"Фафхрд и Серый Мышелов". Компиляция. Книги 1-7

6. Нингобль

И вот друзья прошли заснеженный Ливан и украли трех верблюдов – они приняли мудрое решение увести их у богатого землевладельца, который вынуждал своих арендаторов возделывать голые камни и засевать берега Мертвого моря, – мудрое потому, что предстать пред очи Наушника Богов с грязной совестью – дело гиблое. Через неделю страшной болтанки по пустыне – недели буквально огненной, когда Фафхрд проклял богов племени Муспелльхейма [в скандинавской мифологии – огненная страна, существовавшая еще до начала творения], в которых он, впрочем, не верил, – друзья добрались до Песчаных Гребней и Великих Песчаных Воронок и, со всеми предосторожностями миновав их, пока они вращались довольно лениво, забрались на Скалистый Остров. Как человек городской Мышелов заклеймил Нингобля за то, что тот обитает в такой «богом забытой дыре», хотя предполагал, что Торговец. Новостями и его подручные пользуются более удобной дорогой, чем та, что предназначена для посетителей, и так же, как и Фафхрд, знал наверняка, что Ловец Слухов (в особенности ложных, как наиболее ценных) должен обитать одинаково близко как к Индии и бескрайним садам Желтого Племени, так и к варварской Британии и воинственному Риму, как к дышащим испарениями трансэфиопским джунглям, так и к таинственным пустынным равнинам и достающим до звезд пикам за Каспийским морем.

Переполняемые надеждой друзья стреножили верблюдов, взяли факелы и безбоязненно вступили в Бездонные Пещеры: опасность заключалась не в самом визите к Нингоблю, а в мучительной притягательности его советов, которая была столь велика, что человек следовал им независимо от последствий.

Тем не менее Фафхрд заметил:

– Земля разверзлась и поглотила дом Нингобля, но он застрял у нее в глотке. Только бы у нее не началась икота.

Проходя по Дрожащему Мосту, перекинутому через Хлябь Элементарной Истины, которая могла поглотить свет десяти тысяч факелов и не стала бы от этого менее черной, приятели повстречали и молча проскользнули мимо невозмутимого типа в шлеме, признав в нем пришедшего издалека мингола. Их очень озадачил вопрос: был ли мингол посетителем Нингобля или его шпионом – Фафхрд ни на грош не верил в силу ясновидения семи глаз Сплетника, утверждая, что это все мошенничество для слабоумных, и что Нинг собирает сведения с помощью целого сонма разносчиков, сводников, рабов, уличных мальчишек, евнухов и повитух, которые числом превосходят армии двенадцати царей.

С облегчением добравшись до другого берега пропасти, они двинулись мимо устьев множества туннелей, которые Мышелов изучал весьма пристально.

– Может, зайдем в какой-нибудь наудачу, – пробормотал он, – и поищем другой мир? Ахура ведь не Афродита и даже не Астарта.

– Не посоветовавшись с Нингоблем? – возмутился Фафхрд. – И унеся с собой наше проклятие? Давай-ка поторапливайся.

Наконец на свешивающихся с потолка сталактитах они увидели слабый отраженный свет и вскоре уже лезли к его источнику по Лестнице Заблуждений – нагромождению громадных камней. Фафхрд, высоко задирая длинные ноги, шагал с камня на камень, Мышелов двигался прыжками, словно кот. На пути им все чаще попадались мелкие твари, которые сновали под ногами, задевали в медленном полете друзей за плечи или просто сверкали любопытными глазками из трещин и с уступов – приятели явно приближались к Архисоглядатаю.

Они решили не терять время на рекогносцировку и вскоре уже стояли перед большими воротами, верхние прутья которых терялись во мраке, несмотря на горевший перед ними костерок. Однако друзей интересовали не ворота, а привратник – невероятно пузатое существо, сидевшее на полу подле груды глиняных черепков совершенно неподвижно, если не считать легкого движения, напоминавшего потирания рук. Руки – или что там у него было – скрывались под поношенным, но весьма просторным плащом, капюшон которого был наброшен на голову существа. Чуть пониже капюшона с плаща свешивались две громадные летучие мыши.

