краской.

— Ты шутишь, Аадам, или всерьез?

— Какие там шутки, если чуть не напоролись на рифы! — серьезно ответил шкипер.

Тогда и Март решил нанести удар, который должен был заставить виновника сознаться:

— А чем ты занимался, когда выходил из кубрика, а?

— Гальюн навещал.

— Ну, конечно, дверь гальюна и люк машинного отделения находятся рядом, дорога у тебя могла быть одна, а дела — целых два, — съязвил Март.

— Дурни!

И Андрес Прассь ушел в кубрик, с треском захлопнув за собой дверь.

Приличия ради Аадам обратился и к другим:

— А может, это ты, Прийт?

— Да порази меня гром небесный, если я! — ответил матрос и по старому обычаю поднял кверху три пальца.

— Или ты, Пээтер?

— Я в моторе разбираюсь все равно как свинья в святом причастии — сжатым воздухом или чем другим он заводится, — ответил тот.

— Йоспель? — крикнул Аадам и сам же усмехнулся. Этому только свиные ножки варить, куда ему до вентилей и моторов…

Юку как-то сник и пробормотал:

— Табаку… По-людски даже курнуть не дают…

— Убирайся в камбуз! — закончил шкипер, и Йоспель побрел к себе.

Аадам на секунду задумался. Он чувствовал, что авторитет его здорово пошатнулся. «Дурни»… Но почему же он тогда ушел, если все другие дураки, а он один умный? Стыдно стало, что хотел погубить «Еву»… И шкипер не удержался:

— Сами видели, кто преступник! Убежал он… Но знайте: не будь я Пяртлираннаский Аадам, если по прибытии в Таллин не подведу этого человека под суд… Сам хотел извести судно вместе со всей командой, а еще обзывает дурнями! Вот мы ему и покажем дурня!

Матросы молча поглядели на дверь кубрика.

Аадам спустился в каюту. Все-таки его слово осталось последним. Хотя и Андрес ни в чем не признался.

Старый парусник ходко шел— под бортовым ветром, держа курс на Хийюмаа. Матросы, навалившись на поручни, хмурили лбы.

— Если такой бриз продержится до завтрашней ночи, глядишь, и таллинские огни засветятся, — произнес Март и многозначительно кивнул в сторону кубрика.

Шкипер хотел было уже забраться на койку, когда кто-то робко постучал в дверь. Аадам удивился. Такого еще за всю его двадцатилетнюю шкиперскую практику не случалось, чтобы кто-то на море постучался к нему в каюту. Матросы распахивали дверь ногой и вваливались без спросу. Поди, моряки не какие-то там маклерские рассыльные или торгаши — это те скреблись обычно за дверями, прежде чем решались войти.

— Кто там безобразничает? — крикнул Аадам и подумал про себя: «С утра до ночи одна канитель за другой!»

Но удивление шкипера исчезло, когда в каюту протиснулся Йоспель. У глупого и повадки глупые!

— Ну? — рявкнул Аадам, но тут заметил, что Юку очень уж робок и смущен, таким шкипер его никогда не видел. Парень несколько раз клацнул зубами, прежде чем смог выдавить слово:

— А… Андрес…

— Что Андрес? Говори! Или у тебя кляп во рту?

— Его… значит, на сук вздернут?.. — наконец выговорил Юку.

— А тебе какое дело? Если захочу, и под трибунал подведу! — с начальственной самоуверенностью заявил Аадам.

— Андрес не… не виноват, это я…

— Что?

От страха Юку был сам не свой. Отступил к двери, но передумал. Вдруг из глаз у него брызнули слезы, они, казалось, и язык развязали. Вперемежку со слезами и всхлипываниями выдавливались слова:

— Когда у меня кончился табак… я ходил по вечерам помогать Марту накачивать воздух… и получал у него за это на две закрутки, но потом…

— Что потом? — наседал Аадам.

— …У Марта самого выдался кризис с табаком, и он отказался от помощи… Вот я и подумал, что пойду и…

— Чертов баран! Что ты натворил?

С бесстрашием смертника Юку продолжал:

— …что пойду и выпущу побольше воздуху, чтобы Март не смог сам накачать… Тогда он опять позовет меня и даст табаку…

— Ох ты сатана морская! Треска ты безмозглая! Ох ты…

От злости у Аадама перехватило горло, и он, выставив кулаки, бросился на Йоспеля, но тот уже сообразил, что ему надобно делать, и, спасаясь от разъяренного шкипера, пулей выскочил на палубу…

Владимир Дубровский РАССКАЗЫ О МИНЕРАХ