Одиссея капитана Блада [англ. и рус. параллельные тексты]

Quite suddenly she looked at him again; and now her brows were knit.

Ее брови нахмурились, и она снова взглянула на Блада:

"But if you are not a rebel, how come you here?"

- Но если вы не повстанец, то как же попали сюда?

He saw the thing she apprehended, and he laughed.

Он понял, что она сомневается, и засмеялся.

"Faith, now, it's a long story," said he.

- Честное слово, это длинная история, - сказал он.

"And one perhaps that you would prefer not to tell?"

- И вероятно, она относится к числу таких, о которых вы предпочли бы умолчать.

Briefly on that he told it her.

Тогда он кратко рассказал ей о том, что с ним приключилось.

"My God!

- Боже мой!

What an infamy!" she cried, when he had done.

Какая подлость! - воскликнула Арабелла, выслушав его.

"Oh, it's a sweet country England under King James!

- Да, Англия стала "чудесной" страной при короле Якове.

There's no need to commiserate me further.

Вам не нужно жалеть меня.

All things considered I prefer Barbados.

На Барбадосе жить лучше.

Here at least one can believe in God."

Здесь по крайней мере можно еще верить в бога.

He looked first to right, then to left as he spoke, from the distant shadowy bulk of Mount Hillbay to the limitless ocean ruffled by the winds of heaven.

Говоря об этом, он посмотрел на высившуюся вдали темную массу горы Хиллбай и на бесконечный простор волнуемого ветрами океана.

Then, as if the fair prospect rendered him conscious of his own littleness and the insignificance of his woes, he fell thoughtful.

Блад невольно задумался, как бы осознав под впечатлением чудесного вида, открывшегося перед ним, и свою собственную незначительность и ничтожество своих врагов.

"Is that so difficult elsewhere?" she asked him, and she was very grave.

- Неужели жизнь так же грустна и в других местах? - печально спросила она.

"Men make it so."

- Ее делают такой люди, - ответил Блад.

"I see."

- Понимаю.

She laughed a little, on a note of sadness, it seemed to him.

- Она засмеялась, но в смехе ее звучала горечь.

"I have never deemed Barbados the earthly mirror of heaven," she confessed. "But no doubt you know your world better than I."

- Я никогда не считала Барбадос раем, но вы, конечно, знаете мир лучше меня.

She touched her horse with her little silver-hilted whip.

- Она тронула лошадь хлыстом.

"I congratulate you on this easing of your misfortunes."

- Рада все же, что ваша судьба оказалась не слишком тяжелой.

He bowed, and she moved on.

Он поклонился. Арабелла поехала дальше.

Her negroes sprang up, and went trotting after her.

Негры побежали за ней.

Awhile Peter Blood remained standing there, where she left him, conning the sunlit waters of Carlisle Bay below, and the shipping in that spacious haven about which the gulls were fluttering noisily.

Некоторое время Блад стоял, задумчиво рассматривая блестевшую под лучами солнца поверхность огромной Карлайлской бухты, чаек, летавших над ней с пронзительными криками, и корабли, отдыхавшие у набережной.

It was a fair enough prospect, he reflected, but it was a prison, and in announcing that he preferred it to England, he had indulged that almost laudable form of boasting which lies in belittling our misadventures.

Здесь действительно было хорошо, но все же это была тюрьма. В разговоре с девушкой Блад преуменьшил свое несчастье.

He turned, and resuming his way, went off in long, swinging strides towards the little huddle of huts built of mud and wattles - a miniature village enclosed in a stockade which the plantation slaves inhabited, and where he, himself, was lodged with them.

Он повернулся и мерной походкой направился к группе беспорядочно расположенных хижин, сделанных из земли и веток. В маленькой деревушке, окруженной палисадом, ютились рабы, работавшие на плантации, а с ними вместе жил Блад.

Through his mind sang the line of Lovelace:

В его памяти зазвучала строфа из Ловласа[16]:

"Stone walls do not a prison make, Nor iron bars a cage."

Железные решетки мне не клетка, И каменные стены - не тюрьма...

But he gave it a fresh meaning, the very converse of that which its author had intended.

Однако он придал этим словам новое значение, совсем противоположное тому, что имел в виду поэт.

A prison, he reflected, was a prison, though it had neither walls nor bars, however spacious it might be.

