О муравьях и динозаврах

Я опять растерялся:

— Горошина? Прорезь?

— Похоже, вы и впрямь нигде не учились! Ведь всем известно, что компьютер изобрел Вэнь-ван из династии Чжоу.

— Вэнь-ван? Император — мистик и некромант?

— Но-но, потише! Нельзя так непочтительно отзываться о создателе кибернетики.

— Компьютер… Вы, наверно, имеете в виду китайский абак?

— Не знаю, что имеете в виду вы, а я — вычислительное устройство. Если вы не знаете, немного расскажу. Они размером с футбольное поле, их делают из сосновых досок и бамбуковых планок, а в качестве счетных единиц используются маленькие желтые горошины. Чтобы привести устройство в движение, нужна сотня быков! Зато какие маленькие и изящные процессоры — размером всего с небольшой дом. Бамбуковые интегральные схемы изготавливают самые лучшие мастера!

— Но как вы их программируете?

— Постарайтесь хотя бы правильно произносить слова! Вы хотите узнать, как перфорируют бамбуковые планки? Археологам удалось откопать бронзовое сверло императора Вэня, оно хранится в пекинском Национальном дворцовом музее. Версия 3.2 императорской системы И-Цзин содержит более миллиона строк кода, размещенных на тысяче с лишним километрах перфорированных бамбуковых планок…

— Вы наверняка гладиатор, — промурлыкала Вауани и на мгновение прижалась ко мне.

— Может быть, все же закончим регистрацию? — нетерпеливо спросил человек за стойкой. — А потом я попытаюсь еще раз объяснить все это.

Я поднял голову, посмотрел на желтую Землю, опоясанную кольцом, и сказал:

— Похоже, я понимаю. Образование у меня неплохое, и о квантовой механике я кое-что знаю.

— Я тоже, — сказал тип в китайском кителе. — Судя по всему, квантовая теория множественной вселенной верна.

«Коричневая ветровка», похоже, самый образованный из всех нас, медленно кивнул.

— Когда квантовая система делает выбор, вселенная разделяется на две или больше, чтобы охватить все возможности для этого выбора. В итоге получается великое множество параллельных вселенных. Это результат квантовых мультисостояний во вселенском масштабе.

— Мы называем каждую параллельную вселенную нитью, — сообщил регистратор. — Множественная вселенная — это пучок нитей, и вы все собрались с соседних. Поэтому ваши миры более-менее схожи.

— Мы хотя бы понимаем друг друга без переводчиков. — Я едва успел закрыть рот, как Вауани опровергла мои слова. По крайней мере, частично.

— Какие странности вы тут рассказываете! — Она была, определенно, не очень образованной, но зато самой симпатичной. Я думаю, что это слово должно было иметь какой-то смысл в ее мире. Она в очередной раз подошла ко мне и прижалась теплым боком. — Вы действительно гладиатор.

— Ваш мир соединяет нити? — спросил я регистратора.

Тот кивнул:

— Да. Они появляются во время перемещений со скоростью, превышающей световую. «Червоточины» очень малы и быстро исчезают, но возникают снова и снова. Особенно если сверхсветовые перемещения осуществляются в ваших нитях. В таком случае количество «червоточин» быстро нарастает, и все больше людей ошибаются дверью.

— И что же нам теперь делать?

— Никто из вас не имеет права и возможности остаться в нашей нити. Как только мы закончим регистрацию, вам придется вернуться туда, откуда вы вышли.

— Я хочу, чтобы гладиатор вернулся со мной на мою нить, — сказала Вауани.

— Если он того захочет, мы, безусловно, ему поможем. Главное, чтобы он не остался на нашей нити, — регистратор указал на желтую Землю.

— Я хочу вернуться на свою родную нить, — сказал я.

— Какого цвета ваша Земля?

— Голубая, со множеством белых облаков.

— Какой ужас! Пошли со мною на розовую Землю, — проворковала Вауани и для убедительности поманила меня рукой.

— Ну, может, это и круто, но я хочу вернуться на свою родную нить, — холодно ответил я.

Мы поспешно завершили регистрацию.

— Можно я возьму что-нибудь на память? — спросила Вауани.

— Возьмите межнитевую линзу. По одной каждому. — Регистратор показал на стеклянный столик рядом с собой, где лежало несколько таких же стеклянных шаров. — Если вы сейчас соедините их контакты, то, вернувшись на свою нить, сможете видеть изображения со связанной нити.

— Если мой мир связан с миром гладиатора, значит, я смогу видеть его нить даже из дома?! — в счастливом изумлении воскликнула Вауани.

— Не только эту, но и другие связанные нити.

Я плохо понял, что говорил регистратор, но все же взял шарик и прикоснулся встроенной в него пластинкой к такой же пластинке на шарике Вауани. Что-то пискнуло, сообщая, что связь установлена. Потом я подпрыгнул, забрался в «F-18» и несколько минут искал, куда пристроить шар. Едва я успел это сделать, как межнитевая пересадочная станция и желтая Земля исчезли. Я снова оказался над Атлантикой, видел голубое небо и то самое море, к которому привык. После посадки на «Рузвельт» диспетчер сообщил, что я нисколько не задержался: радиоконтакт не прерывался ни на мгновение.

Но у меня сохранился шар, неопровержимо доказывающий, что я действительно побывал на другой нити. Не без труда, но я смог незаметно утащить его с самолета. А в тот же вечер, когда «Рузвельт» пришел в Бостон, я принес его в свою комнату в офицерской казарме. Достав его из сумки, я сразу увидел в нем четкое изображение. Вауани беззаботно шла куда-то у подножия сверкающей, словно хрусталь, горы, над которой развернулось розовое небо с голубыми облаками. Когда я повернул шар в руках, он показал мне другую картинку. То же розовое небо с голубыми облаками, но рядом с Вауани был кто-то еще. Мужчина в летной форме американских ВВС.

Я.

На самом деле все объяснялось очень просто: когда я отказался принять предложение Вауани, вселенная разделилась на две, и сейчас я видел нить иной вероятности.

Межнитевую линзу я хранил всю жизнь. Я наблюдал, как на розовой Земле развивалась любовь Вауани и моего двойника, как они жили отшельниками на хрустальной горе, как они старились, как у них родился целый выводок розовых детей.

Но и на той нити, куда Вауани вернулась одна, она не забыла меня. Через тридцать лет после того, как мы побывали в перепутанных нитях, я увидел в шаре, как она прогуливалась по пляжу с каким-то стариком, держа его под руку. Три луны отбрасывали на песок шесть теней. И в этот самый миг Вауани посмотрела на меня из своего шара. Ее глаза больше не казались голубыми облаками, а лицо вряд ли можно было сравнить с розовым небом. Но ее улыбка была такой же обольстительной, как и прежде. Я отчетливо услышал, как она сказала: «Вы действительно гладиатор!»