Фафхрд откашлялся.

Шевеление под плащом прекратилось.

Затем из-под капюшона выползло нечто, что можно было бы принять за змею, если бы вместо головы у нее не находился переливчатый драгоценный камень с темным пятнышком посредине. И все же необычный отросток более всего походил бы на змею, не напоминай он так сильно какой-то экзотический цветок с толстым стеблем. Он принялся поворачиваться туда и сюда, пока не уставился на пришельцев. В этом положении он и застыл, а нарост на его конце засветился чуть ярче. Затем послышалось тихое урчание, и из-под капюшона быстро вылезли еще пять таких же стеблей и тоже нацелились на пришельцев. Шесть черных зрачков расширились.

– Послушай, ты. Толстобрюхий Пожиратель Слухов! – нервно заговорил Мышелов. – Неужто нельзя обойтись без этой игры в гляделки?

При первой встрече с Нингоблем Семиоким люди всегда чувствовали себя немного не в своей тарелке.

– Это неучтиво, Мышелов, – послышался из-под капюшона тонкий дрожащий голосок. – Люди, пришедшие за мудрым советом, не должны начинать разговор с насмешек. Но сегодня я в хорошем настроении и готов выслушать ваши проблемы. Погоди-ка, из какого мира вы с Фафхрдом явились?

– С Земли, и тебе это прекрасно известно. Царь Клочков Лжи и Лоскутов Лицемерия, – тонким голосом ответил Мышелов и подошел поближе. Три глаза продолжали неотступно следить за его передвижениями, а четвертый оставался нацеленным на Фафхрда.

– И снова ты проявил неучтивость, – печально прошептал Нингобль и покачал головой, так что его глаза на стеблях заколыхались. – Думаешь, легко уследить за всеми временами, пространствами и многочисленными мирами? Кстати о времени: не думаете ли вы, что вам самое время оставить меня в покое? Вы непрестанно докучаете мне, и все потому, что когда-то по моей просьбе добыли мне неродившегося упыря, которого мне нужно было расспросить о его родителях. Услуга была плевая, мне только хотелось вас развеселить, и, клянусь Бесследным Божеством, я отплатил за нее сторицей.

– Чушь, Повитуха Секретов, – отозвался Мышелов и бесцеремонно шагнул вперед, вновь обретя присущую ему веселую наглость. – В глубине брюха ты дрожишь от восторга, что имеешь шанс поделиться своими знаниями с такими благодарными слушателями, как мы, и тебе известно об этом не хуже моего.

– Ты так же далек от истины, как я – от разгадки секрета Сфинкса, – заметил Нингобль; при этом четыре его глаза следили за передвижениями Мышелова, пятый не отрывался от Фафхрда, а шестой, изогнувшись вокруг капюшона, появился с другой стороны и подозрительно уставился друзьям в спины.

– Да нет. Древний Разносчик Пересудов, я уверен, что ты был ближе к Сфинксу, чем любой из его каменных возлюбленных. Да и свою пустяковую загадку он явно почерпнул из твоих бездонных запасов.

От столь приятной лести Нингобль задрожал, как желе.

– Тем не менее, – голосом флейты провозгласил он, – сегодня я в хорошем настроении и готов вас выслушать. Но имейте в виду: ваша загвоздка, скорее всего, окажется и мне не по зубам.

– Нам известно, какую ты проявляешь изобретательность перед лицом непреодолимых препятствий, – миролюбиво ответил Мышелов.

– А почему твой друг не подойдет поближе? – внезапно снова забрюзжал Нингобль.