"Нет, - размышлял он. - Тюрьма остается тюрьмой, даже если она очень просторна и у нее нет стен и решеток".

And as he realized it that morning so he was to realize it increasingly as time sped on.

Он с особой остротой понял это сегодня и почувствовал, что горькое сознание рабского положения с течением времени будет только все больше обостряться.

Daily he came to think more of his clipped wings, of his exclusion from the world, and less of the fortuitous liberty he enjoyed.

Ежедневно он возвращался к мысли о своем изгнании из мира и все реже и реже к размышлениям о той случайной свободе, которой ему дали пользоваться.

Nor did the contrasting of his comparatively easy lot with that of his unfortunate fellow-convicts bring him the satisfaction a differently constituted mind might have derived from it.

Сравнение относительно легкой его участи с участью несчастных товарищей по рабству не приносило ему того удовлетворения, которое мог бы ощущать другой человек.

Rather did the contemplation of their misery increase the bitterness that was gathering in his soul.

Больше того, соприкосновение с их мучениями увеличивало ожесточение, копившееся в его душе.

Of the forty-two who had been landed with him from the Jamaica Merchant, Colonel Bishop had purchased no less than twenty-five.

Из сорока двух осужденных повстанцев, привезенных одновременно с Бладом на "Ямайском купце", двадцать пять купил Бишоп.

The remainder had gone to lesser planters, some of them to Speightstown, and others still farther north.

Остальные были проданы другим плантаторам - в Спейгстаун и еще дальше на север.

What may have been the lot of the latter he could not tell, but amongst Bishop's slaves Peter Blood came and went freely, sleeping in their quarters, and their lot he knew to be a brutalizing misery.

Какова была их судьба, Блад не знал; с рабами же Бишопа он общался все время и видел ужасные их страдания.

They toiled in the sugar plantations from sunrise to sunset, and if their labours flagged, there were the whips of the overseer and his men to quicken them.

С восхода до заката они трудились на сахарных плантациях, подгоняемые кнутами надсмотрщиков.

They went in rags, some almost naked; they dwelt in squalor, and they were ill-nourished on salted meat and maize dumplings - food which to many of them was for a season at least so nauseating that two of them sickened and died before Bishop remembered that their lives had a certain value in labour to him and yielded to Blood's intercessions for a better care of such as fell ill.

Одежда заключенных превратилась в лохмотья, и некоторые остались почти нагими; жили они в грязи; кормили же их так плохо, что два человека заболели и умерли, прежде чем Бишоп предоставил Бладу возможность заняться их лечением, вспомнив, что рабы являются для него ценностью.

To curb insubordination, one of them who had rebelled against Kent, the brutal overseer, was lashed to death by negroes under his comrades' eyes, and another who had been so misguided as to run away into the woods was tracked, brought back, flogged, and then branded on the forehead with the letters

Один из осужденных, возмутившийся свирепостью надсмотрщика Кента, в назидание остальным был насмерть запорот плетьми на глазах у своих товарищей. Другой, осмелившийся бежать, был пойман, доставлен обратно и выпорот, после чего ему на лбу выжгли буквы

"F. T.," that all might know him for a fugitive traitor as long as he lived.

"Б. К.", чтобы до конца жизни все знали, что это беглый каторжник.

Fortunately for him the poor fellow died as a consequence of the flogging.

К счастью для страдальца, он умер от побоев.

After that a dull, spiritless resignation settled down upon the remainder.

После этого тоскливая безнадежность охватила осужденных.

The most mutinous were quelled, and accepted their unspeakable lot with the tragic fortitude of despair.

Наиболее строптивые были усмирены и стали относиться к своей невыносимо тяжелой судьбе с трагической покорностью отчаяния.

Peter Blood alone, escaping these excessive sufferings, remained outwardly unchanged, whilst inwardly the only change in him was a daily deeper hatred of his kind, a daily deeper longing to escape from this place where man defiled so foully the lovely work of his Creator.

Только один Питер Блад, счастливо избегнув всех этих мучений, внешне не изменился, хотя в его сердце день ото дня росли ненависть к поработителям и стремление бежать из Бриджтауна, где так безжалостно глумились над людьми.

It was a longing too vague to amount to a hope. Hope here was inadmissible. And yet he did not yield to despair.

Стремление это было еще слишком смутным, но он не поддавался отчаянию.