Фафхрд ждал этого вопроса. Ему всегда было не по нутру подлаживаться под настроение того, кто называл себя Величайшим Волшебником и Наушником Богов. Но уж совершенно невыносимым было то обстоятельство, что на плечах у Нингобля висели две летучие мыши, которых он в качестве открытой насмешки над Одином называл Хугин и Мунин [в скандинавской мифологии Один – верховный бог, которому, среди прочих, служили два ворона – Хугин и Мунин]. Для Фафхрда это было делом скорее патриотическим, нежели религиозным. В Одина он верил лишь в минуты сентиментальной расслабленности.

– Убей этих мышей или выкинь их куда-нибудь, и я подойду, – решительно проговорил он.

– На это я вообще отвечать не стану, – обиделся Нингобль, – потому что всем известно, что пререкаться мне не позволяет здоровье.

– Но, Наставник Обманщиков, – бросив уничтожающий взгляд на Фафхрда, замурлыкал Мышелов, – это очень жаль, потому что я как раз собирался попотчевать тебя замысловатым скандалом, который пятничная наложница сатрапа Филиппа утаила даже от своей доверенной невольницы.

– Впрочем, – тут же уступил Многоглазый, – Хугину и Мунину как раз пора кормиться.

Летучие мыши неохотно расправили крылья и неторопливо скрылись во тьме.

Фафхрд сбросил оцепенение и шагнул вперед, стойко выдерживая взгляд удивительных глаз, которые он считал простыми шариками, управлявшимися с помощью хитроумного механизма. Седьмого глаза Нингобля не видел никто, и даже никто не хвастался, что видел, – не считая Мышелова, который утверждал, что это – второй глаз Одина, похищенный у мудрого Мимира [в скандинавской мифологии великан, хозяин источника мудрости, которому Один отдал один глаз за мудрость, содержащуюся в источнике]: сам Мышелов в это не верил, но любил подразнить своего приятеля – Северянина.

– Здорово, Змееглазый, – прогудел Фафхрд.

– А, это ты, пентюх? – небрежно отозвался Нингобль. – Присаживайтесь оба к моему скромному огню.

– Неужто нас не пригласят за большие ворота разделить твою легендарную роскошь?

– Не надо смеяться надо мной, Серый Мышелов. Всем известно, что я – всего-навсего сирый и убогий Нингобль.

Мышелов лишь вздохнул и присел на корточки: он прекрасно знал, что Сплетник более всего дорожит своей репутацией как существа бедного, скромного, смиренного и сдержанного, потому и играет роль собственного привратника, хотя изредка за большими воротами раздавался приглушенный звон систров, сладострастные всхлипы флейты и хихиканье принимавших участие в представлениях театра теней.

По на сей раз Нингобль лишь жалобно покашливал, дрожал от холода и, казалось, грел у огня свои спрятанные под плащом члены. По железу и камню пробегали смутные тени, шуршали вокруг маленькие твари с широко раскрытыми глазами и настороженными ушами, а над ними ритмично колыхались стебли шести глаз. Время от времени Нингобль, будто бы наугад, извлекал из огромной кучи черепок и быстро прочитывал выцарапанный на нем текст, не нарушая ритмичного движения стеблей и, соответственно, течения мыслей.

Мышелов и Фафхрд уселись рядом с ним.

Едва Фафхрд открыл рот, как Нингобль поспешно спросил:

– А что там, дети мои, вы хотели рассказать мне насчет пятничной наложницы?

– Разумеется, Маэстро Лжи, – быстро перебил его Мышелов. – И не столько наложницы, сколько трех евнухов – жрецов Кибелы и рабыни с Самоса – очень смачная и запутанная заварушка. Дай мне немного времени – пусть она поварится у меня в голове, чтобы я мог подать ее тебе без жира преувеличения и с приправами истинных подробностей.

– А пока мы будем дожидаться, когда раскочегарится котелок Мышелова, – небрежно вставил Фафхрд, наконец-то приноровившийся к происходящему, – ты, чтобы тебе не было скучно, можешь разрешить нашу пустячную проблему.