He set a mask of laughter on his saturnine countenance and went his way, treating the sick to the profit of Colonel Bishop, and encroaching further and further upon the preserves of the two other men of medicine in Bridgetown.

Храня маску безразличия, Блад лечил больных с выгодой для полковника Бишопа и все более уменьшал практику двух других медицинских мужей Бриджтауна.

Immune from the degrading punishments and privations of his fellow-convicts, he was enabled to keep his self-respect, and was treated without harshness even by the soulless planter to whom he had been sold. He owed it all to gout and megrims.

Избавленный от унизительных наказаний и лишений, ставших печальным уделом его товарищей, он сумел сохранить уважение к себе, и даже бездушный хозяин-плантатор обращался с ним не так грубо, как с остальными.

He had won the esteem of Governor Steed, and - what is even more important - of Governor Steed's lady, whom he shamelessly and cynically flattered and humoured.

Всем этим он был обязан подагре губернатора Стида и, что еще более важно, мигрени его супруги, которой губернатор во всем потакал.

Occasionally he saw Miss Bishop, and they seldom met but that she paused to hold him in conversation for some moments, evincing her interest in him.

Изредка Блад видел Арабеллу Бишоп. Каждый раз она разговаривала с ним, что свидетельствовало о наличии у нее какого-то интереса к доктору.

Himself, he was never disposed to linger.

Сам Блад не проявлял склонности к тому, чтобы затягивать эти встречи.

He was not, he told himself, to be deceived by her delicate exterior, her sapling grace, her easy, boyish ways and pleasant, boyish voice.

Он убеждал себя, что не должен обманываться ее изящной внешностью, грациозностью молодости, мальчишескими манерами и приятным голосом.

In all his life - and it had been very varied - he had never met a man whom he accounted more beastly than her uncle, and he could not dissociate her from the man. She was his niece, of his own blood, and some of the vices of it, some of the remorseless cruelty of the wealthy planter must, he argued, inhabit that pleasant body of hers.

За всю свою богатую событиями жизнь он не встречал большего негодяя, чем ее дядя, а ведь она была его племянницей, и какие-то пороки этой семьи - быть может, так же безжалостная жестокость богачей-плантаторов могла перейти и к ней.

He argued this very often to himself, as if answering and convincing some instinct that pleaded otherwise, and arguing it he avoided her when it was possible, and was frigidly civil when it was not.

Поэтому он избегал попадаться на глаза Арабелле, а когда уж нельзя было уклониться от встречи, то держался с ней сухо и вежливо.

Justifiable as his reasoning was, plausible as it may seem, yet he would have done better to have trusted the instinct that was in conflict with it.

Какими бы правдоподобными ни казались ему свои предположения, Блад поступил бы лучше, если бы поверил инстинкту, подсказывающему ему совсем иное.

Though the same blood ran in her veins as in those of Colonel Bishop, yet hers was free of the vices that tainted her uncle's, for these vices were not natural to that blood; they were, in his case, acquired.

Хотя в жилах Арабеллы и текла кровь, родственная полковнику Бишопу, у нее не было его пороков, к счастью, этими пороками обладал только он, а не вся их семья.

Her father, Tom Bishop - that same Colonel Bishop's brother - had been a kindly, chivalrous, gentle soul, who, broken-hearted by the early death of a young wife, had abandoned the Old World and sought an anodyne for his grief in the New.

Брат полковника Бишопа - Том Бишоп, отец Арабеллы, был добрым и мягким человеком. Преждевременная смерть молодой жены заставила Тома Бишопа покинуть Старый Свет, чтобы забыться в Новом.

He had come out to the Antilles, bringing with him his little daughter, then five years of age, and had given himself up to the life of a planter.

С пятилетней дочкой приехал он на Антильские острова и стал вести жизнь плантаторов.

He had prospered from the first, as men sometimes will who care nothing for prosperity.

С самого начала его дела пошли хорошо, хотя он мало о них заботился.

Prospering, he had bethought him of his younger brother, a soldier at home reputed somewhat wild.

Преуспев в Новом Свете, он вспомнил о младшем брате, военном, служившем в Англии и пользовавшемся репутацией вздорного, жестокого человека.

He had advised him to come out to Barbados; and the advice, which at another season William Bishop might have scorned, reached him at a moment when his wildness was beginning to bear such fruit that a change of climate was desirable.